— А сегодня вечером можно?

— Конечно.

— Тогда я поеду собирать вещи. До вечера…

Я предвидел некоторые сложности с Эмори, но не слишком большие. Всем на корабле очень хотелось увидеть марсиан, хотелось узнать, из чего они сделаны, расспросить их о марсианском климате, болезнях, составе почвы, политических убеждениях и грибах (наш ботаник просто помешан на всяких грибах, а так ничего парень), но пока что только четырем или пяти действительно удалось-таки увидеть марсиан. Большую часть времени команда корабля занималась раскопками древних городов и акрополей. Мы строго соблюдали правила игры, а туземцы были замкнуты, как японцы XIX века. Я не рассчитывал встретить особое сопротивление моему переезду и оказался прав.

У меня даже создалось впечатление, что все были этому рады.

Я зашел в лабораторию гидропоники поговорить с нашим грибным фанатиком.

— Привет, Кейн. Уже вырастил поганки в этом песке?

Он шмыгнул носом. Он всегда шмыгает носом. Наверное, у него аллергия на растения.

— Привет, Гэлинджер. Нет, с поганками ничего не вышло, а вот ты загляни за гараж, когда будешь проходить мимо. У меня там растет пара кактусов.

— Тоже неплохо, — заметил я.

Док Кейн был, пожалуй, моим единственным другом на корабле, не считая Бетти.

— Послушай, я пришел попросить тебя об одном одолжении.

— Валяй.

— Мне нужна роза.

— Что?

— Роза. Ну знаешь, такая красная, с шипами, и пахнет приятно.

— Думаю, в этом песке она не приживется. Шмыг, шмыг.

— Да нет, ты не понял. Я не собираюсь ее сажать. Мне нужен сам цветок.

— Придется использовать баки, — он почесал свой лысый купол. — Это займет месяца три, не меньше, даже если форсировать рост.

— Ну так как, сделаешь?

— Конечно, если ты не прочь подождать.

— Да ради Бога! Собственно, три месяца — это как раз к отлету и будет.

Я огляделся по сторонам: бассейны кишащей слизи, лотки с рассадой.

— Я сегодня перебираюсь в Тиреллиан, но появляться здесь буду часто, так что зайду, когда она расцветет.

— Перебираешься туда? Мур говорит, что они исключительно разборчивы.

— Ну, значит, они сделали для меня исключение.

— Похоже на то, хотя я все равно не представляю, как ты выучил их язык. Мне-то и французский с немецким с трудом давались, но я на той неделе слышал за обедом, как Бетти демонстрировала свои познания. Звучит как нечто потустороннее. Она говорит, что это напоминает разгадывание кроссворда в «Таймс», когда одновременно надо еще и подражать птичьим голосам.

Я рассмеялся и взял предложенную сигарету.

— Да, язык сложный, но, знаешь, это как найти совершенно новый класс грибов — они бы тебе по ночам снились.

Его глаза заблестели.

— Да, это было бы здорово. Знаешь, может, еще и найду.

— Может, и найдешь. Посмеиваясь, он проводил меня до двери.

— Сегодня же займусь твоими розами. Ты там смотри не перетрудись.

— Будь спокоен.

Как я и говорил: помешан на грибах, а так парень ничего.

Мои апартаменты в Цитадели Тиреллиана примыкали непосредственно к храму. По сравнению с тесной каютой мои жилищные условия значительно улучшились. Кроме того, кровать оказалась достаточно длинной, и я в ней помещался, что было достойно удивления.

Я распаковал вещи и сделал шестнадцать снимков храма, а потом взялся за книги.

Я снимал до тех пор, пока мне не надоело переворачивать страницы, не зная, что на них написано. Я взял исторический труд и начал переводить.

Я спросил себя, что, черт возьми, имеет в виду Тамур? Он же историк и должен придерживаться фактов. Не было же это их Апокалипсисом! Или было? Почему бы и нет? Я задумался. Горстка людей в Тиреллиане — очевидно, все, что осталось от высокоразвитой цивилизации. У них были войны, но не было оружия массового уничтожения, была наука, но не было высокоразвитой технологии. Чума, чума, которая не убивает… Может, она всему виной? Каким образом, если она не смертельна?

Я продолжил чтение, но природа чумы не обсуждалась. Я переворачивал страницы, заглядывал вперед, но все безрезультатно.

М'Квийе! М'Квийе! Когда мне позарез нужно задать тебе вопрос, тебя, как на грех, нет рядом.

Может, пойти поискать ее? Нет, пожалуй, это неудобно. По негласному уговору я не должен был выходить из этих комнат. Придется подождать.

И я чертыхался долго и громко, на разных языках, в храме Маланна, несомненно, оскорбляя тем самым его слух.

Он не счел нужным сразить меня на месте. Я решил, что на сегодня хватит, и завалился спать.

Я, должно быть, проспал уже несколько часов, когда Бракса вошла в мою комнату с крошечным светильником в руках. Я проснулся оттого, что она дергала меня за рукав пижамы.

— Привет, — сказал я.

А что еще я мог сказать?

— Я пришла, — сказала она, — чтобы услышать стихотворение.

— Какое стихотворение?

— Ваше.

— А-а-а.

Я зевнул, сел и сказал то, что люди обычно говорят, когда их будят среди ночи и просят почитать стихи:

— Очень мило с вашей стороны, но вам не кажется, что сейчас не самое удобное время?

— Да нет, не беспокойтесь, мне удобно, — сказала она.

Когда-нибудь я напишу статью для журнала «Семантика» под названием «Интонация: недостаточное средство для передачи иронии».

Но я все равно уже проснулся, так что пришлось взяться за халат.

— Что это за животное? — спросила она, показывая на шелкового дракона у меня на отвороте.

— Мифическое, — ответил я. — А теперь послушай, уже поздно, я устал. У меня утром много дел. И М'Квийе может просто неправильно понять, если узнает, что ты была здесь.

— Неправильно понять?

— Черт возьми, ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду!

Мне впервые представилась возможность выругаться по-марсиански, но пользы это не принесло.

— Нет, — сказала она, — не понимаю.

Вид у нее был испуганный, как у щенка, которого отругали неизвестно за что.

— Ну-ну, я не хотел тебя обидеть. Понимаешь, на моей планете существуют определенные… э-э… правила относительно лиц разного пола, остающихся наедине в спальне и не связанных узами брака… э-э… я имею в виду… ну, ты понимаешь, о чем я говорю.

— Нет.

Ее глаза были как нефрит.

— Ну, это вроде… Ну, это секс, вот что это такое. Словно две зеленые лампочки зажглись в ее глазах.

— А-а, вы имеете в виду — делать детей?

— Да. Точно. Именно так.

Она засмеялась. Я впервые услышал смех в Тиреллиане. Звучал он так, будто скрипач водил смычком по струнам короткими легкими ударами. Впечатление не особенно приятное, уже хотя бы потому, что смеялась она слишком долго.

Отсмеявшись, она пересела поближе.

— Теперь я поняла, — сказала она, — у нас раньше тоже были такие правила. Полпроцесса тому назад, когда я была еще маленькая, у нас были такие правила. Но… — казалось, она вот-вот опять рассмеется, — теперь в них нет необходимости.

Мои мысли неслись, как магнитофонная лента при перемотке.

Полпроцесса! Нет! Полпроцесса — это примерно двести сорок три года!

Достаточно времени, чтобы выучить 2224 танца Локара.

Достаточно времени, чтобы состариться, если ты человек.

Я имею в виду — землянин.

Я посмотрел на нее: бледную, как белая королева в наборе шахмат из слоновой кости.

Бьюсь об заклад, она была человеком — живым, нормальным, здоровым. Голову дам на отсечение — женщина, мое тело…