— Я просто с самого начала хочу четко и ясно заявить о своей позиции. Я всегда опасался, что ты можешь совершить что-нибудь необратимое, что фатально скажется на всемирном равновесии сил. Я желал бы сообщить тебе, что не стану в этом участвовать.

— Признай, однако: ты не представляешь, что я мог бы сделать, что я могу сделать.

— Не представляю. И именно поэтому опасаюсь тебя. Что же ты намерен сделать?

— Ничего. Пока — ничего. Просто хочу оглядеться и сам увидеть хотя бы некоторые из тех перемен, о которых ты говорил. И уж потом поразмыслить, какие несправедливости следует исправить, кого следует наказать, кого выбрать в герои и защитники человечества. Я все это покажу тебе, и тогда ты сможешь опять вернуться к своему былому занятию.

Ланселот вздохнул:

— Бремя доказательств лежит на том, кто их выдвигает. Но твоих доводов для меня теперь недостаточно.

— Боже правый! — воскликнул Мерлин. — Как это грустно! Столько времени ждать и дождаться такой вот встречи! Ты потерял веру в меня, Ланселот. А ведь силы мои уже возвращаются ко мне. Разве ты не чувствуешь запаха волшебства вокруг?

— Я ощущаю нечто, чего не испытывал уже очень давно.

— Проспать несколько веков очень полезно для здоровья — это бережет и укрепляет силы. А через некоторое время, Ланс, я стану даже могущественнее, чем когда-либо. И ты все еще сомневаешься, что у меня хватит сил повернуть вспять стрелки часов?

— Я сомневаюсь, что это хоть кому-нибудь принесет пользу. Прости меня, Мерлин. Мне тоже неприятно, что все так получилось. Но я слишком долго жил, слишком много видел, слишком много знаю о том, сколь сложен нынешний мир, чтобы доверять мнению кого-то одного, пусть даже готового этот мир спасти. Оставь его в покое, Мерлин. Ты для него — таинственная и почитаемая легенда. Я и сам не понимаю, кто ты такой на самом деле. Но воздержись от использования своей силы в форме этаких крестовых походов. Сделай теперь что-нибудь другое. Стань врачом, чтобы победить страдания людей. Стань художником. Стань профессором истории, антикваром. Черт возьми, стань, наконец, общественным критиком, социальным реформатором и раскрывай людям глаза на зло, которое видишь, чтобы они становились лучше.

— Неужели ты действительно полагаешь, что меня могут удовлетворить подобные занятия?

— Человек находит удовлетворение в различных вещах и занятиях. Это зависит от самого человека, а не от его занятий. Я лишь хочу сказать, что тебе не следует пользоваться своим могуществом, пытаясь осуществить перемены в обществе путем насилия, как мы это делали когда-то.

— Какие бы изменения мир ни претерпел, самое смешное заключается в том, что время сделало тебя пацифистом.

— Ты ошибаешься.

— Сознайся: ты в конечном итоге просто стал бояться звона мечей! Оценщик! Какой же ты рыцарь!

— Я рыцарь, который оказался не в том времени и не в том месте. Мерлин.

Волшебник пожал плечами и отвернулся.

— Что ж, да будет так. Хорошо, что ты решил все это мне сказать сразу. Спасибо. Подожди минутку.

Мерлин ушел в дальнюю часть пещеры и через несколько минут вернулся, переодетый в новые одежды. Эффект был разительный. Теперь он выглядел куда более аккуратным и опрятным. Белоснежные борода и волосы потемнели, и лишь кое-где была в них заметна сильная проседь. Поступь стала более уверенной и твердой. В правой руке Мерлин держал свой волшебный посох, но на него не опирался.

— Пойдем-ка прогуляемся вместе, — сказал он.

— Сегодня скверная погода.

— Не такая уж скверная, как в ту ночь, когда ты от меня ушел. Да и места здесь иные.

Проходя мимо желтого рыцаря, он щелкнул пальцами возле забрала его шлема, и тот, звякнув латами, двинулся за ним.

— Кто это?

— Никто, — отвечал Мерлин, протягивая руку к шлему рыцаря и поднимая забрало. Под шлемом была пустота. — Это просто волшебные латы, их приводит в движение некий дух. Довольно неуклюжий, надо признать, поэтому я и не доверил ему дать мне эликсир при моем пробуждении. Однако слуга он великолепный — в отличие от некоторых. Необыкновенно сильный и быстрый. Даже будучи на вершине своей рыцарской славы, ты не сумел бы одолеть его. Мне ничто не страшно, когда он со мной. Идем, я хочу кое-что тебе показать.

— Хорошо.

Ланселот вышел из пещеры и последовал за Мерлином и полым рыцарем. Дождь уже прекратился, ветер тоже стих. Они оказались на освещенной лунным светом поляне, над которой бродили клочья тумана; вокруг сверкала мокрая трава. Вдали возвышались какие-то смутные силуэты.

— Ох, извини, — сказал Ланселот. — Я забыл в пещере свою трость.

Он повернулся и пошел обратно.

— Да-да, прихвати свою трость, старичок, — откликнулся Мерлин. — Ведь силы твои уже на исходе.

Когда Ланселот вернулся, Мерлин стоял, опершись на посох, и смотрел вдаль.

— Теперь пойдем вон туда, — сказал он. — Там ты найдешь ответы на все свои вопросы. Я постараюсь идти не очень быстро, чтобы не утомлять тебя.

— Утомлять меня?

Волшебник захихикал и двинулся вперед. Ланселот последовал за ним.

— Разве ты не чувствуешь легкой усталости? — спросил Мерлин.

— Да, признаться, чувствую. А ты знаешь, что это со мною?

— Разумеется. Я снял чары, которые защищали тебя все эти годы. И сейчас ты ощущаешь первые проявления своего истинного возраста. Этот процесс займет еще некоторое время, пока старость не преодолеет естественное сопротивление твоего тела. Но она тебя уже нагоняет.

— Зачем ты это со мною сделал?

— А я поверил твоим заявлениям о том, что ты не пацифист. Ты говорил достаточно страстно, чтобы догадаться: ты можешь дать мне отпор, противостоять мне. Этого я допустить не мог, поскольку прекрасно знал, что ты силен по-прежнему и способен воспользоваться своей силой, которой стоит опасаться даже волшебнику. Так что я сделал то, что и следовало сделать. Благодаря моему волшебному могуществу ты сохранил свою силу; без моих чар сила твоя скоро иссякнет. Мы могли бы снова стать неплохими союзниками, однако я понимаю: теперь это невозможно.

Ланселот споткнулся, с трудом удержался на ногах и дальше пошел прихрамывая. Полый рыцарь неотступно следовал по правую руку от Мерлина.

— Ты говоришь, что цели твои благородны, — сказал Ланселот. — Но я тебе не верю. Может, в былые времена так оно и было. Но теперь не только времена изменились. Ты и сам стал другим. Разве ты этого не чувствуешь?

Мерлин глубоко вздохнул и выдохнул облако тумана.

— Вероятно, это у меня наследственное, — произнес он задумчиво. И тут же добавил: — Шучу, шучу. Конечно, я тоже изменился. Все меняется. Ты и сам тому прекрасный пример. Но то, что ты считаешь во мне переменой к худшему, лишь слабый отголосок неразрешимого конфликта, возникшего меж нами из-за происшедших в нас обоих перемен. Но я по-прежнему придерживаюсь благородных идеалов Камелота.

Плечи Ланселота теперь согнулись, обвисли, дыхание участилось. Неясные силуэты вокруг устрашающе нависали над ними.

— Да я же знаю это место! — воскликнул он внезапно. — И в то же время не узнаю его… Стоунхендж ныне выглядит совсем иначе! Даже в Артуровы времена он вовсе не был таким великолепным! Как мы сюда попали? Что произошло?

Он остановился передохнуть, и Мерлин тоже встал, чтобы дать ему такую возможность.

— Нынче ночью мы с тобой прошли путь, разделяющий два мира, — сказал он. — И сейчас находимся в Царстве фей, а это настоящий Стоунхендж, святилище. Я специально растянул границы миров, чтобы он здесь оказался. Желай я тебе зла, я бы мог отправить тебя туда и запереть там навеки. Однако лучше все же тебе обрести наконец хоть какой-то покой. Идем.

Ланселот, спотыкаясь, последовал за ним к огромному кругу из поставленных торчмя гигантских камней. С запада прилетел, разгоняя туман, легкий ветерок.

— Что ты хотел сказать этими словами — «хоть какой-то покой»?

— Чтобы полностью восстановить и преумножить свое могущество, мне необходимо принести здесь жертву.