Колин потер затекшую шею и поклялся, что больше ни одной ночи не проведет в машине, – денег у них было достаточно, чтобы заплатить за отель.

– Видел знак? – спросил он.

– Какой еще знак?

– Указатель к могиле эрцгерцога Франца Фердинанда.

Гассан повернулся к Колину, широко улыбнулся и легонько стукнул его по плечу:

– Отлично, парень! Кстати, обедать пора.

На стоянке у ресторана «Хардис» в Карвер-каунти, штат Теннесси, Колин вылез из машины и позвонил маме:

– Привет, мам, мы в Теннесси!

– Как ты себя чувствуешь, сынок?

– Ну, получше, наверное. Не знаю. Тут жарко. Мне, э-э-э… никто не звонил?

Мама молчала, и он почувствовал, как она жалеет его.

– Нет, прости, дорогой. Я скажу, чтобы тебе звонили на мобильный.

– Спасибо, мам. Пойду пообедаю в «Хардис».

– Приятного аппетита! Не забудь пристегиваться ремнем. Я тебя люблю!

– И я тебя!

Проглотив чудовищно жирный бургер в пустом ресторане (не бургер, а настоящий монстробургер), Колин спросил кассиршу, которая, по всему видно, злоупотребляла обедами на работе, как им добраться до могилы Франца Фердинанда.

– Кого-кого? – спросила она.

– Эрцгерцога Франца Фердинанда.

Кассирша несколько секунд тупо смотрела на него, но потом в ее глазах мелькнул проблеск понимания.

– А, так вы Гатшот ищете, да? Ну, деревню эту?

– Гатшот?

– Как выедете со стоянки – сворачивайте направо. Через три километра будет развилка, там заправка, но она не работает. Дальше опять направо, потом миль десять – пятнадцать пусто, ничего не будет, а как подниметесь на холм, увидите Гатшот.

– Гатшот? – переспросил Колин.

– Гатшот, штат Теннесси. Там эрцгерцог и похоронен.

– Значит, два раза повернуть направо?

– Ну, вроде да! Желаю удачно провести время!

– Гатшот, – повторил про себя Колин. – О’кей, спасибо.

Дорога, по которой они ехали, казалось, недавно была эпицентром землетрясения. Колин ехал очень осторожно, но Сатанинский катафалк все равно скрипел и кряхтел на бесконечных колдобинах и ямах.

– Может, нам не обязательно глазеть на этого твоего эрцгерцога? – спросил Гассан.

– Мы же путешествуем! Ищем приключений! – передразнил его Колин.

– Слушай, а в Гатшоте хоть раз видели живого араба?

– Ой, не будь параноиком, а?

Колин ненадолго задумался.

– Вообще-то та женщина в «Хардис» была довольно приветлива.

– Да, но она назвала Гатшот деревней, – сказал Гассан, подражая выговору женщины. – Если «Хардис» – городская забегаловка, то в деревню мне как-то не очень хочется.

Гассан продолжал тарахтеть, Колин улыбался и смеялся в нужных местах, но на самом деле думал о том, с чего бы это внезапно вспомнившийся ему вчера эрцгерцог, погибший в Сараеве в начале прошлого века, взял да встретился им на пути. Это было иррационально, а Колин терпеть не мог иррациональности. Потом он стал размышлять, не сможет ли, посетив могилу эрцгерцога, узнать что-нибудь о своем пропавшем кусочке. Но Колин конечно же отдавал себе отчет в том, что оказался здесь не по воле судьбы.

Он вспомнил изречение Демокрита, еще одного ученого грека: «Человек всегда и во всем винит природу и судьбу, хотя судьба не что иное, как эхо его характера, страстей, ошибок и слабостей».

В Гатшот, штат Теннесси (НАСЕЛЕНИЕ 864 ЧЕЛОВЕКА, как гласил дорожный знак), его, Колина Одинца, привела вовсе не судьба, а его характер и пристрастия, слабости и ошибки.

Дорога здесь была чуть-чуть получше. По обе стороны в серую даль тянулись бесконечные поля низкорослых растений, и лишь изредка среди них возникали рощица, пастбище или огороженный выгон для скота.

Наконец Колин заметил у дороги двухэтажное здание из шлакобетона, выкрашенное в кокетливый розовый цвет.

– Кажется, это Гатшот, – сказал он, кивнув в сторону здания.

Здание оказалось магазином. На нем висел нарисованный вручную плакат:

Колин остановил машину около магазина, расстегнул ремень безопасности и сказал Гассану:

– Ага, сода и наживка для рыбы – это как раз для эрцгер цога.

Гассан расхохотался:

– Ушам не верю, Колин шутку отмочил! Похоже, это место действует на тебя волшебным образом. Жалко, что здесь нам предстоит умереть страшной смертью. Нет, серьезно. Араб и полуеврей входят в магазин в Теннесси. Готовая фраза для анекдота про геев!

Тем не менее он вошел в магазин вслед за другом.

Стоявшая за прилавком девчонка – длинный прямой нос и карие глаза размером с малую планету – оторвалась от журнала «Жизнь знаменитостей» и вежливо произнесла:

– Как дела?

– Ничего так? А у тебя? – спросил Гассан.

Колин в это время задумался над тем, найдется ли среди читателей журнала «Жизнь знаменитостей» хоть один достойный человек[16].

– Неплохо, – ответила девчонка.

Они обошли магазин, шаркая по пыльному полированному паркету и притворно интересуясь продуктами, напитками и живыми миногами в аквариумах, которые, очевидно, и были наживкой.

Присев за стойкой с чипсами, Колин подергал Гассана за футболку и, сложив руки рупором, прошептал:

– Поговори с ней.

Точнее, не прошептал, потому что так и не освоил до конца искусство шепота, а просто сказал это чуть тише обычного.

Гассан поморщился и в ответ прошептал по-настоящему:

– Площадь Канзаса в квадратных милях?

– Восемьдесят две тысячи двести, а что?

– Просто забавно, что это ты знаешь, но не умеешь разговаривать шепотом. Связки, что ли, бережешь?

Колин начал объяснять, что при шепоте голосовые связки тоже используются, но Гассан закатил глаза, а потом стал рассматривать картофельные чипсы, поэтому Колину пришлось взять все на себя.

Он подошел к стойке и робко произнес:

– Привет! Мы бы хотели увидеть эрцгерцога.

Девочка, читавшая «Жизнь знаменитостей», улыбнулась. Ее чересчур длинный нос теперь уже не так бросался в глаза. У нее была широкая улыбка, в искренность которой хотелось верить, и Колину захотелось рассмешить ее, чтобы она улыбалась подольше. Но желание быстро прошло.

– Экскурсии начинаются в начале каждого часа, цена одиннадцать долларов, но, если честно, этих денег экскурсия не стоит, – монотонно произнесла она.

– Мы заплатим, – сказал Гассан, внезапно оказавшийся за спиной Колина. – Просто этот парень очень хочет увидеть эрцгерцога. – Он наклонился вперед и театрально прошептал: – Понимаешь, у него нервный срыв.

Едва он выложил на прилавок двадцать два доллара, как девочка сунула их в карман шортов.

– Жарко на улице, – заметила она.

– Мы что, уже на экскурсии? – спросил Колин.

– Ага. И к моему глубочайшему сожалению, я и есть ваш экскурсовод.

Она вышла из-за прилавка.

Невысокая. Худая. Внешность не то чтобы привлекательная, но глаз все же цепляла.

– Давайте познакомимся. Колин Одинец.

– Линдси Ли Уэллс, – ответила девчонка, протягивая ему миниатюрную ладошку; ногти были выкрашены в розовый цвет с металлическим отливом.

Колин чуть сжал ее пальцы, как требовал этикет, и Линдси повернулась к Гассану.

– Гассан Харбиш. Мусульманин-суннит. Не террорист.

– Линдси Ли Уэллс. Христианка-методистка. И тоже не террористка.

Девчонка снова улыбнулась.

Колин думал о K. XIX и своем пропавшем кусочке, но улыбку этой девчонки невозможно было не заметить. Такая улыбка могла примирить войска и исцелить рак.

Они долго молча шагали по траве высотой по колено, которая росла за магазином. Трава щекотала чувствительную кожу Колина, и ему хотелось спросить, нет ли здесь тропинки, по которой можно пройти, но он знал, что Гассан сразу начнет говорить о «зитцпинклерстве», и поэтому молчал, хотя ему было не очень-то приятно. Он подумал о Чикаго, где можно прожить много дней, ни разу не ступив на незаасфальтированную землю. Но, признаться, он очень скучал по тротуарам.