— У тебя на все есть ответ, — сказал он. — И я поверил бы тебе, если б ты могла ответить еще на один вопрос: зачем я здесь оказался? По какой причине? С помощью каких сил? Как получилось, что судьба хранила меня тысячу лет христианской эры, тогда как другие вокруг меня старели и умирали? Можешь ты раскрыть мне то, чего не мог раскрыть Калиостро?

— Да, — отвечала она. — Думаю, что могу.

Ланселот встал и принялся ходить по комнате. Испуганная кошка метнулась с дивана в дальнюю комнату. Потом он остановился, схватил свою трость и направился к двери.

— Поистине мне стоило прождать тысячу лет, чтобы наконец увидеть, как ты испугался, — бросила она.

Он резко остановился.

— Это нечестно, — сказал он.

— Знаю. Но сейчас ты вернешься и сядешь на место. Он уже улыбался, когда снова уселся за стол.

— Что ж, говори, — потребовал он. — Как ты себе это представляешь?

— Это чары. Последнее колдовство Мерлина. Вот как я думаю.

— Мерлин? Заколдовал меня? Но зачем?

— Ходили сплетни, что этому старому козлу как-то удалось затащить леди Вивиан в лес, и ей пришлось в качестве самозащиты воспользоваться одним из его же собственных заклятий — тем самым, которое навеки погружает в сон. Если это было то самое заклятье — а я считаю, что это было именно оно, — тогда по крайней мере вторая половина этой сплетни не соответствует истине. От этого заклятья нет защиты, однако действие его не вечно и длится примерно тысячу лет, а затем Мерлин должен проснуться. Думаю, последнее, что он сумел сделать, прежде чем впасть в сон, это опутать тебя чарами, чтобы в момент его пробуждения ты был у него под рукой.

— Что ж, это вполне возможно, только зачем я могу ему здесь понадобиться?

— Если бы мне самой пришлось путешествовать во времени, то я желала бы иметь спутника, союзника в незнакомой эпохе. И если бы у меня был выбор, я бы желала, чтобы им оказался величайший герой моего времени.

— Мерлин… — задумчиво произнес он. — Да, весьма возможно, что все произошло именно так, как ты говоришь. Прости меня, но я сейчас в таком состоянии. Весь мой мир внезапно рухнул. Вся моя долгая жизнь… И если это правда…

— Я уверена, что это правда.

— Если это правда… Ты сказала, тысячу лет?

— Или около того.

— Значит, как раз наступает срок.

— Знаю. И не верю, что наша сегодняшняя встреча — простая случайность. Тебе судьбой предназначено встретиться с ним, когда он проснется, а это очень скоро должно случиться. Однако судьбой же было предопределено, чтобы сперва ты встретился со мной и получил предостережение.

— Предостережение? О чем?

— Он безумен, Ланселот. Многие из нас испытали огромное облегчение, когда он уснул. Если бы Артурово королевство в конечном итоге не распалось в результате раздоров, оно, так или иначе, развалилось бы благодаря его деятельности.

— В это мне трудно поверить. Он всегда был немного странным — разве можно до конца понять волшебника? — а в последние свои годы он действительно казался по меньшей мере слегка чокнутым. Но злонамеренности в нем я не ощущал никогда.

— Да никакой злонамеренности в нем и не было. Просто его представления о нравственности несколько отличались от общепринятых, казались странными и опасными. Так бывает с запутавшимися идеалистами. В тот примитивный век, да еще имея такой послушный инструмент, как король Артур, он был способен сотворить легенду. Сегодня, в эпоху чудовищных видов оружия, имея в своем распоряжении послушного политического лидера, он мог бы устроить нечто поистине кошмарное. Например, увидел бы какую-то несправедливость и заставил свою марионетку исправить ее. Он сделал бы это во имя тех же высоких идеалов, которым служил всегда. Но результатов своего деяния он бы оценить не успел — было бы слишком поздно. Где уж ему — даже если бы он сохранил рассудок. Он же понятия не имеет о современных международных отношениях.

— Но что же теперь делать? И какова моя роль во всем этом?

— По-моему, тебе нужно вернуться назад, в Англию, и присутствовать при его пробуждении. Тогда ты узнаешь точно, чего он хочет, и сможешь попытаться договориться с ним.

— Ну, не знаю… Да и как мне его найти?

— Ты же нашел меня. Когда придет время, ты сам окажешься в нужном месте. Уверена. Это предопределено. Видимо, это было частью заклятья. Найди его. Но не доверяй ему.

— Не знаю, Моргана. — Он посмотрел на стену невидящим взором. — Просто не знаю…

— Ты ждал так долго, а теперь боишься все узнать до конца?

— Ты права — по крайней мере в этом. — Он сплел пальцы и опустил на них подбородок. — Не знаю, что я буду делать, если он действительно вернется… Попытаться с ним договориться? Да, пожалуй… Еще что-нибудь можешь посоветовать?

— Нет. Ты просто должен быть там.

— Ты же изучала мою руку. Ты владеешь этим искусством… Что ты там увидела?

Она отвернулась.

— Там все неясно…

В ту ночь ему снились сны. Ему временами снились такие сны — о давно минувших днях. Вот все они сидят за огромным Круглым Столом, как прежде. И Гавэйн, и Персеваль. Галахад… Он заморгал. Нет, сейчас все было иначе. Чувствовалось какое-то напряжение, как будто перед грозой… Мерлин стоял в дальнем конце зала, руки спрятаны в длинных рукавах, взлохмаченные волосы и борода совершенно седые, выцветшие глаза уставились в пространство — на что, на кого, понять невозможно…

После, казалось, бесконечного ожидания возле двери возникло красноватое сияние. Все взгляды устремились туда. Бесформенное пятно света становилось все ярче и медленно двигалось по залу. Слабо запахло чем-то сладковатым, зазвучали мягкие струнные аккорды… Постепенно пятно начинало обретать форму, сперва центральная его часть, а потом и все остальное все более и более напоминало своими очертаниями чашу…

Он почувствовал, что невольно встает и медленно идет к ней через огромный зал, беззвучно и целенаправленно, словно плывя на большой глубине под водой…

Вот он настигает ее, протягивает руку…

Его рука прошла светящийся крут до самого центра, до сияющей чаши и сквозь нее…

И тут же свет погас. Очертания чаши дрогнули, пошли волнами, она свернулась, словно цветок, угасая, угасая, пока не исчезла совсем…

И тут раздался грохот. Он прогремел по всему залу, эхом отражаясь от стен. То был взрыв смеха.

Ланселот обернулся и посмотрел на них. Они сидели вокруг Стола, наблюдая за ним, смеясь. Даже Мерлин выдавил какой-то смешок.

Внезапно в руке Ланселота оказался его длинный меч, он поднял его и устремился к Столу. Рыцари, сидевшие с его края, бросились врассыпную, когда он обрушил тяжелый клинок на Стол.

Стол раскололся пополам и рухнул. Стены задрожали.

Дрожание их не прекращалось. Из стен начали выпадать камни, обрушилась потолочная балка. Он поднял руку.

Весь замок рушился, вокруг него стоял грохот, сквозь который по-прежнему продолжал звучать смех.

Он проснулся мокрым от пота и долго лежал неподвижно. Утром он купил билет до Лондона.

Лишь два-три самых простых звука естественного происхождения сопровождали его в тот вечер, когда он шел, опираясь на свою трость. Он уже дней десять бродил по Корнуоллу, но не обнаружил никаких намеков на то, где следует искать. И решил, что останется еще на два дня, после чего бросит поиски и уедет.

Сейчас его донимали ветер и дождь. Он ускорил шаг. Только что зажегшиеся на небе звезды то и дело скрывались за полосами тумана и густыми облаками, которые, как чудовищные грибы, вырастали то тут, то там. Он шел меж деревьями, потом остановился и снова зашагал вперед.

— Не надо было здесь так долго задерживаться, — пробормотал он. Затем, после некоторой паузы, добавил: — «Nel mezzo del cammin di nostra vita mi ritrovai per una selva oscur»[11]. — Он рассмеялся и остановился под деревом.

Дождь был несильный. Скорее морось, густой туман. Яркое пятно на небе указывало, где теперь находится луна, окутанная облачной дымкой.