Самоубийство?..

Ноги сами привели меня к траве у воды. Там стоял полицейский коротенький толстый парень с бутылкой пива в руках, который, очевидно, принял меня за своего, так как кивнул и позволил пройти.

Музыка заиграла у меня в голове – как всегда, когда мне приходят невероятные мысли. Возникла сумасшедшая идея, дикая идея, которая все ставила на свои места. Дело будет у Пата.

В траве на берегу валялась пустая жестянка с дохлыми дождевыми червями. Я выбросил червей, до блеска вытер банку, потом выбросил платок зачерпнул воды и вернулся назад.

Не звоня Пату, я поехал прямо к нему. Он пожал мне руку, провел в кабинет и сунул заключение.

– Вот, Майк. Она захлебнулась. И время названо верно. Теперь в этом сомнения нет.

Я не удосужился читать заключение, просто швырнул его на стол.

– Патологоанатом здесь?

– Внизу, если еще не ушел.

– Проверь.

Он хотел задать вопрос, но передумал и позвонил.

– Пока здесь.

– Попроси его подождать.

Не сводя с меня глаз, Пат выполнил мою просьбу, а повесив трубку, перегнулся через стол и спросил:

– Что на этот раз? Я поставил на стол жестянку.

– Отдай на анализ.

Он взял банку, встряхнул и, нахмурив брови, уставился в поднявшуюся муть. Поняв, что объяснять я ничего не собираюсь, он резко встал и вышел за дверь, и я услышал шум лифта, увозящего его вниз.

Я выкурил почти полпачки «Лакиз», прежде чем снова зашумел лифт. Пат был вне себя от злости. Он швырнул банку на стол и повернулся ко мне с перекошенным лицом.

– Ну?! Вода со всевозможной грязью... Потом мне стали задавать вопросы. Я выглядел совершенным идиотом. Прикажешь всем сообщить, что частный сыщик использует лабораторию полиции как свою собственную?!

– Почему ты не спросил, не то ли нашли у нее в легких? Не в желудке, заметь, – в легких. Захлебываясь, человек начинает задыхаться, потому что в горле закрывается маленький клапан – он предохраняет легкие от всякой всячины. Не много требуется, чтобы удушить таким способом. Лишь капля воды – закрыть этот клапан. Вода попадает в желудок, а в легких ее нет. Иди, спроси!

Глаза Пата чуть не вылезли на лоб. Его зубы обнажились в звериной ухмылке, и он произнес:

– Ты, головастый ублюдок...

Разговор по телефону длился не более минуты, но был очень оживленным.

Пат отпустил трубку и свалился в кресло.

– Перепроверят. Но, думаю, ты прав.

– Я давно это говорил..

– Погоди, Майк. Нужно подождать заключения. Пока рассказывай.

– Все очень просто. Энн Минор задушили, вероятно, у нее дома. Затем бросили в реку.

– Значит, тело тащили от дома до реки, и никто этого не заметил?

– А кому быть на улице в такой час?

– Осталось одно: предсмертная записка.

– Кажется, я могу объяснить и это.

Пат уронил голову на руки.

– Слушай, ты знаешь, я не круглый дурак. Я не первый год в полиции и люблю свою работу; все идет хорошо. Но появляешься ты со своими идеями...

Что я – глупею, старею? Превращаюсь в тупого бюрократа? Что со мной, Майк?

Я мог только рассмеяться.

– Не волнуйся, ничего с тобой не случилось. Просто ты забываешь, что иногда преступник опытнее самого лучшего полицейского. Ставь себя на их место – помогает.

– Чепуха.

– Теперь у нас на руках два убийства. Мы не разобрались в первом, но второе показывает с кем нам предстоит иметь дело. Это отнюдь не новички-любители.

Пат поднял голову.

– Ты говорил, что можешь объяснить...

– Ну нет, дорогой. Сам трудись.

Снова зазвонил телефон, и Пат взял трубку. Лицо его оставалось безучастным до конца разговора.

– Вода в ее легких чистая. Следы мыла. Очевидно, она была утоплена в ванне.

– Так радуйся.

– Ну да, есть чем гордиться... Теперь меня будут поджидать с поздравлениями – и как это я додумался?! А что я скажу?

Когда я выходил, Пат выругался мне вслед, но уже с улыбкой.

Улыбался и я. Часть дела, слишком большого для одного человека, возьмет на себя полиция. В полиции есть люди и есть оружие. Мозги у них тоже есть. Теперь головы полетят, полетят головы, черт побери, – и скоро!

Перед тем, как идти домой, я поужинал в забегаловке. Нагрузив поднос всем, что было, я устроился за свободным столиком, не спеша поел и, закурив сигарету, почувствовал, как на меня снисходит сытая благодать. Все кусочки мозаики, все части этой истории были собраны у меня в голове, но упорно не желали складываться в целую картину.

День заметно потускнел, и вместе с сумерками на город спустился мелкий дождь. Я поднял воротник и под крышами домов пошел к машине.

Движение стало гуще. Пока я добрался до дома, дождь усилился, и не было никаких признаков прояснения. Выйдя из гаража, я побежал, но все равно промок до нитки.

Ключ в замке провернулся. Я попробовал еще раз, и он снова провернулся... Тогда я заметил царапины – замок был взломан. Я вытащил револьвер и с силой толкнул дверь. Она с треском распахнулась, и я влетел в квартиру, готовый ко всему, – но только никого, кроме меня, там не оказалось.

В каждой комнате горел свет, и все было перевернуто вверх тормашками.

Сквозняк продувал пыльные внутренности тахты и кресел, с которых была содрана обивка. Пустые ящики шкафа валялись на полу.

Одежда, с вывернутыми наизнанку карманами, лежала сваленная в кучу.

Не обошли вниманием даже холодильник: бутылки, банки, всякая снедь были разбросаны по кухне и собирали мух.

Я схватил телефон и набрал номер интенданта.

– Майк Хаммер, из 9-Д. Меня кто-нибудь искал?

Ответ был отрицательным.

– Сегодня никто подозрительный здесь не ошивался?

Ответ снова отрицательный. Он поинтересовался, не произошло ли чего-нибудь.

– Нет, но скоро, черт побери, произойдет. У меня в квартире похозяйничали, – едва сдерживаясь, ответил я.

Он тут же разволновался, и мне пришлось просить его помалкивать очень не хотелось отвечать на вопросы и пугать соседей.

Я прошел в спальню и принялся расшвыривать кучу одежды, пока не наткнулся на сумку. Подкладка ее была распорота, молния – открыта, детские вещицы валялись рядом. Оба боковых кармана зияли раскрытыми ранами. Пачка фотографий исчезла.

Я провел тщательную инвентаризацию всего, что было в доме, – поиски стоили мне двух часов, – но единственной пропажей оказались фотографии.

Потом, для верности, убедился еще раз. Не стоило беспокоиться. Пятьдесят долларов и часы лежали нетронутыми на тумбочке, а пачка старых выцветших фотографий исчезла.

Эти снимки вовсе ничего не представляли для меня, но что-то значили для кого-то другого. Поэтому умерла Энн. Я опустился на обломки кресла, закурил дрожащей рукой и стал собираться с мыслями. На полу валялась разодранная пачка сигарет. Патроны из-под лампочек были распотрошены, сломанными пальцами висели провода.

Я огляделся еще раз, внимательно всматриваясь в почерк обыска. Взяли фотографии – но искали что-то еще, что-то очень маленькое. Из чернильницы были вылиты чернила, и я вспомнил пустую перечницу и солонку на кухне.

Конечно, все просто. Я поднял руку и улыбнулся кольцу.

– Они еще вернутся, – сказал я ему. – На этот раз ты им не досталось, и они еще вернутся. А мы будем ждать.

...Из забытья меня вывел комариный писк телефона. Из трубки донесся голос Пата.

– Что там?

– Хотел тебе сообщить: мы снова все проверили. Сходится. Осталось только разобраться с этой предсмертной запиской. У тебя была какая-то идея... просто ума приложить не могу.

Я ответил устало:

– Расспроси ее друзей. Не заговаривала ли она когда-нибудь о самоубийстве? Возможно, прежде она думала о нем и даже написала записку.

Кто-то отговорил ее, а записку приберег – на будущее.

– Ты подумал обо всем.

– Если бы.

– Я изложил наши соображения районному прокурору. Он считает их досужим вымыслом.

– А ты как думаешь?

– Я думаю, ты поймал змею за хвост.

– Это единственно безопасный способ.