Рэндом сдвинулся чуть вперед и вправо. Я повернулся лицом к грифону и протянул ему свою левую руку, как если бы, например, здоровался с незнакомой собакой. Впрочем, довольно медленно протянул. Наш геральдический приятель уже давно встал, выпрямился и теперь как раз разворачивался мордой ко мне.

Он довольно долго и внимательно изучал Ганелона, стоявшего поодаль, слева от меня. Потом уставился на мою протянутую руку. Потом снова низко-низко опустил голову и поскреб клювом землю, в точности как прежде, и очень тихо что-то прокаркал; потом поднял голову, медленно вытянул ее по направлению ко мне, подтащил поближе свой огромный хвост, чтобы было удобнее, и коснулся клювом моих пальцев. Затем повторил все представление сначала. Тогда я осторожно положил руку ему на голову. Виляние хвостом усилилось, но голова оставалась неподвижной. Я нежно почесал ему шею, и грифон стал медленно подставлять ее под мои пальцы: ему явно было это очень приятно. Я убрал руку и отступил на шаг назад.

— По-моему, мы с ним друзья, — тихонько проговорил я. — Теперь ты, Рэндом.

— Ты что, смеешься?

— Нет. Я совершенно уверен: это безопасно. Попробуй.

— А что, если ты ошибаешься?

— Тогда я перед тобой извинюсь.

— Ничего себе!..

Рэндом подошел к грифону и протянул к нему руку Тот по-прежнему вел себя исключительно дружелюбно.

— Ну хорошо, — сказал Рэндом примерно минуту спустя, все еще почесывая грифону шею, — и что мы этим доказали?

— То, что это всего лишь сторожевой пес.

— И что же он стережет?

— Ну разумеется, Путь!

— В таком случае я утверждаю, — заявил Рэндом, отступая назад, — что работа этого сторожа оставляет желать лучшего. — Он указал на темный сектор. — Что, собственно, объяснимо, если он так же дружелюбен ко всем тем, кто не ест ни овса, ни лошадей.

— А по-моему, в этом отношении он как раз весьма разборчив. Возможно также, что его посадили здесь уже после того, как Путь был разрушен — на случай возобновления подобных злостных попыток.

— И кто же его здесь посадил?

— Это я и сам хотел бы узнать. Кто-то из наших сторонников, видимо.

— Что ж, попробуй собрать дополнительные доказательства своей теории. Теперь вели Ганелону погладить эту собачку.

Ганелон не двинулся с места.

— А может, у членов вашего семейства какой-нибудь запах особый, — сказал он в конце концов, — и грифон по нему отличает уроженцев Амбера? Нет уж, спасибо, тут я пас.

— Ладно. Это не так уж и важно. Ну а что ты вообще можешь сказать обо всем случившемся?

— Из двух группировок, борющихся за право сидеть на троне Амбера, — сказал Ганелон, — сильнее та, которую представляют Брэнд, Фиона и Блейз; у них, как ты сам говорил, гораздо больше знаний и возможностей воздействовать на те силы, что вьются вокруг Королевства. Брэнд ничего толком не рассказал тебе — разве что ты сам умудрился видеть кое-какие происшествия, к которым он мог иметь отношение, — однако, согласно моему предположению, нанесенный Пути ущерб наглядно демонстрирует те средства, благодаря которым союзники этой группировки завоевали доступ в Амбер. Благодаря действиям одного или нескольких из этих союзников и возникла, например, Черная Дорога. Если сторожевой пес, посаженный здесь, реагирует на запах членов вашей семьи или еще на какую-то подобную информацию, заложенную во всех вас, то это значит, что он преспокойно мог сидеть здесь и не чувствовать ни малейшей потребности вмешиваться, пока творилось зло.

— Возможно, ты прав, — заметил Рэндом. — А что ты думаешь насчет способа, которым они воспользовались?

— Если хочешь, — сказал Ганелон, — я вам это продемонстрирую, но только мне кое-что для этого нужно.

— А что именно?

— Идите сюда, — пригласил он, направляясь к краю площадки, на которой горел Огненный Путь.

Я последовал за ним, Рэндом тоже. Грифон осторожно крался со мною рядом.

Ганелон повернулся и протянул руку:

— Корвин, можно тебя побеспокоить? Передай мне, пожалуйста, тот кинжал, что я подобрал там.

— Пожалуйста, — произнес я, вытаскивая кинжал из-за пояса и протягивая ему.

— Ты так и не сказал, что для этого нужно? — снова спросил требовательным тоном Рэндом.

— Кровь принца Амбера, — ответил Ганелон.

— Не уверен, что эта идея мне по вкусу, — покачал головой Рэндом.

— Тебе придется лишь уколоть палец этим кинжалом, — сказал Ганелон, протягивая ему клинок, — чтобы капля твоей крови упала на линию Пути.

— И что случится тогда?

— Давай попробуем и увидим. Рэндом посмотрел на меня:

— А ты что скажешь?

— Давай-давай! По крайней мере, что-то выясним. Это действительно интересно.

Он кивнул, взял из рук Ганелона кинжал и оцарапал им кончик своего левого мизинца. Потом выдавил капельку крови, держа палец точно над светящейся линией Пути. Красная капля чуть увеличилась, задрожала и упала вниз.

И тут же там, где она коснулась Пути, взвился столб дыма и послышался негромкий треск.

— Черт меня побери! — воскликнул явно восхищенный Рэндом.

Крошечное пятно на поверхности Пути уже достигло размеров серебряного доллара.

— Ну вот вам, пожалуйста! — сказал Ганелон. — Именно так это и было сделано.

Пятнышко действительно выглядело в точности так же, как и огромное пятно в центре Пути, справа от нас. Грифон, вытянув шею, издал короткий пронзительный вопль и быстро отпрянул, испуганно вертя головой и глядя на каждого из нас по очереди.

— Спокойно, приятель, спокойно, — пробормотал я, снова почесывая ему шею.

— Но что могло вызвать появление такого большого… — начал было Рэндом и понимающее закивал головой.

— Действительно, следов нет, — заметил Ганелон. — Однако я не вижу никаких следов и на том месте, где только что был уничтожен твой Яго.

— Значит, кровь Амбера, — задумчиво проговорил Рэндом. — Дорогой Ганелон, ты сегодня прямо-таки переполнен различными догадками и предвидениями, а?

— Спроси Корвина, пусть расскажет тебе о Лоррен, о той стране, где я так долго прожил, — сказал Ганелон, — и о том месте, где начинается Черный Круг. Я весьма чувствителен к воздействию этих сил, хотя знаю их скорее на расстоянии. Но их природа становилась мне все яснее с каждым вашим новым рассказом. Да, сейчас я научился даже кое-что интуитивно предугадывать в действиях этих сил, ибо теперь мне известно гораздо больше. Спроси Корвина, высоко ли он оценивает своего генерала, его ум и способность предугадывать события.

— Корвин, — сказал Рэндом, — дай-ка мне ту проколотую карту.

Я вытащил ее из кармана и разгладил. Сейчас кровавые пятна на карте выглядели еще более зловещими. И еще одно поразило меня: я не мог поверить, что это работа Дворкина, мудреца, мага, Мастера Линии и наставника детей Оберона, но только сейчас мне пришло в голову, что кто-то другой оказался способен сделать нечто подобное. И хотя общий стиль казался в какой-то степени знакомым, это была не его работа. Не Дворкина. Но где же я раньше видел столь уверенную линию, не такую непринужденную, правда, как у старого Мастера? На этом рисунке каждый штрих был как бы тщательнейшим образом продуман еще до того, как перо коснулось бумаги. И еще кое-что было здесь не так: некое нарочитое подчеркивание отдельных черт, как если бы художник работал под воздействием собственных старых воспоминаний или чужих описаний, а не видя перед собой живой объект.

— Карту, пожалуйста, Корвин, — напомнил мне Рэндом.

Именно то, как он это сказал, и заставило меня колебаться. Я почувствовал, что он примерно на шаг впереди меня в опознании чего-то очень важного, и это ощущение мне совсем не понравилось.

— Не забывай: я только что по твоей просьбе чесал этого старого урода, а потом пожертвовал во имя общего дела собственной кровью, так что давай-ка сюда карту.

Я отдал ему карту, и мое беспокойство усилилось, когда он, зажав ее в руке, сдвинул брови. Я почему-то вдруг почувствовал себя исключительно глупым. Неужели одна ночь в Тир-на Ног'тхе способна так замедлить деятельность мозга? Почему…