А что, он и не захотеть может, внутренне хмыкнул я. С протеже, блин, самого Генерального секретаря, блин? И что же у него за крыша тогда – американский президент что ли… ничего кроме этого я представить не смог.

– Окей, Александр Сергеич, – просто ответил я, – непременно с обоими побеседую. Как здоровье супруги-то?

– Что совсем хорошо, не могу сказать, – ответил он, – но по сравнению с тем, что было в августе это как небо и земля.

– Ну и отлично, – улыбнулся я, – обращайтесь, если что. Где, говорите, начальник АХО у вас обитает?

– На первом этаже, в бывшем сортире… ну найдешь, если захочешь.

И я сбежал с родимых антресолей зала управления, потому что вымученно общаться с бывшими коллегами по службе и подбирать какие-то слова хотелось не сильно. Двинулся в бывший сортир первого этажа, невольно размышляя по дороге о превратности бытия и усмешках судьбы – путь от властного кабинета на шестом этаже до сортира на первом оказался для Наумыча до обидности коротким… уложился в месяц с небольшим.

Он оказался на месте и даже проявил некие эмоции, узрев бывшего подчиненного.

– Петя! – спросил он удивленно, – какими судьбами?

– Сложно сказать, Семен Наумыч, – ответил я, плюхаясь без приглашения на стул рядом, – у вас вот пришел спросить относительно судьбы и всего такого…

– Так-так-так, – даже весело отвечал мне он, – пытаюсь вспомнить, когда же мы с тобой виделись в последний раз… в ресторане Арбат?

– Нет, Семен Наумыч, – вежливо ответил я, – после Арбата я вас еще до дому доставлял. На такси от Ярославского вокзала.

– Странно, – потер он лоб, – совершенно этого не помню. Но ладно – задавай свои вопросы, о чем хотел узнать…

– Что за эксперимент такой был в бункере под Кротом 15 сентября текущего года? – бухнул я ему главную тему для обсуждения.

Не очень это понравилось Наумычу, он сразу заерзал на своем стуле, взял и зачем-то положил обратно карандаш, потом сцепил руки в замок и начал крутить два больших пальца вокруг воображаемой горизонтальной оси.

– А ты с какой целью интересуешься? – справился наконец он. – Вообще-то это все насмерть засекречено…

– А с такой целью, – ответил я, – что этот случай мне всю жизнь сломал.

– Да ну, – съязвил он, – это квартира в Москве и личная дружба с Генеральным секретарем теперь называется сломанной жизнью? Буду знать.

– Слово «сломать» имеет разные значения, в том числе и «круто изменить», – ответно съязвил я.

– Уел, – просто признал он свое словесное поражение, – значит, хочешь знать детали про этот самый эксперимент?

– Ага, – вздохнул я, – очень хочу.

– А справка из первого отдела на это хотение у тебя есть?

– Увы и ах, но нету, – продолжил я, – может без нее обойдемся, по-дружески, а, Семен Наумыч? Я же вас без всяких справок тогда оттранспортировал домой с Ярославского вокзала?

– Хорошо, – Наумыч немного поерзал на своем стуле, устраиваясь поудобнее, – но я тебе, если что, ничего не говорил, а ты ничего не слышал, договорились?

– Заметано, шеф, – буркнул я, на что он ухмыльнулся, но уточнять, что он мне давно не шеф, не стал, а просто перешел к делу.

Вива Куба (спустя полгода после Нижнереченска)

В 83 году авиасообщение с Республикой Куба осуществлялось прямиком из СССР – лайнеры ИЛ-62 позволяли межконтинентальные перелеты до 10 тысяч километров. Вот на одном из них я и стартовал из аэропорта Домодедово, еще не переделанного на новый манер, но все равно интересного. Как уж там про него Евтушенко написал… «Аэропорт "Домодедово" -

стеклянная ерш-изба, где коктейль из "Гуд бай!" и "Покедова!"… как-то так, оттепель была в стране, можно было всяко и разно.

Посадки во Франкфурте не предусматривалось, не то время, летели строго на юго-восток через всю Европу, а потом и через Атлантику. Кормили в процессе целых два раза, причем выбрать что-то одно из меню не предоставлялось возможным – строгая унификация шла, а если коротко обрисовать ситуацию, то это было что-то вроде «жри, что дают». Но впрочем, кормежка была вполне удовлетворительный, подумал я, вспомнив свои перелеты в нулевые годы.

Видео тоже пока что было недоступно, так что в промежутках между кормлением пассажиров оставалось только смотреть в иллюминаторы, где собственно ничего, кроме облаков, узреть было невозможно, и дремать, пытаясь уползти в сонное состояние. Мне не удалось ни первое, ни второе – на облака больше десяти минут смотреть было трудно, но и заснуть мне не дал младенец годовалого возраста, сидевший с мамашей в одном ряду кресел со мной.

– Как зовут-то вашего сыночка? – не выдержал я получасового ора и обратился к мамаше.

– Это дочь, – обиделась она, – Варя ее зовут, если полностью, то Варвара.

– Очень приятно, – ответил я, – а меня Петей назвали. К мужу летите?

– Да, – ответила она после секундного замешательства, – он там в торгпредстве работает. А вы куда?

– А я лечиться, – не стал скрывать цели своего путешествия, – на Кубе отличная медицина, вот меня и послали туда…

– Что-то вы слишком молодой для таких направлений, – в свою очередь выдала она правду-матку на-гора, – туда обычно стариков посылают.

– Я, выходит, исключение из правил, – ответил я. – А вы бывали раньше на Кубе?

– Да, второй раз лечу, – сказала она и тут же добавила ребенку, – да заткнись ты уже, достала! На Кубе хорошо, только жарковато. И фруктов много, стоят копейки.

– На Варадеро были? – зачем-то спросил я.

– А как же, – с удивлением посмотрела она на меня, – туда из Гаваны бесплатные автобусы ходят. Пляж хороший, длинный… если подальше отойдешь, совсем один окажешься.

– А акул там не бывает?

– Говорят, что есть, но я не видела, – поправила она пустышку у дочери, – медузы иногда приплывают, тогда лучше в воду не заходить, противно… а я Света, – неожиданно закончила она свою речь, – жить буду в общежитии при торгпредстве, на улице Хосе-Марти, заходи, если скучно станет.

Я кивнул, на этом наш разговор прекратился сам собой, потому что стюардессы начали разводить второй обед… или скорее первый ужин… ну в общем ту же курицу с рисом, что и ранее. А за иллюминаторами где-то очень внизу серебрилась гладь Атлантического океана.

Хороший самолет ИЛ-62, невольно подумал я, большой, красивый и летает на десять тысяч километров без посадок и дозаправок. А если взять модифицированную версию, ИЛ-62М, то и на все одиннадцать тысяч. От Москвы до Владивостока и Петропавловска-Камчатского в лёгкую, короче говоря, там всего 6-7 тысяч км. До Гаваны немного дальше, но все равно в десятку вписывается.

А следом пришли мысли про авиакатастрофы с этим типом воздушных судов… если я все правильно помню, то две из них как раз в Гаване случились. Но покопавшись еще раз в памяти, отмел эти случаи, как неактуальные – первый еще в 70-е годы произошел, а второй еще нескоро будет, на излете перестройки. Плюс тот самолет принадлежал, кажется, кубинской авиакомпании, а наш аэрофлотовский. После чего я взял и заснул, а проснулся от того, что ребенок у соседки очередной раз заорал благим матом.

– Просыпайся, Петя, – продублировала мне сигнал соседка, – уже пора ремни застегивать.

Я окончательно проснулся и пристегнулся согласно указаниям свыше.

– Что-то лицо твое мне знакомо, – сообщила Света, – ты в кино случайно не снимался?

– Пока еще нет, – смущенно отвечал я, – но рассматриваю такие варианты.

– Значит не там я тебя видела, – задумалась она, – но по телевизору точно. А профессия у тебя какая? – продолжила она долбить меня вопросами.

– Радиоэлектроника, – сказал я чистую правду в надежде, что она отвяжется, но не тут-то было.

– В Лурдесе будешь работать? – тут же вылетело из нее, – я знаю, где это, совсем рядом с Гаваной. Там двое знакомых мужа трудятся – жутко секретное место.

– Нет, не в Лурдесе, – хмуро ответил я, – я даже не знаю, что это такое.