От матери Мейбл Рэк и унаследовала свои магические способности. От отца ей досталась лавка.

В тот день она закрыла лавку пораньше, сунула в бумажный пакет парочку рыбьих голов и отправилась к себе в бунгало на берегу. Она уже сворачивала к дому, как вдруг на глаза ей попались ребятишки, весело плескавшиеся в волнах.

– Фу! – поджала губы мисс Рэк.

Она прикрыла глаза, взмахнула пакетом с рыбьими головами и пробормотала нужные слова. Тут же в волнах появился косяк жгучих медуз, и ребятня с криками понеслась искать защиты у матерей.

– Так-то лучше, – удовлетворенно сказала мисс Рэк. Как и большинство ведьм, она не любила видеть радостные лица.

Придя домой, ведьма сразу же занялась своим туалетом. На шабашах, как и на вечеринках, очень важно быть прилично одетым. Мисс Рэк выбрала пурпурное платье, украшенное вышитыми крестиком окуньками, а к ленте, которой были перехвачены ее кудрявые волосы, приколола свою лучшую брошку в виде морского слизня, замурованного в куске пластмассы. Затем она направилась в ванную комнату.

– Идем, дорогуша, – сказала ведьма, нагибаясь над ванной. – Нам пора.

Существо, жившее в ванной мисс Рэк, было ее компаньоном. Животное-компаньон помогает в колдовстве, и иметь его ведьме не просто положено, а прямо-таки необходимо. Мисс Рэк выбрала себе в компаньоны крупного осьминога с бледными щупальцами, присосками, оставлявшими кровавые следы, и злобными красными глазками. Собственно, это был не осьминог, а осьминожка по имени Дорис.

– Ну же, дорогая, поторапливайся, – сказала мисс Рэк, стараясь запихнуть Дорис в полиэтиленовое ведерко. – Сегодня у нас особенная ночь.

Но Дорис была настроена игриво. Как только ведьме удавалось справиться с одним щупальцем, наружу тотчас выскакивало другое, и к тому времени, когда с грехом пополам удалось закрыть ведерко крышкой, погрузить его в старую коляску и отправиться в путь, нарядный вид мисс Рэк изрядно поблек.

Этель Фидбэг предпочла иметь компаньоном свинью.

Этель была деревенской ведьмой и жила в покосившемся деревянном доме к западу от Тодкастера. Она была круглолицей, глуповатой простушкой; ей нравилось уничтожать свекольные грядки, делать вино из пастернака и повсюду разбрасывать навоз. Многие хозяева с течением времени становятся похожими на своих собак (или наоборот). Этель стала удивительно походить на свою свинью. У обеих были толстые румяные щеки и необъятный зад. Обе, похрюкивая, медленно трусили на коротеньких ножках и недобро смотрели на мир маленькими заспанными глазками мышиного цвета.

Этель работала на фабрике упаковщицей яиц. Работа оказалась скучной – так как почти все яйца, поступавшие на фабрику, и без того были тухлыми, дел для Этель просто не оставалось. Зато по дороге домой ведьма отводила душу: где бы она ни проезжала на своем велосипеде, овцы хрипли, а у коров пропадало молоко. В живой изгороди, тянувшейся от фабрики до ее дома, не осталось ни одного зеленого куста: один засох, другие покрылись плесенью, третьи были объедены тлей.

Но в тот вечер Этель было не до развлечений – она торопилась на шабаш. Модницей Этель не слыла, однако по-своему принарядилась: протерла любимые резиновые сапоги пучком соломы и надела чистый передник с фетровой аппликацией на кармашке, изображавшей помидоры (впрочем, основательно побитые молью). Затем она осмотрелась вокруг в поисках чего-нибудь съестного. В кухне ничего подходящего не оказалось, зато в гостиной на коврике валялась дохлая галка, по всей видимости упавшая с крыши в трубу камина.

– Зажарить – пальчики оближешь! – произнесла Этель, подбирая галку. И отправилась к сарайчику в глубине сада за своей свиньей.

Нэнси и Нора Шаутер, ведьмы-близняшки, работали на Центральном вокзале Тодкастера. Они были необычайно скандальными и терпеть не могли пассажиров, поезда и друг друга. Стоило Нэнси взять громкоговоритель и объявить, например, что поезд номер 752 на Эдинбург прибывает к девятой платформе, Нора опрометью кидалась к другому громкоговорителю и кричала, что поезд номер 752 по техническим причинам опаздывает на полтора часа и подойдет вовсе не к девятой, а к пятой платформе, да и то если ничего не случится.

Вот и теперь, вместо того чтобы готовиться к шабашу, они бегали по своей квартирке на Стэйшн-роуд в одном белье и спорили, какой из компаньонов кому принадлежит.

– Нет, это моя курица! – кричала Нэнси, хватая несчастную за хвост.

– Никакая она не твоя! – вопила Нора. – Вон твоя курица!

Близнецы Шаутер были похожи как две капли воды: у обеих крашеные рыжие волосы, длинный нос и пожелтевшие от курения пальцы. Они одинаково одевались, спали в одинаковых кроватях и обе завели в качестве компаньонов кур, которых держали в плетеных клетках под кроватями. Нечего и говорить, что их куры тоже были очень похожи. Этих суматошных коричневых птиц, которые так и норовят клюнуть за палец, вообще трудно отличить друг от друга. Да разве объяснишь это близнецам Шаутер! Ведьмы препирались так долго, что чуть не опоздали на важнейший в их жизни шабаш.

За долгие годы тодкастерские ведьмы облюбовали для встреч пустошь Виндилоу – дикое и мрачное место, поросшее редкими и чахлыми колючими деревцами. Там был пруд, в котором накануне собственной свадьбы утопилась некая леди, и одинокий обломок скалы, некогда служивший кровавым алтарем для древних друидов.

Чтобы добраться до пустоши, ведьмы наняли автобус, рейс «Шабаш Спешиал», отходивший от остановки в семь часов. (На метлах они больше не летали, с тех пор как ведьму по имени миссис Хокридж засосало в сопло «Боинга-707», следовавшего из аэропорта Хитроу в Стамбул, и только чудом она осталась жива.)

Даже подходя к остановке, близнецы Шаутер не прекращали спорить, но вдруг осеклись и застыли с раскрытым ртом: на тротуаре рядом с автобусом стоял коричневый кофейный столик.

– Опять она за свое, – буркнула Нэнси.

– Глупая старая карга, – процедила Нора.

– Затушить, что ли, об нее окурок, – предложила Нэнси, как всегда не выпускавшая сигареты изо рта.

Сестры задумчиво глядели, как низенький круглый столик слегка покачивается из стороны в сторону.

– Жаль, когда ведьма впадает в маразм, – произнесла Этель Фидбэг, уже устроившая свою свинью в прицепе. Она подошла и пнула ножку столика носком резинового сапога.

На самом деле кофейный столик был очень старой ведьмой по имени матушка Бладворт, жившей в покосившейся хижине у заброшенного карьера в беднейшей части города.

В юности матушка Бладворт считалась неплохой ведьмой старой школы: она прекрасно насылала на людей всякие болячки, наводила порчу на мясника, который пытался подсунуть ей жилистый кусок, и заколдовывала младенцев так, что родная мать не могла их узнать.

Но все это в прошлом. Память стала подводить матушку Бладворт, и у нее появились свои старческие слабости. Ей понравилось превращаться в кофейный столик. Смысла в этом не было решительно никакого: кофе матушка Бладворт не пила, потому что не могла себе это позволить, да и жила она одна, так что некому было поставить на столик чашку. Но у старости свои причуды, и стоило ей вспомнить заклинание, превращавшее ее из седой усатой старушки в дубовый столик с резными ножками, соблазн брал верх. Однако она постоянно забывала, как вернуться в прежнее обличье.

– Да бросьте вы глупую старуху! – крикнула из автобуса Мейбл Рэк. – Пусть остается тут.

От матери-русалки Мейбл унаследовала еще и чешую на ногах, которая быстро высыхала и начинала чесаться, поэтому ей не терпелось поскорее оказаться в сыром, прохладном Виндилоу.

Но тут что-то произошло. Две ласточки, возившиеся в сточной канаве, вдруг подняли головки и запели, как соловьи. Из ниоткуда появилась стайка золотистых бабочек, и мрачную улицу окутал аромат луговых примул.

– Фу! – скривилась Нэнси Шаутер. – Опять она чудит. Я ухожу. – И, кинув курицу в прицеп, ведьма скрылась в автобусе.

– Я с тобой, – заторопилась вторая сестра. – Просто не выношу ее. Не понимаю, зачем ее пускают на шабаш.