- На самом деле я присмотрелся к ней только после массажа, еще в Львове, когда доверил ей свою голову. У Оли удивительные руки.

Его фразу сопроводила ехидная улыбка, мстит. Сам же рассказывал, что с момента своего перебитого носа он меня не мог забыть и приезжая в Днепр, постоянно вспоминал. Или же у него всякий раз начинала чесаться восстановленная перегородка, поэтому я и вспоминалась ненароком.

Ладно, сейчас ты пожалеешь о своем решении. Коварно прищурилась и на одном дыхании выдала следующее:

- Я искренним чувством прониклась еще позже. Как раз в тот самый день, когда он нагрянул в мой кабинет на сеанс массажа.

- Блефуешь. – Тихо произнес муж и прикоснулся губами к моему виску.

Его слова Ева не расслышала, поэтому задала закономерный вопрос:

- Это был еще один сложный день в вашей жизни, и Алексей появился вовремя, можно сказать, спас?

- Да. Он был, как луч света в темном царстве.

***

Пятница. День окончания моего договора в Центре начался с истерики. По счастью не моей, но я была свидетельницей этого отчаяния. Светлое утро в Берлине померкло, стоило мне войти в приемные покои, где одна из посетительниц, заливаясь слезами, непрестанно повторяя: «У меня никого не осталось… Никого!».

Ее боль и горечь, казалось, заполнили все пространство. И не помочь, потому что родных не вернуть.

- Тшш... – Мой руководитель, отлепил ее от стены и крепко обнял. – Ты не одна, ты не одна…

Они хорошо смотрелись, крупный блондин и миниатюрная брюнетка. В то время, как он оглядывался, стараясь оценить заинтересованность окружающих, она льнула к нему, в поисках поддержки. Слова утешения вначале звучали на немецком, затем на русском языке. Она не сопротивлялась, давая себя обнять, но, кажется, и идти не могла, когда он предложил. Минут через пять Кенингу удалось увести молодую женщину в свой кабинет, где еще долго слышались всхлипы и причитания.

Сегодня я завершала работу с клиентами, заполняла карточки и носилась от кабинета к кабинету, прощаясь с коллегами. Я это делала вовремя, среди персонала до конца дня шел шепоток разного рода. Почему-то вспомнились слова Вилберга о том, что за спиной каждого в этой стране идет постоянное взвешивание и оценка его действий. Ранее я к пересудам не прислушивалась, и сегодня слова бы ни запомнила, не начни немки замолкать при моем появлении.

Фразы запомнились разрозненно, но собрались в один лицемерный диалог.

- Такой позор…Такая невоздержанность. Кто это?

- Одна из его бывших. Родственники скончались, она к нему пришла.

- Кредиты погашать надо.

- А может за деньгами?

- За детьми следить следовало лучше. Тогда бы не отобрали.

- Теперь у нее будет много времени на размышление об этом.

- А если лишилась дома?

- Главное помнить, где ее пригреют…

- Да, с такими взбалмошными нужно аккуратнее…

- Слышала, как он говорил, будто бы у нее в семье были родственники из Украины.

- Дальние?

- То ли мать, то ли отец.

- Теперь их нет. Можно вернуться к отношениям…

- Зачем она ему? Несдержанность не правится.

Несдержанность? Это было горе. И чтобы получить хоть какую-то поддержку она пришла к нему, некогда родному человеку. Неужели, в их мире подобное скрывается за шторами и замками?

Я шла в салон красоты еле переставляя ноги. Последние клиенты, последний день работы. Быть может, тут и была создана 100% комфортность, но слишком холодная для меня, непонятная. Или же это мне не удалось абстрагироваться, выбирая лишь то, что я хочу видеть? А в последнее время видеть удавалось отнюдь не лучшее, как например в зачастившем ко мне итальянце.

Жгучего Грава или итальяно-американо, как я звала его про себя, первый раз пересекся со мной два месяца назад возле городской библиотеки. Я искала книгу, он - приключения. Нико с кожей удивительно светлой для итальянца, понравился мне. Было в его глазах что-то от Сереги и Алека, плюс веселый нрав, но без какого-либо чувства ответственности присущего семье Краснощек. Мы не то, чтобы сдружились, всего лишь пару раз пересеклись на улице, и вскоре я обнаружила его в числе парикмахеров-стилистов, работающим в том же салоне красоты, что и я. Он трудился в будни, я в выходные, но периодически вдвоем мы куда-нибудь выбирались.

Если это был фестиваль, то на его вкус, кино – на его усмотрение. Я особенно ни на чем не настаивала и молчала в дни наших совместных вылазок. Пока он рассказывал о себе, своих увлечениях и тонкостях парикмахерского искусства, у меня было время подумать о дальнейших своих действиях.

Обучение подошло к концу и два месяца данные Богданом Петровичем на размышления почти иссякли. Я уже сдала выпускные экзамены, но все еще не решила два маленьких вопроса: остаться здесь или вернуться домой? А если вернусь, то куда именно?

Нико что-то спросил и остановился.

Вот тут уже и я очнулась: - Что?

- Ты меня не слушаешь.

- Извини, задумалась.

- Обо мне? – просиял наглец. Только бы не начал опять рассказывать, что от него без ума все клиентки салона.

- Об отъезде. Еще ничего не решила…

- И когда решишь?

- К концу недели, сегодня только понедельник. У меня еще время есть.

Неожиданно он взял меня за руку и стиснул пальцы: - А я не думаю, так как ты. Через неделю уеду из Берлина.

- Куда?

- В Венгрию. Там у меня друг работает, подамся к нему.

- Ты поэтому не хотел устраиваться по договору?

- Временная работа мне подходит больше.

Улыбнулась и кивнула. Правильно делает Нико, нужно искать то, что тебе больше приходится по душе и не оставаться на опостылевшей работе. Отношение к делу, всегда сказывается на качестве услуг.

- А как же обожающие тебя клиентки?

- Сейчас они меня интересуют меньше всего, мной завладело намного более глубокое чувство.

Звучит это запредельно интригующе, вот только зря он мою руку тянет к своему лицу.

- Пусти.

- Да, брось! Когда ты уже перестанешь…? – вот так сюрприз, впервые вижу его недовольным, и эта вспышка мне не нравится. Откуда вдруг такой накал страстей?

- Что я должна перестать?

- Вести себя, как благородная… монашка. – Сказать хотел другое, но вырвалось это слово, или оно быстрее вспомнилось.

- Я не монашка.

- И я о том. – Не выпуская руки, шагнул ко мне. – Столько времени потрачено впустую, а ты, как глыба.

- Я тебе сразу сказала, что не свободна. – Да, я заблаговременно использовала легенду об Алеке. Подумав, что если наша болтовня и перерастет во что-то более серьезное, у меня всегда будет возможность сообщить о разрыве с бывшим. Вот только нынешняя ситуация развивалась по совсем другому сценарию. Пришлось отступить. Это был неудачный маневр, я уперлась спиной в дерево.

- Но и домой ты не спешишь. Определенно – у вас свободные отношения, к тому же ты русская…

Ответ придумывала на ходу, но твердости в голосе не убавилось.

- Не спешу, потому что жду его здесь. – Услышав эпитет в сторону национальности, я начала закипать. – Я из Днепропетровска, русский и украинский – это мои родные языки. И с каких пор национальность влияет на моральный облик? Ты себя сейчас ведешь не как…

- Оля я не из металла. – Оборвал резко.

Фыркнула, стараясь вырвать свою руку из захвата: - Да, поэтому, мне суждено течь и плавиться?

- Ты же современная девушка, у нас впереди неделя…

- Нико, отпусти мою руку, - каждое слово произношу четко.

Сейчас главное, чтобы застарелая паника не напомнила о себе. Он мне сделать ничего не сделает, но и орать: «караул» в сумеречном парке не хочется, как впрочем, и реветь, чтобы не трогал. После такого, я опять спрячусь в ракушке на год или два.

- А я нежный, - продолжил он вкрадчивым голосом.

Хорошо, что я уже не перепуганное создание, мужских тел перетрогала десятки. Знаю, куда бить, как и с какой силой. Знаю, как вызвать болевой шок, и потому сдерживаю дрожь холодной решимостью, не дать себя в обиду. Легче всего абстрагироваться. Представить, что здесь не ко мне пристают, а мою Люсю домогаются, и помочь ей никто, кроме меня не может. Тут уж не до слез.