— Вы не едите суп, — заметил он.

Лорен меньше всего на свете сейчас хотелось есть, несмотря на то, что она почти ничего не ела в течение дня.

— Вы меняете тему разговора.

— Нас не схватят, Лорен. На «Призраке» вы в безопасности, иначе я никогда бы не согласился взять вас с собой.

В его словах звучало высокомерие, которое было бы отталкивающим в устах большинства мужчин. Но для Адриана Кэбота это была просто констатация факта.

— Теперь попробуйте суп, — настаивал он.

Глаза его повелительно смотрели на нее, они подчиняли себе ее волю. Чтобы не смотреть ему в глаза, она принялась есть. Суп был уже едва теплым, хотя когда Адриан поставил его на стол, от него шел пар. Он был на удивление вкусным. Она съела еще ложку, потом еще одну и в конце концов вновь взглянула на Адриана и увидела довольную усмешку на его лице. Ей хотелось коснуться рукой его губ, в последний раз ощутить на своих губах его губы.

Вместо этого она отбросила завиток волос со своего лица. Он не мог желать ее сейчас, сейчас, когда она так ужасно выглядела. Она закусила губу и украдкой бросила на него взгляд.

Адриан наблюдал за нею. В ней явно было нечто влекущее. Возможно, это были ее большие золотисто-зеленые глаза, всегда полные эмоций, хотя он никогда не мог как следует разобраться в этих эмоциях. Некоторые из них он понимал. Иногда у нее был такой вид, словно ее преследуют. В глазах ее мелькало нечто, похожее на страх. Он не мог понять причину этого страха. Он только знал, что его самого она не боится. Это чувствовалось, когда ее тело так доверчиво прислонялось к нему… если она это себе позволяла. Но обычно она слишком хорошо для женщины владела собой. Сейчас это самообладание ее покинуло. Она выглядела задумчивой и печальной. Ее медового цвета волосы выбились из пучка и волнами обрамляли ее лицо, а платье так облегало фигуру, что подчеркивало все плавные линии ее тела. И несмотря на то, что в ней чувствовалась дамасская сталь, она вызывала в нем желание ее защитить. Он видел в ней эту сталь в тот вечер, когда на нее напали. В Лорен Брэдли не было ни слабости, ни сентиментальности, но ему хотелось прогнать печаль из ее глаз.

И, кроме всего прочего, в ней чувствовалось одиночество и это одиночество задело в нем какую-то струну. Сколько же лет он одинок? Все тридцать шесть. У него не было другой мечты, кроме Риджли.

Он протянул руку через стол и взял ее за руку.

Лорен овладевали смешанные чувства: жар и холод, желание ответить на его ласку и отстраниться. Но она была не в силах пошевелиться. Она не могла отвести взгляда от его глаз и чувствовала себя бабочкой, наколотой на булавку, и некие крылья трепетали внутри ее тела.

— Мы будем вместе в Чарльстоне, — сказал он. — Есть нечто… неодолимо влекущее нас друг к другу. Думаю, мы должны разобраться в том, что же это такое.

— Вы, должно быть, испытывали… нечто столь же неодолимо влекущее прежде?

Он отпустил ее руку и откинулся на стуле, изучающе глядя на нее.

— Мне так казалось… однажды, — медленно ответил он.

— И что же?

— Она не испытывала тех же чувств.

Лорен почувствовала знакомую горечь в его голосе и вспомнила их разговор о доверии. Ей захотелось узнать, вызывала ли в нем та женщина такое же доверие. Потом она подумала о себе. Что станет думать он о ней самой в ближайшие несколько дней?

Она понимала, что на самом деле лишь ищет предлог, любой предлог, чтобы не делать того, что она собиралась сделать. По спине ее пробежала дрожь.

— Почему вы продолжаете рисковать своей жизнью, жизнью вашей команды и вашим кораблем?

Его усмешка была ленивой и недоброй. Вся его серьезность испарилась, словно он израсходовал весь ее запас, предназначенный на сегодняшний день.

— Я вам уже говорил. Да вы и сами видели. Только не говорите мне, что вы не испытывали волнения, когда мы удирали от тех кораблей янки. Я видел ваше лицо.

Она не могла его предать. Но это не могло послужить ей предлогом.

Господи, пошли мне подходящий предлог. Пожалуйста, дай мне предлог.

— Это для вас игра?

Адриану очень хотелось бы понять те чувства, которые он видел в ее глазах. И он не мог рассказать ей о Риджли. Пока не мог. Не мог до тех пор, пока не был уверен, что получит его. Возможно, это просто суеверие — считать, что если ты расскажешь о своей мечте, то она не осуществится. Или же ему просто не хотелось, чтобы она знала о его семейных неурядицах, о несчастье, постигшем его семью, о том, что он безземельный лорд, что до начала войны у него не было ни гроша, что он унаследовал бесполезный, но скандально известный титул.

— Игра, — подтвердил он. — Волнующая игра, приносящая хорошую прибыль. Мне пора вернуться к своим обязанностям и убедиться, что все идет как следует.

Адриан двигался с присущей ему грацией, которая всегда вызывала у нее восхищение. Подойдя к ней, он остановился в нерешительности, потом одной рукой приподнял ее лицо.

— Возможно, сегодня у меня больше не будет возможности это сделать.

Их губы встретились и слились с неожиданным яростным отчаянием.

Лорен прощалась с ним.

«Постарайся понять», — неожиданно мысленно взмолилась она.

Его руки подняли ее и прижали к себе. Эти руки ласкали ее затылок, а его язык двигался по ее зубам до тех пор, пока она не открыла рот, и он не ринулся в него, лаская, дразня и обольщая, и тело Лорен не превратилось в дрожащую желеподобную массу. Яростный жар, испытываемый ею раньше, перешел в ровное кипение, похожее на кипение конфет, которые она некогда готовила для своего брата.

Боль захлестнула ее. Эта неутолимая боль была такой сильной, что Лорен уже не понимала, где начало и где конец этой боли, как не понимала и ее причину. Брат ли ее тому причиной? Или Адриан? Она потеряла первого, а пытаясь отомстить за него, потеряет второго.

Поцелуй стал глубже. Он поглотил ее разум и ее чувства, как только их тела прижались друг к другу. Она чувствовала движение его напрягшихся мускулов, и это порождало в ней такое сильное желание, что ей казалось, что она от него взорвется.

Слабость и насилие. Здесь было и то, и другое. Слабость в прикосновении его рук, в их нежности, насилие же было в его жадном поцелуе. Было в нем и обещание.