В колледже она тоже опаздывала на каждое занятие, и ее ругали все преподаватели и профессора. Она очень мило и искренне извинялась, обещая исправиться, но тем не менее продолжала опаздывать. По академической успеваемости она была одной из лучших студенток. С самого начала учебы в медицинском колледже она опаздывала на каждое занятие, на каждую лекцию, на каждую лабораторную работу. Сокурсники просто прогоняли ее с занятий, потому что она все время задерживала их, не успевая сделать лабораторные работы, а она все так же продолжала извиняться и обещать.
Когда на факультете узнали, что я назначен преподавателем, кто-то, знавший меня раньше, сказал: «Подождите, пока она попадет в класс к Эриксону. Вот будут дела! Она прогремит на весь мир!»
В первый день я приехал к половине восьмого, чтобы начать читать лекцию в восемь и вся группа уже была в сборе, включая злополучную Энн. И вот, в восемь мы все вошли в аудиторию, кроме Энн. С боков и в конце аудитории были проходы. Студенты не слушали, что я говорил – все смотрели на дверь. Я не прерываясь читал лекцию, и вот дверь открылась и на пороге показалась Энн, опоздавшая на двадцать минут. Все студенты резко посмотрели в мою сторону, повернув головы. Я жестом попросил их всех встать. Они встали.
Я поприветствовал Энн, которая прошла через середину комнаты, обошла ее вокруг, прошла вдоль задней стены и села на свое место у среднего прохода. Все это время группа молча приветствовала ее. После лекции все рванулись из аудитории. Я и Энн выходили последними. Я говорил о погоде в Детройте, о всякой всячине и, когда мы шли по коридору, дворник молча поприветствовал ее, какой-то студент младшего курса, попавшийся навстречу, тоже молча поприветствовал ее, декан вышел из своего кабинета и тоже поприветствовал ее; его секретарша тоже вышла поприветствовать ее. Весь день бедная Энн получала молчаливые приветствия. На следующий день она пришла на занятия первой. Н во все последующие дни – тоже. Она спокойно переносила упреки декана и профессоров, но вот молчаливого приветствия она вынести не могла.
В то время, как все преподаватели пытались изменить поведение Энн с помощью дисциплинарных мер, Эриксон использует другой подход – он поздравляет ее с тем, что она получила такую власть над всеми. Приветствие означает почтение. Он дал ей понять, что она неправильно использует свое влияние. И когда она смогла понять это, она смогла понять и другое – как пользоваться своей властью конструктивно.
Другие пытались изменить ее поведение словами, а она доказала, что словами контролировать ее поведение невозможно. Эриксон воспользовался невербальными средствами и подвел ее к осознанию того, что она использует свое влияние себе же во вред, хотя могла бы найти ему более конструктивное применение. За все время своей учебы девушка сохранила внутренний потенциал, который можно было использовать для изменений. Эриксон создал ситуацию, в которой эти изменения могли произойти.
Действия Эриксона отражают его уверенность в том, что он сможет квалифицированно справиться с любой ситуацией. Если бы ситуация потребовала конфронтации, он знал, что сможет с этим справиться. Если бы она потребовала доброты, он мог поступить по-доброму. Если бы она потребовала острого решения, он бы нашел его. Подтекст истории говорит нам, что Эриксон имел уверенность в своих силах справиться с любой ситуацией. Мы можем отождествить себя со своим собственным чувством уверенности и стать решительнее.
Ко мне вошла медсестра. Я немного знал ее. Она принадлежала к категории «всезнаек», и ее увольняли из одного госпиталя за другим, потому что она всем врачам указывала, что им нужно делать. Она сообщала им диагноз и говорила, как надо лечить.
И вот она пришла ко мне и сказала, что у нее истерический комок в горле, от которого она сильно страдает. Я попросил ее описать симптомы. Она рассказала, как это больно. Я пришел к своим собственным выводам и сказала «У вас не истерический комок в горле. У вас язва двенадцатиперстной кишки». «Вы смеетесь», сказала она. «И не думаю», ответил я.
«Тогда я вам докажу, что язвы у меня нет», сказала она. Три незнакомых друг с другом рентгенолога, которые ее обследовали подтвердили мой диагноз. Она вернулась ко мне вне себя от гнева и сказала: «Вы оказались правы. Я сама видела рентгеновские снимки и все они идентичны. Что вы мне посоветуете?»
Я сказал: "Вы американка. Вы любите острую пищу. У вас есть сестра, которая каждый день звонит вам по телефону и подолгу говорит с вами. У вас есть племянница, которая звонит вам каждый день и тоже ведет длинные разговоры. Плюньте и на сестру и на племянницу. Они обе заставляют вас испытывать эту боль. И наслаждайтесь едой, которую вы любите".
Через месяц она снова пошла на рентген к трем разным врачам. От язвы не осталось и следа. А рекомендация была очень простой: «Наслаждайтесь едой, плюньте и на сестру и на племянницу».
Она чаще всего повторяла слова: «Я не могу проглотить это», «Я не могу проглотить то». И поэтому пришла к выводу, что у нее истерический комок в горле. Боли, о которых она говорила, свидетельствовали о язве желудка. Но она знала, что я не прав. Три независимых рентгенолога доказали ей, что все-таки я был прав.
Как ни странно, эта «всезнайка» медсестра, которая столь начальственно вела себя с врачами, не могла вести себя решительно со своей сестрой и племянницей. Эриксон сам подает пример решительности. В данном случае он пытается найти подход к человеческой заносчивости – именно так он расценивает ее позицию «всезнайки». Он чувствует, что должен найти этот ключ, чтобы убедить женщину в необходимости занять свою собственную позицию. Мне вспоминается случай с другой пациенткой, Линдой, которому я был свидетелем. Эриксон посоветовал ей забраться на вершину горы Скво. Сперва она сопротивлялась такому ходу событий, но однажды она постучалась в двери в середине занятий, которые Эриксон проводил с группой студентов. Она сказала, что забиралась на вершину горы Скво, как он и велел ей сделать. Также, повинуясь его указанию, она пришла сказать об этом. Он просто отпустил ее без каких-либо комментариев.
Когда она ушла, студенты стали спрашивать, почему он сказал ей забраться на вершину Скво. Может, он хотел, чтобы она «прикоснулась к своим чувствам и переживаниям»? Может, он хотел, чтобы она получила опыт удачно выполненного поручения? Его ответ удивил многих: «Для того, чтобы она мне подчинялась». Эриксон часто указывал на ключевой момент – важно, чтобы психотерапию вел психотерапевт. Вел и направлял. Если бы оставалась хоть малейшая область, в которой он не смог бы добиться полного подчинения со стороны своей пациентки, он бы почувствовал, что не имеет смысла продолжать лечение. В случае с медсестрой для него было важно знать, что она последует его указаниям и действительно наплюет и на сестру, и на племянницу.
Однажды я провел лето за обработкой участка земли. Осенью отец вспахал эти десять акров, желая сменить посеянную культуру, а потом весной снова перепахал его и посадил овес. Овес удался на славу, и мы надеялись снять богатый урожай. И вот, в конце лета, в четверг вечером мы пошли проверить, как растет наш урожай и когда его собирать. Мой отец брал в руки колоски, рассматривал их и говорил: «Мальчики, мы получим даже не средний урожай в тридцать три бушели с акра. У нас будет по меньшей мере сотня бушелей с акра. В следующий понедельник уже можно будет его собирать». Мы шли домой счастливые, думая о сотнях бушелей овса и о том, какую прибыль это нам сулит. Начал накрапывать дождь. Он лил всю ночь в четверг, весь день в пятницу, всю ночь в пятницу, весь день и всю ночь в субботу, весь день в воскресенье и к утру в понедельник дождь прекратился. Когда мы, наконец, смогли пробраться по воде к полю, то увидели, что на нем нет ни единого уцелевшего колоска – весь овес лежал на земле.
