Когда Кулин вынырнул из воспоминаний и стал реагировать на окружающее, по экрану уже шли титры и было непонятно, начался фильм, или уже кончается. Но потом по экрану пронеслась машина, за ней другая, из динамиков послышался визг тормозов, раздались выстрелы, и бесконвойник понял, что на этот раз он путешествовал в глубинах своей памяти какие-то минуты.

Фильм оказался старый, десятки раз виденный и по телеку на воле, да и в зону, на памяти Николая, его привозили раз уже третий. Заранее наизусть зная все коллизии, смотреть было Кулину неинтересно и он, решив, что в отряд не пойдет, склонил голову на спинку кресла впереди него и закрыл глаза.

С минуту бесконвойник еще слышал голоса с экрана, но вскоре зековская привычка засыпать везде, где можно, взяла свое.

Но от какого-то странного звука, Куль вдруг открыл глаза. Это было негромкое жужжание и шло оно с пола. Из той точки, куда смотрели глаза Николая. Там постепенно стало гораздо светлее, словно под досками включили мощный фонарь и реостатом постепенно увеличивают напряжение. Через мгновение пятно света приобрело гранцы и форму, и Кулин увидел, что к нему, увеличиваясь с каждой секундой, приближается его знакомое привидение. Глафира.

– Здравствуй, Николай, Евгения сын.

– Привет. – Ухмыльнулся бесконвойник. На этот раз он почему-то не чувствовал никакого дискомфорта, общаясь с мертвой монашкой. Напротив, ему казалось, что теперь он, по непонятным причинам, стал хозяином положения.

– Скоро исполнится предначертанное. – Сообщил призрак.

– И каково оно?

– Ты должен разрушить эту обитель греха.

– В смысле, монастырь? – Поинтересовался Куль.

– Да. – Монашка кивнула и медленно-медленно начала отплывать назад.

– Как же это мне удастся? Одними голыми руками? – Николай покрутил перед собой ладонями, убеждая и себя, и Глафиру в том, что для такого глобального мероприятия силенок у него маловато.

– Завтра ты все узнаешь…

Скорость удаления призрака все возрастала, пока она, наконец, не превратилась в сверкающую точку. Та мигнула и исчезла, а Куль, встрепенувшись, открыл глаза.

Зажегся свет. Зеки стали вставать, захлопали откидные сидения, фильм кончился. Бесконвойник и не заметил, как проспал добрых полтора часа. Встав, он громко рыгнул. Воздух, попавший в желудок за время сна, вышел наружу, подарив зеку облегчение.

Вернувшись в отряд, он не нашел там Семихвалова. Расспросив нескольких бесконвойников, Николай выяснил, что его семейника никто не видел с начала сеанса в клубе. Но там Петра не было, иначе он наверняка его бы заметил. Решив, что к обеду он объявится, Кулин завалился на шконку и принялся листать какой-то замусоленный иллюстрированный журнал.

Игорь не знал, сколько он так простоял на плацу, не отрываясь смотря на огненные языки, вырывающиеся из недр агатового черепа. Несмотря на изрядное расстояние, ему казалось, что каждый из огней достигает его тела, опаляет плоть нестерпимым жаром, от которого пузырится кожа, тлеют мышцы, лопаются кости, разбрызгивая во все стороны кипящий мозг. Это должно было бы причинять Котлу неописуемые страдания, но он ощущал все это не испытывая боли, лишь со стороны наблюдая за процессом превращения своего тела в прах и тлен.

И, когда от завхоза не осталось ничего, что могла бы гореть, раздался еще один удар, а взревевшая вслед за ним сирена вывела Исакова из ужасного оцепенения. Он испуганно огляделся. Вокруг никого не было. Плац был пуст, окна монастыря тускло светились, ночь все продолжалась.

Сделав шаг, Котел споткнулся и упал, успев выставить вперед ладони. Ноги, затекшие за несколько часов полной неподвижности, отказались держать его тело, взорвавшись уже реальной болью. Несколько минут Игорь вынужден был лежать на пыльном асфальте, пережидая неистовое жужжание крови в ногах. Когда оно немного утихомирилось, завхоз пошевелил ступнями. Жжение и зуд возобновились, но уже не с такой силой. Вскоре Исаков смог согнуть ноги в коленях. Совершив этот подвиг, он встал, и тут ему в голову пришла странная мысль. Ведь если он маячил как столб несколько часов, то прапора, постоянно шастающие ночью по отрядам, непременно должны были бы его «разбудить». Да и старший второй смены, если они снялись, не мог просто пройти мимо.

Так сколько же он так простоял?

Бежать возможности не было, но Игорь все же помчался обратно в отряд нелепой подпрыгивающей походкой. На нажатие кнопки в скворечнике никто не отреагировал, и Котлу пришлось с минуту ковырять замок пальцем, чтобы отодвинуть штырь засова локалки.

В раскоряку преодолев два лестничных пролета, завхоз ворвался в секцию, не обратив внимания на то, что на лестнице нет старичка-дежурного, который работал как раз во вторую смену и, если бы та пришла, должен был бы уже занимать свое пост. Дверь каптерки оказалась распахнута настежь, и в ней никого не было.

«Ушли!» – Подумалось Игорю. – «Не уследил!..»

Но вдруг с лестницы послышался странный шум. Исаков метнулся туда и обнаружил своих шнырей. Он необычности представшей перед ним картины, завхоз на мгновение опешил.

Шмасть и Пепел голые, валялись по полу с каким-то третьим мужиком. Этот, в отличие от завхозовских помощников, был одет, причем, как успел за какие-то мгновения заметить Игорь, так, словно собрался на Северный полюс. Мужик колотил шнырей сапогами, которые были надеты и на руки, и на ноги. Те же, не церемонясь, лупили того кулаками и коленями, но, как видно, без особого успеха.

– Что тут такое? – Гаркнул Котел.

Шмасти, наконец, удалось перехватить одну из обутых рук и он начал, прямо в сапоге, ее заводить дебоширу за спину. Сапог вдруг соскочил и Клоповник, сжимая его обеими руками, звонко плюхнулся на задницу. В это время Андрей со всего размаха ударил кулаком туда, где под несколькими шапками-ушанками должна была находиться макушка. Мужик судорожно дернулся всем телом, получил добавку тем же самым по тому же месту и, обмякнув, растянулся на полу.

– Псих. – То ли сам себе, то ли отвечая на вопрос завхоза, проговорил Шмасть. Он встал, отшвырнул сапог и провел тыльной стороной ладони под носом, размазав по всему лицу струйку крови. Закутанный пошевелился, и Пепел моментально отреагировал, ударив того еще раз.