Зажмурившись, я отпрянул от двери и попытался осмыслить ситуацию. Где-то рядом послышался голос. Я ничего не понимал. Голос зазвучал громче:

— Волкодав!

Я поднял голову. Мой личный позывной. Я хотел крикнуть, но поперхнулся.

— Да,— прохрипел я, подскочил к двери и заорал.

— Волкодав, где, черт возьми... Я закрыл глаза.

— Сюда, сюда!

— Там,— крикнул голос. Грохот стоял оглушительный.

— Отодвиньтесь подальше, полковник,— произнес кто-то совсем близко.— В угол, и прикройтесь!

Я подчинился. Вжался в угол и прикрыл голову руками. Раздалось пронзительное шипение, за ним мощный взрыв, от которого вздрогнул пол под ногами. Посыпались мелкие осколки, на зубах заскрипел песок. В ноздри хлынул какой-то резкий специфический запах, в голове загудело. С раскатистым звоном дверь рухнула в камеру.

Чьи-то руки подхватили меня и поволокли сквозь клубящуюся пыль к яркому свету. Щурясь, я спотыкался о разбросанные под ногами обломки.

— Убавьте свет,— выкрикнул голос.

Крики и возня уже затихали. Вдалеке нарастали другие звуки, опять донеслись голоса и топот бегущих ног.

Я снова попытался открыть глаза и на этот раз кое-что разглядел. Вокруг загородившей проход громады метались люди. Вплотную к стене стоял фургон с широко распахнутой дверью, из-за которой лучился свет. Мне помогли зайти внутрь, и я увидел провода, катушки, распределительные коробки на новом деревянном каркасе, кое-где укрепленном металлическими уголками. В тесном пространстве сгрудились люди в белой униформе. Через дверь втащили прихрамывающего солдата.

— Теперь все,— крикнул кто-то.— Жми! Свистнула пуля, полетели щепки.

Дверь с грохотом закрылась, фургон задрожал от стука, перешедшего в вой, который становился все тоньше и наконец вышел за пределы слышимости.

Кто-то взял меня за руку.

— Боже, Бриан, досталось же вам здесь!

Это был Рихтгофен. В серой униформе, со ссадиной на лице, он пристально смотрел на меня. Я попытался улыбнуться, но вдруг почувствовал ужасную слабость. Да, для таких переделок годы у меня уже не те.

— Ничего страшного,— выдавил я.— Вы как раз... вовремя.

— Мы отслеживали вашу частоту круглосуточно. Уже думали, потеряли вас, но не оставляли надежды. И вдруг четыре часа назад стал поступать сигнал. Его источник определили локаторами, вышли на эти винные погреба. Был отдан приказ патрульным разведчикам, но они здесь не помещались — места маловато. Тогда мы наскоро сколотили этот бокс и явились сюда.

— А вы быстро,— заметил я, представив себе странствие через проклятую Пустошь в аварийном боксе из сосновых досок. Мной овладела гордость за отважных людей Империума.

— Дайте место полковнику Баярду, ребята,— произнес кто-то.

Для меня освободили участок на полу, набросали на него кителя. При поддержке Рихтгофена я с великим усилием добрался до импровизированного тюфяка и упал на него. Барон еще говорил, но я уже не слышал. Странно, что же задержало тех мясников?.. Не все ли равно? Думать — тяжелый труд, а мне нужен отдых. Да, надо еще что-то сказать, о чем-то предупредить. Но никак не вспомнить...

Я лежу на высоких подушках, под аккуратно расправленным одеялом в солнечной комнате. Она чем-то напоминает другую комнату, в которой я просыпался не так давно, но здесь имеется одно существенное различие. У моей постели сидит Барбра и вяжет лыжные гетры из красной шерсти. Солнечные лучи играют в высоко подобранных медно-рыжих волосах. В ее серых глазах мерцают золотые искорки, лицо ее прекрасно, и мне доставляет наслаждение любоваться ими. После моего возвращения в Империум Барбра каждый день навещает меня, читает, занимает разговорами, кормит супом и взбивает подушки. Выздоравливать в столь приятной обстановке — настоящее блаженство.

Мне дали выспаться двенадцать часов, после чего Рихтгофен, Геринг и еще несколько менее выдающихся представителей различных разведок собрались в моей палате, чтобы выслушать отчет.

После моего рассказа о встрече с Бейлом Геринг что-то шепнул двоим своим подчиненным, и те тотчас покинули комнату. Я изложил все события — трижды. Рихтгофен предупредил, что любые на первый взгляд незначительные детали могут оказаться важными, так что я ничего не опустил.

На мой взгляд, они восприняли новости спокойно. Когда остальные ушли, я вопросительно посмотрел на Рихтгофена.

— Похоже, вы не сильно удивились, узнав об измене одного из высших чинов в разведке Империума.

Рихтгофен ответил серьезно:

— Не очень, Бриан. Мы давно опасались чего-то подобного. Инспектор Бейл исчез, и его не видели почти неделю. Хватились его за день до получения вашего сигнала. Мы боялись предательства и начали расследование. Всплыли любопытные факты, в том числе несколько кратковременных отлучек инспектора в прошлом, о которых он не докладывал. Как руководитель патрульной службы, он мог всюду передвигаться свободно, и никто его не контролировал. По сути, большая часть информации об ИП-два поступала к нам от Бейла. Он легко мог представить ситуацию в выгодном ему свете. Вскрылись нестыковки между поставками компонентов МК-двигателей и тем их количеством, которое использовалось на деле. Ваш опыт вполне соответствует результатам наших проверок. Мы выявили, что несколько первых помощников Бейла тоже отсутствовали, а другие были вовлечены в кое-какие странные предприятия.

— Это плохо. Я рассчитывал поймать его здесь.

— Без сомнения, он побоялся вернуться после вашего побега,— продолжал Рихтгофен.— Вероятно, это положит конец его деятельности в нашем мире.

Но меня не оставляло сомнение. Пошел разговор о мерах, необходимых для создания своего рода станции слежения в мире ИП-два и для восстановления там порядка. Я чувствовал себя обязанным сделать это ради Бриана. Я поинтересовался возможностью вызволения оттуда моих родителей. Рихтгофен заверил меня, что над этими вопросами уже работают.

Однако мы еще не располагали способом отвратить нависшую над Империумом зловещую угрозу. Бейл по-прежнему мог свободно заниматься пиратством. Правда, его перемещения затруднялись поднятыми по тревоге челноками-разведчиками, которыми теперь командовал Геринг. Но никакой вражеской активности пока не отмечалось.

Рихтгофен убеждал меня, что проку от меня сейчас никакого. Если не считать их с Герингом ежедневных посещений, звонка от короля, которого я по-прежнему называл генералом, и умиротворяющего и одновременно волнующего присутствия Барбры по нескольку часов в день, в остальном до поправки я был предоставлен сам себе.

— Если вам лучше, Бриан,— сказала Барбра,— и если сегодня вы съедите весь суп, тогда завтра вечером у вас, может быть, хватит сил принять приглашение его величества и из королевской ложи послушать музыку на императорском балу.

— А доктор позволит? — усомнился я.— Думаю, это всего лишь проявление вежливости.

— Король очень обрадуется, если вы придете, а врач утверждает, что ваши успехи просто поразительны. Вы ведь не против пойти?

— И просто сидеть?

— Но я буду сидеть с вами, Бриан.

— Отлично. Тогда другое дело.

— По-моему, смотреть сверху на празднично одетую публику еще интереснее,— защебетала Барбра.— Это самый блестящий бал в году и единственный, на котором присутствуют все три короля и император со своими супругами. Императорский бал проводят в Стокгольме только раз в три года. Я уже бывала на подобных торжествах, так что на этот раз не прочь просто посидеть и понаблюдать. Так мы даже больше увидим.— Она лучезарно улыбалась.

Нельзя было не улыбнуться в ответ.

— А по какому случаю бал?

— В честь годовщины подписания соглашения о создании Империума. Это веселый праздник.

Так. Здесь могла таиться новая опасность, которую никто не предусмотрел. Я предоставил людям из разведки самим справляться со всеми проблемами, но мне известно о Бейле больше, чем им всем.