— Во-первых, как ты помнишь из Ванькиного рассказа, та инквизиция, о которой мы наслышаны, только-только ещё начинается. Инквизиторские суды пока похожи на светские. Всякие там изощрённые пытки — это уже поздняя испанская инквизиция. Во-вторых, среди воинов инквизиторов нет, даже наоборот, это их враги. И в-третьих, не думаю, что в палатке Анри, куда увели Ивана, есть орудия пыток.

— Ну почему тогда его так долго нет?

— Разговаривают, — лаконично пояснил Саша, разведя руками.

— Интересно, о чём? Я вообще не понимаю, что происходит. Что сказал Оболенский этому Анри? Почему вдруг тот так изменился в лице и опустил меч?

— Даже не представляю.

— Но есть ведь какие-то предположения?

— Абсолютно никаких.

— И что же нам делать? — задала Аня совершенно бессмысленный вопрос.

— Ждать.

Она стала опять ходить из угла в угол. Пытка ожиданием — самая мучительная.

И тут стражник ввёл Ивана. Живого и невредимого. Девушка облегчённо вздохнула. Следом принесли еду: сыр, хлебные лепёшки, несколько кусков жареного мяса и кувшин с водой.

— Ну, как ты? — взволнованно спросила Аня.

— Давайте сначала перекусим. Я дико хочу есть. А потом я всё вам расскажу.

Ребята набросились на еду, как-то сразу почувствовав голод. Окончив трапезу, Иван прервал молчание:

— Вам, наверно, интересно, что я сказал Анри, когда он собрался меня рубануть?

— Конечно, — дружно кивнули Саша и Аня.

— Знаете, на меня как озарение нашло. Когда жизнь висит на волоске, сразу вспоминаешь важные вещи. Некогда Пьер и Анри дали клятву верности друг другу. Никто не мог знать об этом, кроме них двоих. Так вот, я произнёс клятву слово в слово.

Саша только развёл руками.

— И что потом? — спросила Аня.

— Потом я ему рассказал всю историю их дружбы с Пьером. Всё, до мельчайших подробностей. Рассказал о том, как они познакомились, как он убил инквизитора, как они добирались до Монсегюра. И о Мигеле, конечно. И о том, что у него есть клинок того неизвестного монаха в чёрной рясе, что убил мальчика. Даже описал этот клинок.

— И что Анри?

— Он был просто ошарашен. Спросил, откуда я это всё знаю. Я указал на «Фаэтон». Сказал, что это Книга Судеб. Но открывать её может лишь посвящённый.

— Ну, разумеется, посвящённый — это ты, — понимающе кивнул Саша.

— Все мы. Но это мелочи по сравнению со следующими вопросами, которые мне задал Анри.

— Об одном из них нетрудно догадаться, — поморщился Ветров. — Что чужеземцы из далёкой страны делают здесь, в Лангедоке, со своей Книгой Судеб?

— Вот именно, — подтвердил Ваня. — И откуда у нас эта Книга.

— И что ты нафантазировал?

— Фантазировать особенно не пришлось. Наш разговор закончился. Вошёл воин и что-то шепнул Анри на ухо. Когда мы опять остались одни, он сказал, что ожидает приезда важного человека, поэтому откладывает нашу беседу. Я сразу догадался, о ком речь. И перед тем, как выйти из его палатки, обернулся и произнёс лишь одну фразу: «Мне известна судьба Монсегюра, и мы прибыли сюда, чтобы помочь».

Он замолчал. Саша с Аней тоже молчали, обдумывая услышанное. Глубоко вздохнув, Иван со всей серьёзности добавил:

— Жизнь такая штука непредсказуемая. Знаете, как говаривал Платон? Только гений может пройти почти незамеченным в наш мир и почти незаметно покинуть его. Так что, хотим мы или не хотим, всё равно оставим след там, куда попали.

Ветров раздражённо произнёс:

— Говори яснее. Сейчас не время для философских рассуждений. Зачем ты приплёл Монсегюр? Чем мы можем помочь осаждённым?

— Ладно. Я вам сейчас расскажу то, что повергнет вас в шок. Это воспоминание пришло мне под утро, когда вы все спали. — Иван обвёл всех пристальным взглядом. — Вы готовы услышать нечто удивительное?

— Да не тяни ты, говори, — сказал Ветров, начиная всё больше нервничать.

— Это всего лишь эпизод из моей прошлой жизни. Но я не могу его объяснить. Итак, это случилось в канун Рождества, то есть в это самое время, вот сейчас, когда мы с вами находимся здесь. В Монсегюр пришли два человека. Они принесли письмо. Мы тогда все очень удивились…

— Подожди, кто это «мы»? — спросил Саша.

Иван вздохнул.

— Разумеется, не ты, не я, не Аня. Когда я рассказываю о своей прошлой жизни, то я — это уже не я…

— А кто? — удивилась Аня.

— Пьер де Брюи. Мой предшественник по прошлой жизни. Неужели так трудно понять? — недовольно произнёс Иван.

— Ну да, конечно, — закивал Саша. — Извини, мы чего-то туго соображаем. Значит, этот Пьер сейчас в Монсегюре?

— Да. Итак, я продолжаю. В канун Рождества в Монсегюр пришли двое. Это был неожиданный визит, мы никого не ждали. Сами понимаете, крестоносцы повсюду, крепость почти окружена. Одного из прибывших я знал хорошо — это был Эскот де Белькэр, а вот другой…

Оболенский замолчал, в упор глядя на Ветрова, и тот вдруг понял, почему с момента возвращения Ивана из палатки нервничает всё больше и больше. Дело было в этих внимательных и непонятных взглядах, которые то и дело бросал на него Иван. Будто он знает что-то очень важное, имеющее отношение к нему, Ветрову, но ему-то как раз и неизвестное.

— Что ты уставился? — не выдержал Саша. — Давай, говори.

— Потому что этот второй был ты, — на одном дыхании выпалил Иван.

— Я?! — чуть не потерял дар речи Ветров.

— Да, ты!

— Не понял.

Саша не сводил с друга глаз. Аня, подойдя к Ивану, демонстративно потрогала его лоб:

— С тобой всё в порядке?

Иван отвёл её руку и с натянутой улыбкой произнёс:

— Да. Я в полном порядке.

В пещере на несколько минут повисла полная тишина. Наконец Саша прервал молчание:

— С чего ты взял, что это был я?

— Потому что я, то есть Пьер де Брюи, видел тебя и очень хорошо рассмотрел. Такого странного типа, как ты, трудно забыть.

Саша прошёлся по пещере. Было видно, что он сильно нервничал.

— Значит, ты хочешь сказать, что я каким-то образом попал в Монсегюр вместе с этим… Как его там?

— Эскот де Белькэр.

— Ну да, с Эскотом де Белькэром. Мы принесли письмо. Так? Что в этом письме?

— Я не знаю. Письмо вручили епископу катаров Бертрану Мартену и владельцу Монсегюра Раймонду Перелье. После этого они долго о чём-то совещались. На их совете присутствовали и вы с Эскотом.

— Что было потом?

— Вы пробыли в замке до следующего дня и ушли. А дальше в Монсегюре стали происходить странные события. Через день после вашего ухода епископ катаров Бертран Мартен вызвал к себе двух человек, самых верных и преданных — Пьера Бонне и Матеуса. Они долго о чём-то разговаривали. Как выяснилось позже, Бертран Мартен поручил им вынести из крепости часть сокровищ катаров и спрятать их. Также им было поручено передать деньги графу Тулузскому и его друзьям, чтобы те наняли людей, купили оружие и лошадей для военной помощи Монсегюру. И ещё Бертран Мартен собрал всех «совершенных» — а их в замке было около двухсот — и объявил, что через две недели, в Крещение, крестоносцы прорвут оборону замка и надо быть готовыми к защите. Мы не верили своим ушам! Через две недели нападение! Но как крестоносцы смогут подобраться к замку? Откуда стало известно о нападении? И самый главный вопрос: почему Бертран Мартен уверен, что крестоносцы прорвут оборону?

Иван остановился и перевёл дух. Друзья слушали его напряжённо, не перебивая.

— Вот такая головоломка, господа путешественники во времени, — сказал он. — Что думаете об этом?

— Получается, что ты вспомнил события, которые в скором времени произойдут? Да ещё с нашим участием? — воскликнула Аня вне себя о волнения. — Меня это радует.

Оболенский удивлённо поднял брови.

— Радует?

— Конечно. Значит, нас в ближайшее время не убьют.

— Я, вообще-то, видел одного Сашку, — заметил Оболенский и тут же пожалел о сказанном, заметив, как изменилось Анино лицо.

Саша находился под сильным впечатлением от Ваниных слов, если не сказать больше — он был в полной растерянности и смятении. Но даже в таком состоянии он нашёл в себе силы подойти к решению данной головоломки обстоятельно, со всей ответственностью. Отбросив эмоции и собравшись с мыслями, он резюмировал: