Наконец он выпрямился и сделал шаг к двери, но тут же отпрянул. Запах слишком сильный… А если и он отравится?

Мишель вернулся на кухню, нашел тряпку и наполнил ведерко пресной водой. Намочив ткань, он обвязал ею лицо.

Ударом ноги мальчик распахнул дверь. В кубрике было темно, и Мишель включил фонарик. Обходя лежавшие прямо на полу человеческие тела, он прошел к иллюминаторам и распахнул их настежь.

Стараясь не дышать, мальчик выскочил обратно в коридор. Пусть сквозняком выдует пары газа. Пытаясь заглушить собственное нетерпение и беспокойство, Мишель решил, что морякам хорошо сейчас глотнуть чего-нибудь горячего, и отправился на камбуз готовить кофе.

Он машинально делал все, что необходимо, а сам все гадал, какую картину застанет, вернувшись в кубрик.

Минут через двадцать два больших кофейника были готовы. Мишель взял один из них и, прихватив корзинку со стаканами, пошел обратно.

Надеясь, что помещение успело достаточно проветриться, он зажег фонарик и бесстрашно шагнул внутрь.

Жуткая картина открылась его взору.

Здесь находились, по-видимому, все члены экипажа. Одни лежали на койках, другие — поперек перевернутых лавок, третьи — прямо на полу.

Взволнованный страшным зрелищем, Мишель совершенно растерялся. На неподвижных лицах не было видно ни малейших признаков жизни.

Но тут он заметил, что грудь матроса, лежавшего к нему ближе других, чуть заметно колышется. А из глубины помещения вдруг донесся раскатистый храп! Мальчику хотелось прыгать от радости, смеяться, петь… но вместо этого он принялся лихорадочно искать брата.

Вскоре он наткнулся на растянувшегося на полу боцмана. Но, заглянув в лицо каждому из спящих матросов, мальчик вынужден был признать очевидное: Даниеля в кубрике не было.

Горло у него перехватило от горя. Борясь с подступающими слезами, он снова и снова обходил кубрик. Судя по всему, матросы, лежащие на койках, отдыхали после дежурства, когда начал действовать газ, а те, что валялись на полу, несли вахту в момент нападения пиратов.

Но здесь не оказалось ни капитана Памье, ни лейтенанта Тревье!

Пощупав пульс одному-другому, Мишель убедился, что матросы спят. Он сходил на палубу за ведерком с водой и тряпкой и попробовал потереть лоб и виски спящих. Три раза пришлось мальчику наполнять ведро, прежде чем он достиг хоть какого-то результата.

Наконец, один за другим, матросы начали ворчать и морщиться от холодных компрессов. Мишель пытался говорить с ними, тормошил, уговаривал проснуться… Но разве можно словами победить действие усыпляющего газа?

Они проспали уже пять часов. Но, может быть, теперь, когда в кубрик проник свежий воздух, этот кошмар прекратится?

Ведь вода продолжала и продолжала поступать в машинное отделение…

Наконец один из матросов — кажется, смазчик — открыл глаза. Но тут же снова зажмурился от яркого света. Затем еще раз, уже более осторожно, приподнял веки.

— Голова!.. — простонал он.

Мишель почувствовал горячую симпатию к этому человеку, в общем-то незнакомому — за время плавания он не обменялся с ним и несколькими словами. Но это был первый друг, которого он встретил после многих часов одиночества, часов таких напряженных, что они вполне могли показаться сутками.

Мишель засуетился — помог матросу приподняться, посадил его, прислонив к переборке. Затем принес чашку кофе и, поддерживая голову "больного", влил ему в рот несколько глотков еще горячей жидкости.

Тот подавился, закашлялся и пробурчал:

— Фу… несладкий!

Мишель от такого замечания просто потерял дар речи: не столько потому, что он и в самом деле забыл положить в кофе сахар, сколько из-за комичности ситуации. Человека, пережившего нападение пиратов, усыпленного газом, с трудом приходящего в себя, беспокоил вкус кофе!

Потихоньку все в кубрике начало приходить в движение: люди зевали, потягивались, удивленно таращились на свет…

Мишель переходил от одного к другому, помогал, поддерживал, обносил кофе.

И вдруг среди негромкого гула голосов просыпающихся раздался хриплый возглас:

— Тонем! Корабль ложится на борт! Скорее от этого крика, чем от кофе, моряки окончательно пришли в себя. Некоторые даже вскочили на ноги и, покачиваясь, заковыляли к выходу.

— Шлюпки на воду! — приказал другой голос.

Боцман с трудом приподнялся и достал из кармана свисток. Трудно было ожидать такой энергии от не вполне еще пришедшего в себя человека, но несколькими переливчатыми сигналами он сумел привести в чувство впавших в панику матросов.

Прекратить! — приказал он, когда спокойствие более или менее восстановилось. — Усиленная вахта! Предупредить лейтенанта Рансье, что нужен аварийный насос! А шлюпки оставьте в покое!

Никогда Мишелю не забыть этой сцены — боцман лежит на полу, привалившись спиной к ножке стула, и, словно во сне, отдает приказы.

Одна вахта направилась на корму, две другие — в машинное отделение. Вскоре один из матросов, задыхаясь, примчался обратно.

Лейтенант Рансье, ребята из машинного отделения и кок Олив… — выпалил он одним духом и замолчал.

Что с ними? — спросил боцман. Матрос перевел дыхание.

Они тоже усыплены, лежат в отсеке со смазочными материалами!

Усыплены? Черт побери! Пойду сам взгляну…

Опираясь одной рукой на Мишеля, а другой — на прибежавшего матроса, боцман проковылял по палубе и кое-как спустился в машинное отделение.

По дороге Мишель спросил матроса, нет ли в том отсеке и Даниеля, но тот ничего не смог ему ответить. У мальчика снова появилась надежда отыскать брата.

Но напрасно. Даниеля в отсеке для смазочных материалов не оказалось.

У Мишеля все поплыло перед глазами. Сначала изнурительная экспедиция на остров Майадеро, потом отнявшее столько сил взламывание двери кубрика… Исчезновение брата окончательно лишило его энергии.

Почти теряя сознание, мальчик привалился к переборке. Сквозь какую-то пелену донесся до него голос боцмана:

Так, значит, нашли почти что всех… кроме капитана, лейтенанта Тревье, вашего кузена и лейтенанта Порьона. А вы, кстати, не видели Порьона?

Мишель даже удивился, как это он сам раньше не заметил, что первый помощник тоже пропал. Мальчик вспомнил: когда он в самый первый раз поднимался на мостик, дверь каюты Порьона была заперта.

Нет, — покачал головой Мишель. — Даже как-то странно…

Ну что ж… насосы работают на полную мощность, и как только лейтенант Рансье придет в себя, он примет командование кораблем. Пойдемте-ка на мостик.

Боцман объявил экипажу по корабельному радио, что заделать течь еще не удалось, но насосы какое-то время не дадут кораблю затонуть.

Мишель диву давался, с какой скоростью все на судне входило в нормальное русло — или, по крайней мере, почти в нормальное. Матросы, несмотря на слабость — действие усыпляющего газа еще продолжало сказываться, — работали как ни в чем не бывало. Впрочем, иногда они сбивались с ритма, и тогда со всех сторон сыпались проклятья, угрозы, ругань в адрес пиратов.

Мишелю быстро удалось убедить боцмана, что им сейчас лучше последовать примеру пиратов: погасить бортовые огни и наружный свет на корабле, задраить иллюминаторы.

Взглянув на компас в рулевой рубке, боцман решил, что Мишель верно выбрал курс.

Очень скоро мы войдем в зону видимости этих прохвостов. Зачем предупреждать заранее, что их жертвы торопятся снова встретиться с ними?

Вскоре появился и лейтенант Рансье. Похоже, 0н только что окунул голову в ведро с холодной водой.

Так… — протянул он. — Хотел бы я все же понять, что тут произошло. Лично я все еще лежу под тем паровозом, который наехал на меня сзади, когда я меньше всего этого ожидал.

Мишель улыбнулся. "Паровоз" — один из пиратов — был далеко, на острове Майадеро, и не подозревал, что его жертва движется к нему, а не от него.

Боцман рассказал лейтенанту, какие меры он принял.

Замечательно, — улыбнулся Рансье. — Значит, самое неотложное сделано. Говорят, наши юные пассажиры умудрились избежать общей участи?