У меня был куплет:

Меня зовут все Жозефиною.
Хобот твой в себя задвину я.

За этими куплетами мы коротали время, а у Польди рождались всё новые и новые. И мужчины, которые по вечерам обращались к нам, благодаря этим куплетам возбуждались ещё сильнее и уже по дороге к гостинице не могли удержаться от похотливого зуда.

Однажды я пережила необычайное приключение. Прекрасным летним вечером – а дело было в воскресенье – я в симпатичном платьице отправилась на прогулку одна. Я удалилась довольно далеко от главной улицы Хернальзера и находилась на пути в Нойвальдэгг, когда со мной заговорил какой-то незнакомец. Это был уже очень немолодой, однако весьма элегантный мужчина с необычайными, совершенно голубыми и холодными глазами.

Первым побуждением моим сначала было от него отвязаться, поскольку по воскресеньям я с удовольствием отдыхала. Но он сказал, что не собирается меня обижать и что ему ничего особенного от меня не требуется. Таким образом, я пошла-таки с ним, и мы вкусно поужинали в «Шварценбергском хуторе». Затем он взял меня под руку и нежно, как ведут собственную невесту, повёл меня дальше. Люди, попадавшиеся нам навстречу, ухмылялись при виде нас, а один даже вполголоса проговорил:

– Наверняка им недалеко идти!

Мы шли лесом, и на одной поляне он остановился и спросил:

– Ты хочешь стать моей девственницей?

– Может, и стала бы, – со смехом ответила я, – да вы чуточку опоздали с этим!

Он нахмурил лоб и сказал:

– Но я, тем не менее, хочу этого. Ты должна сейчас погулять здесь и нарвать цветов. А я подойду, опрокину тебя наземь и отпудрю. Ты должна будешь по-настоящему сопротивляться, но ни в коем случае не кричать! Слышишь?

Эта комедия показалась мне глупой и безобразной, но он долго меня уговаривал и, в конце концов, дал мне пять гульденов задатка. Таким образом, я решила сделать ему одолжение. Он ушёл за дерево, а я принялась бродить по поляне, будто была здесь одна и просто наслаждалась лесным воздухом. При этом меня не покидал лёгкий страх. Внезапно он набросился на меня и с такой медвежьей силой обхватил за талию, что у меня затрещали все ребра, и я подумала, что упаду в обморок. При этом я видела прямо перед собой его искажённое гримасой лицо, глаза у него совершенно оцепенели и смотрели дико, из его полуоткрытого рта капала слюна, и он бормотал бессвязные слова. И хотя я знала, что всё это было не более, чем комедия и что он заплатил за то, чтобы «изнасиловать» девушку,. он был таким страшным и грубым, что я ужасно перепугалась, и обоими кулаками изо всех сил стала бить его в лицо. Однако он этого, казалось, не чувствовал. Он крепко закусил мою левую грудь и, когда я собралась закричать, так зажал мне ладонью рот, будто собирался выдавить мне все зубы. Он обладал богатырской силой, и, казалось, сошёл с ума. Левой рукой он там мощно надавил мне на крестец, что у меня чёрные круги перед глазами пошли. Затем он бросил меня в траву и тяжёлым, твёрдым грузом упал на меня. Теперь я сопротивлялась на самом деле, а он так рванул подол моего платья, что у меня с блузки отлетели две пуговицы, таким он был одержимым. Потом мы принялись кататься по траве; это продолжалось минуты, вероятно, три. Ему было удалось добраться до моего лона, однако я сжала ляжки и изо всей силы, на какую была способна, продолжала бить его по лицу. Затем он снова крепко сжал мне руки и проник своим коленом между моими, и всё это сопровождалось болью. Наконец он своего добился, и, истекая потом и тяжело дыша, лежал теперь на мне, отчего я почти задыхалась. Он долгое время по всякому наносил удары в меня, но на него всё никак и никак не накатывало, потому что я тоже колотила его по яйцам. Совокупление доставляло ему боль, он стонал, скулил и побледнел как полотно, пока, наконец, не выбрызнул несколько капель. Голос у него был совершенно хриплым, диким и низким, когда он злорадно прошипел мне в лицо:

– Вот так-то, скотина, ты, потаскуха, рвань, теперь ты своё получила… да, это произошло именно во время прогулки… да, госпожа мамаша очень удивится, что ты явишься домой обрюхаченной. Послушай, нынче будь поосторожней… иначе малышу и папой назвать будет некого… а-а-а-ах… мда-мда… кхе-кхе-кхе!

Затем он скатился с меня и лежал рядом точно мёртвый, а я ужасно перепугалась и трясла его. К счастью, во всё время этой сцены мимо не прошёл ни один человек. Наша одежда была в крайнем беспорядке и испачкана зелеными травяными пятнами. Через некоторое время, слегка придя в чувство, он тяжело поднялся, дал мне ещё десять гульденов и удалился с места событий.

Мне сперва было очень худо, меня переполняла ярость. Но затем я купила стакан «шипучки» и мне полегчало. А когда я углубилась в Венский лес дальше, страх и отвращение как рукой сняло, и я постаралась забыть обо всём случившемся.

Вечером, сидя в небольшом винном погребке в Дорнбахе, я подумала о том, что этот мерзкий субъект – к счастью, таких на белом свете не очень много – во всяком случае, дал мне пятнадцать гульденов. На эти деньги я купила себе миленький кружевной зонтик, красиво оформила свою шляпку и заказала брошь в виде золотого жука, какие тогда были в моде.

Таким образом, я выглядела очень аппетитно и несколько раз прошлась вниз к Пратеру, на центральной аллее которого можно было завести весьма приятные знакомства. Сейчас мне хотелось хоть недолго побыть благородной, и идти не со всяким, а только в том случае, если человек и мне самой бы чуточку нравился. Со мной уже начинали заговаривать, но всегда в безлюдных аллеях, и если мужчина меня не устраивал, то уже на ближайшем углу я, отговорившись тем, что меня поджидает жених, просто разворачивалась и уходила, оставляя его стоять с разинутым ртом.

Именно тогда я и познакомилась с объектом своей первой, настоящей и продолжительной любовной связи. Звали его Александр Ферингер, он был очень богатым торговцем копчёностями. Коренной, настоящий венец, что называется «от земли», он относился к тому типу людей, которые сами ковали свою судьбу. Множеству хороших манер я, конечно, научиться у него не могла, но вот остроумия и денег у него оказалось в избытке, и он никогда мне ни в чём не отказывал.

Александр был очень вспыльчивым, однако я сумела подобрать к нему ключи, и мы великолепно находили общий язык.

Наше с ним знакомство произошло неожиданно. Я в значительной мере превышала стандарты публичного дома и, откровенно говоря, не хотела заводить лишних знакомств. К тому же я в тот день устала, и поэтому высматривала какой-нибудь экипаж. Как вдруг точно из-под земли передо мной вынырнул лёгкий и элегантный маленький «гуммирадлер», как венцы называют небольшие коляски на резиновом ходу. Экипаж и рыжий, как лиса, жеребец, запряжённый в него, прямо-таки сверкали на солнце!

– Подвезти вас, юная красавица? – Кучер с улыбкой приподнял цилиндр с узкими полями, «узкополку», как говорят у нас в Вене.

Это был весьма непринуждённый способ заговорить с незнакомой дамой. Я, естественно, тотчас же поняла, что это не наёмный фиакр, ибо, если фиакр очень мягкий, удобный и к тому же красного цвета, то сразу видно, что на нём разъезжает сам владелец. Кучер выглядел очень молодцевато и «по-цеховскому», красное лицо его украшали густые, тронутые сединой усы. Широкий, короткий и добродушный нос его тоже был красным. Да, похоже, он многое испытал на своём веку, этот Ксандль. Вино и всё такое прочее! Я прикинулась дурочкой и очень вежливо, но с долей дерзости, сказала:

– К звезде на Пратере!

Он тут же соскочил с облучка, без лишних церемоний подхватил меня за талию, и я оглянуться не успела, как уже сидела в верхней части козел. Ксандль прикрыл нам обоим колени красивым шотландским пледом, щёлкнул кнутом, и скакун тронул с места лёгкой рысцой. Мне хотелось забавы ради ещё немного поиграть в «утончённость», поэтому я сверху вниз спросила:

– Сколько же вы возьмёте с меня за поездку к Пратеру?