– Я уезжал на год, но ты же понимаешь, стоит пожить немного в Штатах, и все прочее начинает казаться болотом. Я, кстати, только что из Техаса. Выставлялся в Марфе. Жену с ребенком тоже возил. О, вот! – Он полез в задний карман. – Я же как раз из типографии еду… – Патрик сунул мне рекламный проспект и подождал, пока я его изучу. – В общем, у меня будет мероприятие в Доме-музее Бурделя. Не поверишь, перфоманс…

– Да что ты! – воскликнул я, чувствуя, как внутри все сжимается.

– Ага, довольно такой, ну… – Он поерзал на скутере. – Ты читал «Вопросительное настроение» Пэджетта Пауэлла? В общем, это книга, состоящая из вопросов. Целый роман из вопросов, один за другим. Ну вот, например… «Следует ли подрезать листву дерева? Приятно ли вам вспоминать, как в детстве вы собирали бутылки из-под колы ради денег?»

– Ты что, всю книгу наизусть выучил?

– Нет! – Патрик усмехнулся. – Так, пару вопросов здесь, пару там. В общем, мне устраивают недельный перфоманс в старой студии музея. Каждый день я буду сидеть там с книгой. Любой желающий может сесть со мной, и мы будем говорить о вопросах из этой книги, пока не доберемся до ее конца. Короче, приходи! Будет интересно!

– Ага. Постараюсь.

– Ну ладно, мне пора бежать, но я очень хочу как-нибудь встретиться, поболтать. Расскажешь, как у тебя жизнь!.. Слушай, а давай прямо с детьми, они поиграют вместе!

Я слабо улыбнулся:

– Ты серьезно?

– Если бы к тебе обратились с просьбой «Веди меня туда, где музыка», что бы ты ответил?

Я моргнул. Не дождавшись другой реакции, он пожал плечами:

– Это из перфоманса.

– А-а… – Я выдавил из себя смешок. – Класс…

Патрик выкатил скутер с тротуара на проезжую часть, отталкиваясь своими лиловыми берцами и повторяя, что он на самом деле очень, очень хочет со мной пообщаться. Вот хотя бы кофе выпить. В самое ближайшее время. И с этими словами он отчалил.

Чертов Патрик Мэдсен, такой искренний и великодушный, что невозможно было даже презирать и его самого, и его вопиюще вторичный перфоманс. В Род-Айлендской школе дизайна он специализировался на кинетической анимации. Его курсовой работой на втором году обучения были четыре кабаньи головы, проигрывающие аудиодорожку к фильму «Роу против Уэйда»[3], причем воспроизведение включалось, только когда мимо проходила женщина. В качестве дипломной работы он взял пачку фотографий времен Второй мировой войны, оставшихся ему от деда-немца, нарезал их на полосы, склеил, накрутил на аудиокассету вместо пленки и проиграл на магнитофоне. Звук у фотографий был жуткий – пронзительный скрип, от которого кровь стыла в жилах. За это произведение он выиграл грант и поехал в Осаку изучать робототехнику и инженерное искусство. А теперь вот решил заняться перфомансами. Если прежде я не особенно стеснялся своей выставки всем понятных картин, то теперь со всей остротой ощутил себя продажной скотиной.

Когда я наконец добрался до галереи, Жюльен сидел там comme d’habitude[4] – с приклеенным к уху телефоном за столом с кучей картонных стаканчиков из-под эспрессо. Я перебросил ему бумажный пакетик с круассаном из булочной и стал ждать, когда он закончит разговор.

– Tout à fait, tout à fait[5]. – Он кивнул мне и поднял большие пальцы, благодаря за круассан. – Да, вы правы, желтого там много. А окна у вас хорошие? В естественном освещении он будет уходить больше в шалфейный.

Он кинул мне монетку в десять центов, чтобы я взял себе кофе из автомата. Когда я вернулся со стаканчиком, Жюльен уже отложил мобильник и принялся за круассан.

– И дался же им всем этот желтый, – пожаловался он. – Чуть больше желтого, и у них истерика. Придурки хотят повесить на кухне пятиметровую картину, потому что купили обеденный стол, который… А, не важно! – Он полез в ящик стола. – Вот, держи.

Мне пришло два письма. На первом я сразу опознал безумный почерк своей матушки. Второе было от Лизы Бишоп, жестокой захватчицы английских сердец.

Я хмыкнул и сел читать письмо от родной крови. Мама давно взяла за обыкновение отправлять мне на этот адрес рецепты и газетные вырезки. Открытки она присылала нам домой, на улицу Томб-Иссуар, а всякую странную ерунду именно сюда, в галерею. Навещая родителей на праздниках, я всякий раз думал спросить, почему именно так, но так и не спрашивал – не хотел неосторожным словом разрушить обаятельную иррациональность всей этой затеи.

Как правило, вырезки и рецепты не сопровождались никакими комментариями, разве что иногда она приписывала что-нибудь под заголовком. На этот раз в конверте лежали два бумажных прямоугольника – рецепт супа из винограда с припиской «Мы пробовали!» и заметка из газеты «Сан».

45 МИНУТ ДО ГИБЕЛИ СОГРАЖДАН
Джордж Паско-Уотсон

Британские военнослужащие и туристы рискуют в любой момент погибнуть от биологического оружия. Как накануне выяснило наше издание, в распоряжении Ирака находятся ракеты, которые способны за сорок пять минут доставить на солнечный остров в Средиземном море смерть и разрушение, стоит лишь Саддаму Хусейну отдать приказ. В боеголовках – сибирская язва, иприт, зарин и рицин.

В докладе британской разведки на пятидесяти страницах рассказывается об оружии в арсенале тирана: Хусейн проигнорировал запрет Организации Объединенных Наций и сохранил до двадцати баллистических ракет «Эль-Хусейн» с радиусом поражения до четырехсот миль. Их боеголовки могут содержать как взрывчатые вещества, так и химические или биологические заряды. Ракеты способны достичь территории ряда стран в регионе, и в том числе острова Кипр.

Я передал вырезки Жюльену, обычно разделявшему вкусы моей матушки.

– Ты за этим следишь? – спросил я.

– А что, правда можно сделать суп из винограда?

– Я про конфликт, болван. Что думаешь?

– Думаю, какое счастье, что я француз.

Я отобрал у него вырезки, ища тему для разговора. Жюльен изучал свою чековую книжку.

– Наткнулся сейчас на приятеля, учились с ним вместе, – сообщил я. – Занимается перфомансами.

– М-м… – изрек Жюльен, не отрываясь от чековой книжки.

– Это вообще как, пользуется спросом?

– Что, перфомансы? – Жюльен подписал чек и сунул его в бело-оранжевый конверт с логотипом единственной французской телекоммуникационной компании. – Не-а.

– Ну, его перфомансы будут.

– Слушай, Хэддон, ты чего такой мрачный? Надо было поделиться с тобой круассаном?

– Да нет. – Я вздохнул и отодвинулся от стола. – Думаю, мне нужна встряска.

– Какая? – Жюльен кивнул на лежащую передо мной статью. – Смерть и разрушения? И перфоманс о них?

Я скрестил руки на груди.

– Да, ты правильно понял.

– Может, давай сначала закончим, что начали? – Он потянулся за большим конвертом для документов, лежащим в опасной близости от вазы с цветами. – Я вообще-то хотел сообщить тебе хорошую новость, а ты явился ко мне в таком виде… – Он сделал неопределенный жест в сторону моего лица. – «Синего медведя» купили! За десять тысяч!

Мое сердце покатилось вниз по ребрам и камнем легло где-то в районе желудка, в ушах зазвенело, глазные яблоки заныли, словно в них двинули кулаком. Я-то тешил себя надеждой, что «Медведь» вернется домой – никто не польстится на него, никто не поймет, как не понимали гости, заходившие посмотреть на новорожденную Камиллу.

– Рич? Ты меня слышал? – уточнил Жюльен, суя мне в руки конверт. – «Медведя» купили!

Я вздрогнул от неожиданности:

– Ага. Слышал. Здорово. Чудесно.

– И знаешь, самое любопытное, покупатель – твой земляк. Какой-то тип из Лондона. Немного странный. Выложил мне все подробности, якобы это его подарок на помолвку, все дела. Знаешь, бывают такие: пока им что-нибудь продашь, узнаешь всю подноготную, вплоть до планировки дома, цвета ковролина, количества детей и…