— Нечего слушать всякие глупости, Валентина Петровна, — перебила новую больную Сарнацкая. — Люди еще и не такое от безделья набрешут. А простой народ в какую хочешь чушь поверит. Потому — к вранью мы не привыкли, все на веру принимаем.

— Верить или не верить — дело ваше, — пожала плечами Валентина Петровна. — А я, зная, врачей, не сомневаюсь — нечисто тут, в больнице этой. Ох, нечисто.

Аллочка вышла из своего кабинета, подошла к дверям каморки Погодина и нажала на ручку. Двери не поддались. Тогда она застучала в них кулаком.

— Петечка, ты, где пропал? Я жду-жду, а тебя все нет.

За дверью — тишина. Ни шороха. Аллочка достала из кармана свой мобильный телефон и набрала номер Погодина. В трубке раздалось: «Абонент недоступен или находится вне зоны действия сети».

— Погодин, где ж тебя черти носят?! — разозлилась старшая медсестра.

Внезапно за дверью Погодина раздался неприятный скрежет.

— О, Боже, — отпрянула от двери Аллочка. — Что это за ерунда такая?

А затем Аллочке показалось, что она оглохла. Вокруг все стало настолько тихо, будто она осталась одна в этом мире, и больше некому и нечему было издавать звуки.

— Господи, что происходит?! — заорала испуганная Аллочка, но никто не выскочил на ее крик в коридор…

Макаровна потянула на себя двери и вошла в ванную комнату, подошла к зеркалу над умывальником. Она взглянула на себя в зеркало и, как обычно, увидела лицо женщины-алкоголички неопределенного возраста. Правый глаз представлял собой сплошное кровавое месиво, более того, этот глаз слезился.

— Да что за хрень! — выругалась Макаровна, смочила краешек полотенца и осторожно протерла кровавый слезящийся глаз. — Неужто, инсульт?!

Макаровна сполоснула ванну, отключила воду и стала ждать, когда вытечет грязная вода. Внезапно в углу ванной комнаты с шумом упал железный совок. Макаровна вздрогнула и оглянулась. Хмыкнула, вставила пробку в сток ванны и включила воду.

Она вновь взглянула на себя в зеркало и волосы на ее голове стали подниматься дыбом. В зеркале за спиной Макаровны отражалась девушка в черном платье с коротким рукавом. Лицо девушки было покрыто язвами, с него на пол капала желтая слизь.

— Матерь божья, — прошептала Макаровна. — Что это такое?

— Собирай свои вещи и беги из этой больницы! — заговорило мерзким голосом «черное нечто».

Макаровна схватилась рукой за край ванны и закричала:

— А-а-а!

Рука Макаровны соскользнула с края ванны, и женщина упала на пол. Она всхлипнула, приподнялась, облокотилась двумя руками на ванну, повернула голову и посмотрела на девушку в черном платье с коротким рукавом. Та стояла не прежнем месте и перебирала в руках четки. С ее лица на пол капала желтая слизь.

— Я все понятно сказала? — грозно спросило «черное нечто».

Макаровна перекрестилась и закричала:

— Изыди, Сатана!

«Черное нечто» в ответ замахнулось на Макаровну.

— Вон из больницы! Живо! — заорало оно.

Макаровна закрыла лицо двумя ладонями и стала ждать удара. Но ничего не произошло. Макаровна убрала руки и увидела, что в ванной никого нет.

— Во имя отца и сына и святого духа. Аминь! — зашептала перепуганная до смерти женщина. — Господи, кто бы это ни был, прошу тебя, спаси и сохрани меня от напасти!!

Макаровна поднялась, выключила воду и двинулась к выходу. По дороге нечаянно вступила в желтую слизь, подняла ногу. Липкая слизь еле-еле отклеилась от ее тапка. Макаровна вышла из ванной комнаты, громко хлопнув дверью.

В одиннадцатой палате урологического отделения на пятом этаже больницы появилось точно такое же ледяное образование, как в шестнадцатой палате терапевтического отделения, двенадцатой палате хирургического отделения и двенадцатой палате ожогового отделения.

Три заядлых игрока в карты поставили возле кровати Андрея тумбочку, и на нее положили журнал хозяина. Сам Андрей уселся на кровать, а Олег Олегович и Александр Евгеньевич расположились на стульях так, чтобы было удобней играть в карты втроем. После того, как все игроки поменяли карты, Андрей сказал злым голосом: «Я пас». И кинул свои карты на тумбочку.

Александр Евгеньевич обрадовался такому повороту событий, достал из кармана сто рублей, положил их в журнал и тихо произнес:

— Я же говорил, что есть на свете справедливость… Я сто дальше.

— Что менял, что не менял — все равно карта неважная, — покрутил головой Олег Олегович и тоже кинул свои карты. — Я пас.

— Да, со справедливостью я поторопился. У меня три дамы, — подвел итог Александр Евгеньевич.

— Мужики, не чувствуете, похолодало вроде? — спросил Андрей и стал тереть ладонями плечи.

— Не то слово… Жуть, как холодно стало, — кивнул Олег Олегович и встал со стула. — Пойду кофту надену.

— Весна на дворе, а вы мерзнете, — усмехнулся Александр Евгеньевич. — Нехорошо это… Такое у моего прадеда было за два дня до смерти.

— Скорее всего, топить стали хуже, — произнес Андрей после того, как надел теплый свитер. — Экономят… на нас с вами…

Внезапно на стене рядом с подоконником начала образовываться ледяная корочка: раздался характерный для этого явления шелест и треск.

— Ну, что, посмотрим еще пару минут на эти глюки и пойдем сдаваться? — спросил Александр Евгеньевич.

Андрей раскрыл рот от удивления и кивнул в ответ. А Олег Олегович, обернувшийся и заметивший разрастающееся ледяное образование позже всех, вскрикнул от неожиданности:

— Ого! Я такое вижу впервые. А вы?

— Лично мне не приходилось с таким сталкиваться, — произнес Александр Евгеньевич, дотронулся пальцами до ледяной корочки и попытался ее подковырнуть. Корочка вмиг перестала разрастаться и громко шикнула в ответ.

Александр Евгеньевич выругался матом, отдернул руку и посмотрел на пальцы — они стали липкие, кожа на них вздулась.

— Ё-пэ-рэ-сэ-тэ! Я фигею, — чуть ли не плача взвизгнул неосторожный мужчина.

— Больно? — с сочувствием спросил Олег Олегович.

— Блин! Да это ожог самый настоящий! Твою же мать!!! — завыл Александр Евгеньевич.

Андрей быстро достал из тумбочки полиэтиленовый мешок с бинтом и таблетками и предложил:

— Давайте, я перевяжу.

— Суньте руку под холодную воду. Верное средство, — посоветовал Олег Олегович, лицо которого перекосило от неприятного зрелища.

Александр Евгеньевич шмыгнул носом, подошел к умывальнику и сунул руку под холодную воду:

— Бывают же в жизни огорчения, — сказал он. — Ну, ничего, я эту дрянь все равно соскребу со стены — ей здесь не место!

Магамединова шатало как пьяного, он чувствовал, что если сейчас же не выйдет на свежий воздух, его вырвет прямо на мраморную плитку.

— Вот это зрелище! — ревел, как маньяк, Воронин, стоя с роторной пилой в руках рядом с секционным столом. — Так тебя и растак!! Максим, ты снимаешь?

Магамединов хотел бы ему ответить, но никак не мог. Чего-чего, а восторга Воронина он не разделял. Максим Викторович — весь бледный — стоял почти у самого выхода из лаборатории и смотрел расширенными, полными ужаса глазами, на труп Кадышева, из которого, прорываясь наружу сквозь ткани легких и печени, на божий свет лезли беловато-красноватые червячки и серые жучки. Они лезли откуда только можно, не умещались на секционном столе и падали на пол.

— Я балдею! — никак не успокаивался потрясенный увиденным Воронин.

— Я… Э-э-э… — произнес Магамединов, еле подавив подступившую к горлу рвоту. — Приведу кого-нибудь.

— Зови Круглову, пускай, и она хоть одним глазком глянет на эту хрень! — заорал Воронин. — А то извелась бедная баба… Да откуда ж вас столько?!

«Вот же чокнутый! Ведь сто процентов думает, что ей это очень понравится», — пронеслась мысль в голове Магамединова, и он нажал на ручку двери.

— Ага, посмотрю, как она себя чувствует… Может и позову. Такое не каждый день увидишь, — произнес Максим Викторович, вышел из лаборатории морга и закрыл за собой дверь.