Я открыл его почти с благоговением и увидел, что там лежало. Теперь мне не было стыдно за Нэнси. Мне было стыдно за себя, за то, что я подозревал ее в шантаже. В этом чемоданчике заключался смысл ее жизни, полное разоблачение всей организации – записи, документы, фотографии.

Фамилии и лица. Знакомые лица. Больше, чем просто олдермены. Больше, чем промышленные воротила. Нить шла в Сити-Холл. Парк-авеню содрогнется от удара. Когда...

Мои уши уловили слабый шум, тихий металлический скрежет. Я закрыл чемоданчик, вышел и запер дверь на замок, а потом сдул на него пригоршню пыли, собранной со стен.

В коридор проник желтый лучик керосиновой лампы, по лестнице зазвучали приглушенные шаги. Я скользнул в боковую комнату и засунул руку с часами в карман, чтобы свечение циферблата не выдало моего присутствия.

Шаги приблизились. В коридоре запрыгали чередующиеся полосы света и тени.

Над замком ему пришлось возиться дольше, чем мне.

Услышав, как он вошел в комнату, я вынул из кармана револьвер. Звук моих шагов потерялся в шуме, который он производил, вытаскивая и открывая чемоданчик.

– Мистер Берин-Гротин, – позвал я.

Мне надо было молчать и стрелять в спину. Он вскочил с невероятной скоростью, при этом опрокинув лампу, и нажал на курок. Пуля ударила мне в грудь и отбросила в сторону. Другая пуля вошла в ногу.

Я покатился по полу, застонав от боли, наугад стреляя в темноту.

Разлитый керосин внезапно ярко вспыхнул, и я увидел глаза Берина безумные глаза. Он застыл на руках и коленях, на миг ослепленный огнем.

Револьвер дрожал, а отдача вообще выбила его из моей руки. Но этого было достаточно. Пуля сорок пятого калибра нашла свою цель.

Все вокруг полыхало, языки пламени лизали стены и рвались к потолку.

С ревом занялись банки с краской и какая-то жидкость в бутылках. А мне становилось все тяжелее что-нибудь чувствовать, даже жар. В углу застонал и приподнялся Берин. Он увидел меня, беспомощно лежавшего на полу; и его рука потянулась за пистолетом.

Он бы прикончил меня. Но стена брызнула искрами, одна из балок потеряла опору из проржавевших болтов и, словно гигантское дерево, обрушилась вниз, пригвоздив проклятого убийцу на месте.

Я смеялся как дьявол, смеялся, смеялся и смеялся. Плевать мне было на то, что я погибну сам.

– Ты проиграл, Берин! Ты проиграл!

Он боролся с тяжелой балкой, не обращая внимания на огонь, и я почувствовал едкий запах паленого мяса.

– Сними ее с меня, Майк! Сними... пожалуйста! Ты получишь все, что хочешь!

– Я не могу... Я не могу даже шевельнуться. Если бы... но мне не сдвинуться с места.

– Майк...

– Ничего не выйдет, гнида. Я умру вместе с тобой. Я умру – но и ты тоже. Ты ведь не ожидал, что все так кончится? У тебя было кольцо и, вроде бы, время. Ты не знал, что я убил Финнея и забрал квитанцию.

Меня ждала Лола. Ты подслушал наш разговор по телефону и позвонил Финнею, а, отвлекая меня, включил проигрыватель. Лола... Она ждала меня, а дождалась убийцу. Ну, а ты задерживал меня, чтобы у Финнея было время вломиться в мою контору; найти и убить Лолу, потому что она знала Адрес на квитанции.

Финней доложил тебе сразу же, как воткнул в нее нож, но она была еще жива и все поняла.. Ты велел ему где-нибудь ждать – конечно, вдруг Финней сам наложит лапы на материал! Но я догнал его. – О, ты играл умело, до самого конца. Интересно, как ты ушел из пансиона?

– Майк, я горю!

Его волосы задымились, и он снова закричал. Противоположная стена превратилась в сплошную завесу огня.

– Я не видел связи до сегодняшнего дня. В конечном итоге все решило кольцо. Я сидел и смотрел па бутылку виски, на этикетке с изображением трилистника геральдической лилии – такой же, как и над твоим мавзолеем, такой же, как на кольце. Тут я понял.

Берин отчаялся справиться с балкой. Его лицо исказилось от боли.

Секунду я смотрел на него, потом вновь засмеялся.

– Трилистник был часть твоего фамильного герба. Не так ли? Признак верности... Ты и твоя проклятая честь, ублюдок! Нэнси Сэнфорд твоя внучка.

Она ждала ребенка, и ты ее вышвырнул. Ты подумал о ее чести? Она притыкалась то там, то тут живя под вымышленным именем. Так она познакомилась с подонками типа Финнея и Росса Боуэна и стала проституткой.

А однажды увидела их вместе с тобой.

Могу себе представить, что творилось у нее в голове, когда она осознала: ты – такой благородный и чистый! – живешь на деньги, выжатые из девичьих тел, за фасадом благопристойности и респектабельности... Все шло хорошо, пока не появилась Нэнси, с одной мыслью: уничтожить чудовищную организацию.

Только она была вынуждена оставить вещи и документы – до поры до времени. И тут на что-то наткнулся Финней.

Берин извивался и корчился под тлеющей балкой. Его глаза были прикованы к потолку, где трескалась и осыпалась штукатурка. Огонь бушевал уже по всей комнате, поглощая все, к чему прикасался. Скоро загорится пол – и наступит конец.

Я засмеялся. Берин повернул голову. Горящий кусок дерева упал ему на щеку, но он даже не почувствовал этого.

– Нэнси должна была быть убита, – продолжал я. – Кто мог предположить, что девушка, которой свернули шею и выбросили из автомобиля, сумеет подняться и угодить под колеса другой машины?

Ты обеспечил алиби Финнея в ночь убийства. Все честь и гордость!..

Богатый бездельник, быстро оставшийся без гроша – но ложная честь не позволила тебе стать нищим. Сперва мелочи, потом более и более серьезные дела, которые захватили тебя и увлекли – и вот уже вся система – в твоих руках. Ты организовал самое чудовищное, самое аморальное занятие, но принять и простить родную внучку тебе не позволила гордость. А потом те же самые гордость и честь не могли потерпеть вмешательства в твои дела.

Мой голос был едва слышен в гудении пламени. Снаружи доносились завывания моторов и крики людей.

– Но твоя честь лежит в этом чемоданчике. Ты сдохнешь, и твое славное имя будет смешано с грязью!

– Не-ет – черт побери, нет! Все сгорит, кроме того, я здесь с тобой!

Да-да! Ты будешь моим алиби! И мое имя не покроет позор!

Он был прав. Он был так прав, что закипевшая во мне ярость вытеснила боль из груди. Берин увидел, что я собираюсь сделать и закричал. Я оскалился: он был лыс – грешник, поджаривающийся в аду за убийства.

Обжигая руки, я ухитрился каким-то образом оторвать чемодан от пола и швырнул его в окно. Послышался возбужденный гул и резкий возглас: «Там кто-то есть!»

Ветер из разбитого окна полыхнул мне в лицо огнем, и я почувствовал, как горят мои волосы, увидел, как языки пламени овладели ногами Берина.

Его пистолет лежал прямо под моей рукой.

Ему не следовало так говорить со мной. Это придало мне сил. Я крепко сжал пистолет.

– Твой мавзолей не будет пустовать. Там будет лежать девушка, которую погубила твоя честь. А ты будешь гнить в поле, рядом с Финнеем Ластом. Я расскажу полиции, что произошло. Солгу, но это будет похоже на правду. Я скажу, что прикончил одного из убийц, которых ты за мной послал. Тебя никогда не найдут, хотя бы искали век. И когда бы ни упоминалось твое имя, оно всегда будет сопровождаться проклятьями. Это будет смерть, которой ты страшился больше всего... Звери будут бродить по твоей безымянной могиле, заброшенной всеми, без надгробья.

Ужас метался в его глазах.

– Но я не боюсь от удовольствия убить тебя, крыса – за блондинку, за Лолу! И после этого смогу жить снова. Через минуту здесь будут люди. Меня спустят вниз, и я скажу что подниматься не имеет смысла. Ты сгоришь дотла, так что никто не сможет тебя распознать.

Струя воды ударила в стену и превратила комнату в кипящий ад.

– Сейчас сюда втолкнут лестницу. Когда она появится, я выстрелю.

Подумай об этом!

В коридоре что-то обрушилось, взметнулись искры. Дом задрожал.

Потолок над нами треснул и начал расходиться, в щели било пламя.

Я посмотрел на Берина и засмеялся. Он повернул голову и уставился в дуло собственного пистолета. Его лицо застыло в кошмарной маске ненависти.