— Адриан…
Она с трудом произнесла это имя. Ей нравилось его звучание. Теперь она вспомнила уроки латыни. Адриан значит «темный».
А она считала его похожим на солнечный свет, но имя ему дали правильно.
— Как я это сделаю? Он сказал, что не берет пассажиров.
Джереми отвернулся от нее. Всемилостивый Боже, как противно ему было все это!
— Что, если вы пригрозите, что поедете с капитаном Хардингом?..
— Он узнает, — прошептала Лорен. — Капитан Кэбот узнает, что что-то изменилось во мне.
Ей было невыносимо трудно сказать «Адриан».
— Лорен, я хотел бы иметь возможность вам помочь. Я хотел бы, чтобы вы просто уехали домой. Но сейчас вы нам нужны.
Лорен повернулась к Джереми. Ей казалось, что все используют ее в своих целях, даже когда она просит о помощи. В Вашингтоне ее миссия представлялась ей благородной. Здесь же она казалась ей… грязной.
— Почему вас это так беспокоит?
Джереми колебался. Но он был просто обязан рассказать ей об этом, ведь он понимал, как много он просит.
— Я родом из Виргинии, Лорен. Мой отец был надсмотрщиком на плантации. Я вырос вместе с детьми рабов. Один мальчик был моим лучшим другом. До того как его отправили работать в поле, мы ходили вместе рыбачить и охотиться, хотя ему не разрешалось брать в руки ружье. Когда ему было десять лет, его отправили работать в поле, в то время как мне разрешили посещать занятия вместе с детьми плантатора. Поздно ночью, втайне от всех, я учил его тому, чему научился сам. Это было противозаконно, ибо закон запрещал давать образование рабам. Мой отец избил бы меня, если бы узнал.
Голос Джереми затих, его обычно яркие голубые глаза потускнели.
— Меня готовили в надсмотрщики, в то время как Кейто работал на полях, хотя из нас двоих он был умнее. Он быстрее усваивал уроки, чем я сам. Но, обучая его, я приносил ему большой вред. Учение только разжигало его желание узнать больше. А чтобы учиться дальше, он должен был бежать.
Лорен слушала, словно завороженная. Значит и у Джереми тоже была своя тайная боль.
— Он влюбился в рабыню, которую продали в другое место. Кейто бежал и отправился вслед за нею, собираясь взять ее с собой на Север. Я помогал ему. Я думал, что помогаю. Но…
Он безнадежно пожал плечами прежде, чем продолжить тем же самым напряженным голосом:
— Но меня выследили. И кто — мой собственный брат…
Боль превратилась в агонию, голос стал едва слышным.
— Нас всех троих поймали охотники за рабами. Кейто они повесили. Меня на пять лет отправили в тюрьму.
— А женщина…
— Я не знаю, — безнадежно сказал Джереми. — После того, как меня освободили из тюрьмы, мне некуда было идти. Семья моя отказалась от меня, и видит Бог, я не смог бы вновь встретиться с моим братом без того, чтобы… не попытаться его убить. Я не мог оставаться в стране, которая терпела рабство, которая предала забвению все, что случилось. Я купил билет на корабль, отправлявшийся в Нассау, да так и остался здесь. Я поступил на работу к одному купцу, женился на его дочери и, в конце концов, стал его партнером.
— Корина…
Он кивнул.
— Она не знает о том, что я был в тюрьме. Я не смог сказать ей об этом.
Лорен молчала, размышляя, насколько сильно Джереми пострадал из-за того, что поступил так, как считал правильным, из-за того, что следовал своим убеждениям. Он все еще им следовал. Если о его сочувствии к северянам и о его помощи станет известно, он может лишиться своего дела, даже жизни. А это может случиться из-за какого-нибудь опрометчивого поступка.
Лорен всегда была против рабства, но близко ее это не касалось. Рабство никогда не казалось ей чем-то реальным. Но сейчас она думала о влюбленных мужчине и женщине, о проданной женщине и о ее повешенном возлюбленном, который умер из-за того, что хотел быть с нею. Ее чувство к Адриану Кэботу не имеет значения. Она должна сделать все, что в ее силах, чтобы положить конец этому злу, чтобы помочь остановить это ужасное кровопролитие, которое все еще продолжается. Она должна действовать. Она сможет притвориться. Она сможет сделать все, что потребуется.
Она выпрямилась и положила руку на руку Джереми.
— Я это сделаю, — сказала она. Он печально взглянул на нее.
— Хотел бы я, чтобы в этом не было необходимости.
Не говоря ни слова, они поднялись со скамьи и, погруженные каждый в свои мысли, вошли в дом.
Легкость, с которой сработал план Джереми, усугубляла ощущение вины у Лорен.
Когда Адриан появился у них на следующий день, она встретилась с ним взглядом и рассказала ему о том, что собирается вернуться домой на Юг и помочь Югу, чем сможет.
— Возьмете ли вы меня с собой?
Он казался очень удивленным.
— Но я думал, что вы собираетесь некоторое время пробыть здесь.
— Я собиралась, — ответила она, — но я думаю, что это эгоистично. Мой отец был врачом. Я умею ухаживать за больными. А Юг нуждается в этом умении. Я не могу сидеть здесь и ждать, когда закончится война.
— Я не беру пассажиров, — спокойно напомнил ей Адриан, и она поняла, что он ей поверил и счел ее решение обоснованным. Она стремилась подавить чувство стыда, шевельнувшееся в ее душе.
«Подумай о Ларри!» — велела она себе, глядя в озабоченные синие глаза, скользя взглядом по суровым складкам его рта.
Они оба игнорировали Сократа, который поглядывал на каждого из них по очереди, словно понимая, что происходит поединок двух характеров.
— Тогда я поеду с Клеем, — произнесла она так же ровно. — Я предпочла бы отправиться в Чарльстон. Там у меня есть друзья, но…
— Черт побери, Лорен. Сейчас Юг не место для вас. И их покойницкие, которые они называют госпиталями, тоже не место для вас.
— Но вы же рискуете, — не согласилась она.
— Это другое дело.
— Потому что вы делаете это ради денег? — Лорен не собиралась этого говорить, но растущий в ней гнев давал себя знать.
Встретившись в магазине, они прошли в сад, и теперь Адриан отступил и прислонился к хлопковому дереву. Лицо его было белым, хотя она видела, как на щеках ходили желваки.
— Да, — сказал он бесцветным голосом. — Я делаю это ради денег. Вам это неприятно?