— Ха-ха, вот прямо сейчас, дождусь только седьмой пятницы на неделе! — это наивысший перл его остроумия; и даже его он произносит после долгих раздумий, предварительно удалившись к дальней кулисе.

Тем не менее Злодею практически все удается без особых усилий — в каждом акте до предпоследней минуты. На последней минуте против Злодея выпускают комического персонажа, и тот наносит ему сокрушительное фиаско. Так бывает всегда, и тем более странно, что Злодей каждый раз оказывается неприятно изумлен. Похоже, он не из тех людей, которые способны хоть чему-нибудь научиться на собственных ошибках.

Не так еще давно Злодея было принято изображать оптимистом, этаким неудачливым, но твердо надеющимся на успех философом. «И это пройдет», — стоически произносил он, получив от судьбы (в лице положительных персонажей) очередную порцию разочарований и неудач. Твердость духа помогала вынести ему и не такое. Его вера в грядущую удачу выглядела, правда, несколько по-детски наивной — но все равно подкупала. «Всему свое время», — заявлял он после очередного фиаско, продолжая хранить в глубине души уверенность, что его время тоже когда-нибудь да наступит.

Однако в последнее время Злодей, по-видимому, разочаровался в философских ценностях, отрекся от оптимизма и сменил жизненное кредо. Слов нет, как жаль. Его прежняя позиция очень даже заслуживала уважения.

А вот что касается любви Злодея к Главной Героине — то это чувство хотя и возвышенное, но оно вызывает скорее недоумение. Героиня занудна, ипохондрична, только и делает, что утопает в потоках слез, к тому же для Злодея она представляла бы, говоря юридическим языком, «приобретение с отягощением» (так как к ней обычно прилагаются минимум двое крайне избалованных, дурно воспитанных и вообще чрезвычайно нежелательных детей — подробней см. главу ужасов «Сценический ребенок»). Лично мы никак не можем понять, что он в ней нашел. Однако Злодей ее боготворит.

Самое странное — это до какой степени он упорен в своих чувствах. Героиня даже не думает скрывать свою ненависть к Злодею, причем иногда даже выказывает ее методами, малоподобающими для благовоспитанной леди. Свои признания в любви он никогда не успевает произнести даже до середины: то неожиданно является герой и посылает его в нокаут, то комический персонаж, подслушивающий за дверью, выбегает в сад и оповещает обо всем гостей либо местных жителей — которые немедленно начинают заглядывать в окна и жестоко насмехаться над Злодеем. Как известно, по канону Злодей испытывает к Комику неукратимую ненависть, и чем ближе к финалу, тем сильней; но при учете всего вышесказанного эти чувства трудно назвать неоправданными…

Несмотря на все это, он по-прежнему верен Героине и клянется перед всяким и каждым, что настанет день, когда она будет принадлежать ему. При этом Злодей сам по себе довольно качественный образец товара, и, насколько мы можем судить о состоянии дел на рынке сердечных услуг, девицы должны вешаться ему на шею пачками. Но почему-то он готов раз за разом совершать чрезвычайно утомительные во всех смыслах преступления, терпеть обиды и получать по физиономии — лишь бы заполучить в жены столь мрачный и унылый приз, как Главная Героиня. Он явно полностью попал под власть своей великой любви. Он грабит и убивает, решается на подлог и поджог, нагло врет и мелко жульничает — все во имя нее; ради этой священной цели он бы и перед другими преступлениями не остановился, но, кажется, просто не настолько хорошо знает уголовный кодекс: тут у него серьезный пробел в образовании. Однако все это без толку: Героиня его не любит. И что же, спрашивается, ему делать дальше?

На самом деле этот вопрос касается их обоих. Они как бы взяли друг друга в заложники. Даже самому неискушенному зрителю ясно, что жизнь этой дамы была бы гораздо счастливее, если бы не великая любовь Злодея, — но, с другой стороны, без этого чувства его собственная карьера тоже складывалась бы куда более ровно, успешно и не обязательно с переходом на преступный путь.

Дело, оказывается, в том, что Злодей влюблен в Героиню всю свою сознательную жизнь, с самых нежных лет. «О, я увидел вас, еще когда мы были детьми — и был очарован вами мгновенно, с той самой поры и по сей день!» В результате он готов надрываться, как негр на плантации, чтобы сделать ее богатой и счастливой. Вообще-то с такими задатками ему прямая дорога в положительные персонажи.

В утешение Главная Героиня сообщает Злодею, что она тоже определилась в своих чувствах к нему мгновенно, при первой же встрече, и с той самой поры по сей день испытывает смесь ужаса с омерзением, затрудняясь определить, какое чувство преобладает. Как-то раз, проходя мимо отвратительного болота, она увидела отвратительную жабу — и прижать эту отвратительную рептилию (так говорит Героиня, мы-то рептилий с амфибиями не путаем), покрытую отвратительной слизью, к своей отврати… извините, к своей груди — так вот, даже это ей было бы проделать куда легче, чем хоть на мгновенье представить себя в объятиях Злодея.

Однако для Злодея эти ее слова — все равно, что запах спиртного для алкоголика. Он заявляет, что Героиня в любом случае будет принадлежать ему.

При всем этом Злодей не стесняется вступать в любовные интрижки менее высокого уровня. Едва лишь успев разыграть эту душещипательную сцену с предметом своей Вечной Любви, то есть Героиней, он немедленно спешит приударить за ее горничной или компаньонкой.

Но тут ему тоже не везет. Эти бойкие девицы без долгих слов (особенно — настолько долгих, как позволяет себе Героиня), разве что воскликнув разок: «Ах ты мерзавец!» — тут же лупят его по голове чем-то не смертельным, но звонким.

В последнее время было сочтено, что судьба Злодея, за всю жизнь ни разу не согретого теплом женской любви, может вызвать сочувствие. Поэтому канон был дополнен: со Злодеем сбегает влюбленная в него дочь сельского священника. Однако сам факт этого побега отнесен на десять лет до начала действия пьесы, так что любовь дочери священника, даже если она имела место, давно сменилась лютой ненавистью. Так что затруднительно утверждать, что в современных пьесах Злодей намного выиграл.

Строго говоря, при данных обстоятельствах эту женщину трудно упрекать в непостоянстве. Наоборот, ее поведение естественно. Судите сами: Злодей умыкнул ее, совсем юную, из мирного уюта патриархальной сельской глубинки — и притащил за собой в этот нечестивый Вавилон, сиречь многоязычный и многолюдный Лондон. Причем так и не женился на ней. Трудно сказать почему: должное обоснование на сцене не приводится. Несомненно, десять лет назад она была подлинной красавицей (она и сейчас хоть куда: внешность, ум и темперамент по-прежнему с ней). Если уж Злодей так расположен к семейным радостям — то ему, как любому нормальному человеку, был смысл провести жизнь именно с ней, и жизнь эта явно оказалась бы куда более приятной, чем с Героиней.

Но сценический Злодей — существо упрямое и глухое к доводам ума и сердца…

Его бывшая возлюбленная предоставляла ему шанс — но он воспользовался им наихудшим образом. И ей самой тоже. Даже когда Злодею явно выгодно сохранить с ней пусть минимально дружеские отношения, он этого не делает: кажется, все из того же упрямства, себе и другим назло. Достаточно сказать, что, просто общаясь с этой дамой, Злодей не утруждается элементарной вежливостью: грубо хватает ее за руку и, насильно притянув к себе, зловещим шепотом произносит текст прямо в ухо. А это не только возмутительно, но еще и, надо думать, щекотно.

Хотя — денег на наряды он для нее не жалеет. Что да, то да. Одета она гораздо более модно и со вкусом, чем Героиня.

Слов нет, в жизни встречаются злодеи, но сценический Злодей — существо куда более возвышенное духовно. Те совершают поступки из грязных, корыстных, но поэтому простых и ясных побуждений; этот же сеет зло исключительно из любви к искусству, не ища выгоды для себя лично. Он буквально опьянен своим злодейством, видя в нем высший смысл бытия.