В глазах и складке губ таилось легкое беспокойство, но в сухой рубашке и пиджаке Пиппа уже выглядела намного лучше: бодрой, здоровой, даже соблазнительной – как будто приняла холодный душ под водопадом, насухо вытерлась полотенцем и постояла перед огнем. Как же это невозможно очаровательно, что она выглядит так хорошо, когда сидит на сыром сиденье во все еще мокрых насквозь панталонах.

   – Ох, как здорово снова почувствовать свою верхнюю половину в тепле, – проговорила она, но при этом зубы ее стучали как молоточки.

   Грегори спрятал свою озабоченность за твердым взглядом.

   – Давай сделаем то же самое и с нижней половиной. Я сниму с тебя сапоги.

   – Я могу сама.

   – Позволь мне, – сказал Грегори. – А пока я буду их стаскивать, почему бы тебе не укутаться в плед?

   – Ладно, – отозвалась она немного нервозно.

   Он взялся за одну тонкую икру, стараясь не думать о том, какая она изящная, и сапог стащился с громким чавкающим звуком, за которым последовала длинная струйка воды.

   – Прямо целое наводнение, – пробормотала Пиппа.

   Когда их взгляды встретились, Грегори обрадовался, что ее глаза весело поблескивают. Это послало приток тепла куда-то в область сердца – весьма нежелательный приток.

   – Вторую, – напомнил Грегори, как будто Пиппа была ослушавшимся солдатом, и искорки погасли.

   Это хорошо. Ни к чему им это дружеское общение, когда он держит ее ногу. Если Грегори пойдет по этому пути, тот приведет его в такое запретное место, о котором он даже думать не должен. По существу, Грегори был так раздражен на себя, когда взялся за ее сапог, что дернул слишком резко, и ее пальцы зацепились за его ногу.

   – Извини, – прошептала Пиппа.

   Грегори бросил на нее взгляд, полный неодобрения, и попробовал удовлетвориться тем, что из второго сапога не вытекло воды.

   – Остальное я сама сделаю, – предложила Пиппа.

   – Давай я стащу чулки, – сказал Грегори. – А ты откинься назад – желательно подальше – и грейся.

   В этот раз она не возражала, и ее щеки вспыхнули, когда он начал стаскивать с нее мокрый чулок. Грегори приходилось стараться изо всех сил, чтобы выполнять свою задачу совершенно бесстрастно, без малейшего намека на интимность. Лодыжка ее была великолепна, здорового бледно-розоватого цвета, но вот стопы, когда обнажились, оказались слегка посиневшими.

   Он стал энергично растирать их руками, и Пиппа захихикала.

   Он приостановился.

   – Щекотно?

   Она прижала ко рту кончик ногтя большого пальца.

   – Да.

   Пальцы ног все еще не были такого цвета, как им полагается, поэтому Грегори поднял обе ее ноги и приложил ступнями к своей рубашке, а сверху обернул полами сюртука.

   – Что ты делаешь? – пискнула она.

   Грегори дернул плечом.

   – Просто согреваю их. – Он поднял глаза на крышу кареты, немного посвистел, потом секунд тридцать поглазел в окно.

   – Тебе, должно быть, неудобно, – пробормотала Пиппа все еще с легким беспокойством в голосе.

   – Да, это как два куска льда у меня на груди, но они мало-помалу согреваются, так ведь?

   – Да, – прошептала она. – Но тебе не обязательно это делать, правда, совсем не обязательно…

   С каждой минутой такое положение становилось все приятнее, все уютнее, особенно когда она поглубже зарылась пальцами в ткань рубашки, непроизвольно массируя его соски. Проказница. Пиппа даже не представляла себе, как эти два куска льда быстро превращаются в орудия пытки совсем иного рода.

   – Я выдержу, – ответил Грегори, не сводя глаз с одинокого скалистого утеса на дальнем краю вересковой пустоши.

   – Мне бы следовало пожалеть тебя, я знаю, но это такой рай, – воскликнула Пиппа. – Гораздо лучше, чем теплый кирпич.

   Грегори повернулся и увидел, что у нее на лице отражается истинное блаженство. Если она считает это раем, то как же мало знает она о мужчинах и женщинах и о том, что происходит между ними.

   Откинувшаяся на сиденье, совершенно расслабленная, с обрамляющими лицо мокрыми кудряшками, может, она и говорила с чистой и искренней непосредственностью ангела, но начинала выглядеть слишком женственно и соблазнительно.

   – Ну что ж. Вот они и согрелись. – Грегори распахнул полы сюртука по совершенно эгоистичным причинам. Ему необходимо избавиться от нее, и чем скорее, тем лучше. Леди Пиппа Харрингтон и не подозревает, насколько она опасна. Куда опаснее, чем он.

   И словно в доказательство этого она убрала ноги с его груди только с большущей неохотой и долгим женским вздохом.

   – А теперь, – Грегори снова полез под сиденье и сделал большой глоток отцовского виски, чтобы притушить огонь, бушующий в паху, – ты переоденешь панталоны.

Глава 5

   – Нет, – твердо заявила Пиппа. Всему есть предел, и эту грань она переходить не намерена.

   – Но ты должна.

   Никогда прежде она не видела Грегори таким. Что с ним? Может, его лихорадит? Или что-то болит? На сонного он определенно не похож. Он выглядит так, словно кто-то дал ему ведьминого зелья, от которого он либо уснет, либо сделается очень нехорошим. Порочным.

   – Даже не думай об этом, – предупредила она, хоть при воспоминании об их поцелуе в саду сердце и забилось быстрее.