Любить кого-то всем сердцем — это преступление? Разве неправильно то, что твои мысли, чувства, душа и тело хотят принадлежать только одному человеку? Разве не прекрасно желание всецело быть с кем-то, даже если объект твоих мечтаний одного с тобой пола?

Любить мужчину — это грех, если ты и сам мужчина. Это неискупимый грех… Но это такое счастье…

«Любовь всегда прекрасна. Это чувство способны распознать немногие, а удержать — вообще единицы. А когда она взаимна — это настоящее счастье! Любовь — Божий Дар, Кир, и плевать на кого она направлена — мужчину или женщину», — так говорила моя двоюродная сестра, легко поглаживая меня по голове, крепко обнимая, пока я плакал, как ребенок, вцепившись в нее, сжимая в правой руке лезвие, с помощью которого чуть было не совершил самый страшный поступок в своей жизни…

-1-

Тот факт, что мне нравятся мужчины, я осознал еще в старшей школе. Тот момент, когда я это понял — стал началом ада в моей жизни. Я заглушал в себе это «странное и неправильное» чувство, испытываемое к своему однокласснику Илье. Я подавлял это дикое желание запустить пальцы в его светлые густые волосы, поцеловать его тонко очерченные губы, прикоснуться к его оливковой коже…

Я был влюблен в Илью… Я страдал… Я был себе противен… Я боялся…

Шло время. Школа кончилась. Исчезла влюбленность в Илью (это я спустя некоторое время осознал, что чувства мои к нему были несильными). Началась новая стадия моей жизни и новый круг ада. В университете я учился в группе редкостных гомофобов, людей, которых передергивало даже от упоминания о нетрадиционной ориентации. Я опять боялся. Я вновь заглушал свои желания и предпочтения. Я сам себя пожирал изнутри…

Дежа вю — я стал засматриваться на одногрупника. Макс был душой компании, лакомым куском девчонок всего курса, красивым, веселым и умным. Он флиртовал со всеми представительницами прекрасного пола, что попадались на пути, а я молча наблюдал за ним, скуля по ночам в подушку, глотая слезы. Нет, конечно, у меня были «возлюбленные», с которыми знакомства происходили в клубах и «общение» не длилось больше пяти дней, но на душе почему-то становилось совсем погано, с каждым разом все больше и больше.

Неизвестно, сколько бы все это продолжалось, если бы на одной из вечеринок я не напился в хлам (уж и не знаю отчего), и не поцеловал Макса, выдыхая ему в губы «Я тебя люблю!» После сего он поставил мне фингал под левым глазом и прорычал, что если такое повторится, то душа моя быстренько покинет тело. Гудели мы только по выходным, и в понедельник утром я шел в университет, как на эшафот. Мне казалось, что все в группе будут смеяться и презирать меня. Но Макс ничего и никому не рассказал (побоялся за свою репутацию, конечно же). Я устремил на него благодарный взгляд и как под ледяным душем побывал. Я увидел его холодные, полные отвращения, брезгливости и презрения глаза. Он больше не оказывался со мной рядом, не здоровался и не говорил.

Я все больше пугался своей «болезни», еще больше замкнулся в себе. После того, как я закончил университет (неплохо так, кстати, закончил), устроился в небольшую фирму, на неприметную должность, но с хорошим окладом, и заработал себе спокойно и потихонечку, как мышка.

Как-то вечером, когда пошел уже так надоевший разговор мамы о моей личной жизни, точнее о ее отсутствии (с девушками, конечно), я признался родителям, что вздыхаю по мужчинам. Мама истерически заплакала, а отец чуть не забил до смерти. Самыми страшными были его зловещий тон, возвестивший, что я им больше не сын, и мамины пощечины, сопровождаемые вопросом «За что?»

В тот же вечер я позвонил двоюродной сестре, и не объяснив причин, (которых она, к чести ее сказать, и не потребовала), напросился в гости на неопределенный срок.

И вот спустя день, я стою в ванной перед зеркалом, держа в руке лезвие. Необходимо покончить с этим раз и навсегда. Всего дел — то — полоснул по запястью и готово. Причина проста — накопилось и вырвалось наружу. Я устал. Мне больно и плохо, от того, что я никому не нужен и меня никто не понимает. Мне обидно и страшно (из-за этого же). А еще я устал себя жалеть. Шесть лет попыток принять себя таким, какой есть, понять, что делать, быть счастливым (как выясняется, безуспешных попыток).

Я ненормальный? Да. Я болен? Вполне вероятно. Я неправильный? Совершенно точно. Так не проще ли, сейчас покончить со всем этим?

— Кир, почему ты так рано пришел? — послышался любопытный голос сестры, вернувшейся с работы.

Этот ее бас даже отрезвил меня. Мысли так глупо и бездарно заканчивать свою жизнь пропали бесследно. Однако я не успел отойти от шока и убрать орудие несовершенного преступления подальше, поэтому, когда сестра заглянула в ванную, я отчетливо услышал крик:

— Твою ж мать!!! Гаденыш, что ж ты делаешь??!!!

За этим последовала хорошенькая такая затрещина (от души, видать, двинула). Я не упоминал, что у моей сестренки рука как пятитонная гиря. Она из меня своим тумаком всю дурь вышибла! Дурь… И мозги…

Я обессилено сполз на пол в ванной и позорно заревел, как ребенок. Я даже не заметил, как Лиза, моя невозмутимая обычно сестра, приземлилась рядом и крепко — крепко меня обняла.

— Кира, глупенький, зачем? Братиша, ну зачем? — она гладила меня по голове, а я хныкал и хрюкал, пока слезы застилали глаза. Лиза шептала мне что-то, про то, что я — мужчина, а мужчины не плачут и должны быть сильными. Я растрогался, расслабился и доверился…

«Лиза, спокойно! Главное, не убей его за попытку совершить самоубийство. Черт, что за каламбур! В чем причина, Кирюшка, а? Ну скажи же хоть, что-нибудь!!!» — проносились мысли в голове сестренки, пока она затаскивала меня в комнату и усаживала на диван.

— Лиза, я хочу тебе кое-что рассказать. И мне плевать даже на то, что после этого ты тоже начнешь презирать меня. Я больше не могу! — я немного успокоился, но продолжал тяжело вздыхать.

«Вот это заявы!!! Ладно, Лизонька. Будь спок! Сейчас он скажет, что ему нравятся парни, или что-то в этом роде. А ты его обнимешь и скажешь, что тебе плевать на это, ты его любишь и он пусть и двоюродный, но все же братец, которым ты дорожишь» — это была последняя Лизкина мысль, перед тем, как я выдал:

— Лиза, я — гей, — сказано это было на одном дыхании, после чего мои глаза вперились в ее, ожидая реакции.

— П****ц, — только и произнесла Лиза, хотя сказано сие слово было исключительно из-за удивления сестры тем, что она правильно угадала причину моих страданий.

Она какие-то секунды смотрела мне в глаза, а потом тепло улыбнулась, села рядом и произнесла:

— Ну и что?

Я же уставился на нее ничего не понимающим взглядом. Почему в ее глазах нет испуга? Где отвращение?

— Глупый-преглупый братиш, скажи честно, только из-за этого ты решил, что наложить на себя руки — самое то, чтобы избавиться от проблем?

— Да, — голосом провинившегося кошака ответил я.

— Мой хороший, больше никогда о такой чудовищной вещи даже не задумывайся, как бы плохо тебе не было! Жизнь бесценна и дается всего один раз. Она и так слишком коротка и быстротечна.

Вот они — простые истины. И почему такие элементарные вещи со временем забываются.

— Кир, все мы Его дети, — продолжала Лиза, показывая указательным пальцем вверх, — Поэтому не чувствуй себя неправильным. И помни, что если ты влюбишься в какого-нибудь мужчину по-настоящему сильно, я тебя поддержу и помогу в любом случае.

Сестренка потрепала меня по голове и, улыбнувшись, сказала:

— А теперь пошли пить чай. Точнее, тебе чай, а мне валидол, а то что-то напугал ты меня, и я перенервничала.

— Спасибо, Лиза.

— Все тип-топ, братиш.

В тот день, мы сидели допоздна на кухне и болтали. Я все рассказал, а она слушала с благодарностью и неподдельным интересом, травила анекдоты и вспоминала смешные истории из жизни, пытаясь поднять мне настроение.