— Сто тридцать желов номер двадцать первый! Сто тридцать за это чудесное манто! Кто больше? Женщины, напрягитесь, неужели только двадцать первый номер имеет право носить норку?.. Ага, двести один жел номер десятый, проснулась — то-то, никому не хочется упускать столь великолепную вещь. Кто больше?

Солнечный выкрикивал эти слова перед напряженно молчащим залом. Мильч наблюдал за распорядителями, которые перебегали от стола к экрану, что-то поправляли, перешептывались. Рядом страстно замычали. Мильч оглянулся. Его соседка, стиснув руки, смотрела на манто гипнотизирующим взглядом. Если б этот взгляд имел материальную силу, каждая ворсинка манто была б расщеплена пополам или даже вообще распылена до молекулярного состояния. Внезапно впереди раздался крик. Высокий пронзительный голос принадлежал немолодой женщине.

— Это безобразие! У вас машина не работает! Я так хочу, хочу, а ничего не показывается!

— Минуточку, минуточку, — поднял руку Солнечный, — сейчас проверим. Ваш номер?

— Тридцать второй.

— Макс Петрович, пожалуйста, посмотрите контакт тридцать второго.

Макс Петрович засеменил к экрану, что-то там поколдовал, щелкнул выключателем раз, другой — и цифры с экрана исчезли. Макс Петрович покачал головой и поспешил к пульту управления, затем вернулся, прошел в зал и приблизился к возмущенной женщине. В наступившей тишине все услышали его голос:

— Она, того… поверх нейлона датчик привязала.

Все загалдели, а Солнечный сказал:

— Ну, гражданочка, вы сами виновны. Ваше желание оказалось изолированным от прибора. Сейчас все исправим.

— И нас и нас проверьте! — послышались женские голоса.

— Товарищи, успокойтесь, все было проверено перед началом Аукциона. То, что произошло с тридцать вторым номером, — чистая случайность, и сейчас мы увидим…

Макс Петрович щелкнул выключателем, и на экране вспыхнула цифра «611». Указатель остановился против N_32.

— Ого! Тридцать второй хочет манто с силой в шестьсот одиннадцать желов! Женщина была права, как видите. Шестьсот одиннадцать — раз, кто больше?.. Шестьсот одиннадцать — два… — Солнечный поднял молоток.

— У вас провода перепутаны! — истерично крикнула соседка Мильча.

— Этого не может быть. Три! Продано. — Солнечный с сияющей улыбкой обратился в зал. — Можете получить товар.

Норка оказалась слишком мала для ее обладательницы. В зале послышались злорадные смешки. Атмосфера Аукциона накалялась. Но женщину это не смутило. Она сгребла покупку и заявила:

— Ничего. Пригодится. Продам за нормальные рубли. — И, гордая, довольная собой, прошла в зал.

Мильч видел, как человек, сидевший рядом с Солнечным, прошептал ему на ухо несколько слов. Солнечный затряс головой.

— Товарищи, здесь возникают опасения насчет возможной спекуляции со стороны лиц, обладающих, так сказать, большой силой желания. Но я думаю, эти страхи преждевременны, тем более что эксперимент всегда предполагает некоторый риск…

Судя по выкрикам из зала, мнение присутствующих разделилось.

— Преждевременны! — кричали одни.

— Ограничить, ограничить! — кричали другие. — Они такого нажелают себе, все из-под носа уведут!

— Тихо! Тихо! — Солнечный поднял молоток. — Я полагаю, мы продолжим в том же духе, дальнейшее покажет…

— Продолжим! — одобрительно загудела толпа.

Для Мильча все, что происходило потом, слилось в фейерверк странных, несвязанных между собой сцен. Он хорошо запомнил буйный хохот покупателей, когда сороковой номер «выхотел» себе набор роскошного женского белья. Сороковым номером оказался школьник. Он помнит, как соседка жарким шепотом предлагала ему объединить желания и тем самым подавить конкурентов. Мильч указал ей на чисто технические трудности ее проекта, ведь все они были занумерованы. Очевидно, подобная мысль пришла не только соседке. Когда продавался обеденный сервиз, экран показал максимальную в этот день силу желания — свыше семи тысяч желов. Солнечный был потрясен, но, увидев указатель, пляшущий между двумя номерами, пригрозил лишить виновных права участия в Аукционе. Соседка Мильча, ее звали Зина, оказалась удивительно слабосильным существом. Она только бледнела, таращила глазки и стонала, но ничего не могла «выхотеть». Мильчу даже жалко ее стало, беднягу, и он пообещал себе, что приобретет что-нибудь для нее, когда пойдут стоящие вещи. Мильч пытался определить общие закономерности Аукциона.

Лидировали в основном женщины. Изредка кое-что перепадало мальчишкам. Пожилые и совсем старые почти не выигрывали в этой бешеной гонке желаний. Очень бледно выглядели и солидные мужчины. Даже когда пошли чисто мужские вещи — электробритвы, рюкзаки, лодки, удочки, ласты, спортивная обувь, экран показывал всего сто-двести желов. Только когда в луче света, направленном на сцену, появилась модель «Москвича», сила мужских желаний прыгнула вверх, и у некоторых номеров достигла восьмисот-девятисот желов. Но это, конечно, не шло ни в какое сравнение с рекордами в женском многоборье.

Мильч ожидал ювелиризделий. Его не трогали наряды, сервизы, мебель. Его сердце, он это твердо знал, могло открыться навстречу только маленьким, прихотливо изогнутым кусочкам металла. Мильч ожидал золота.

Наконец Солнечный сказал:

— Перед вами последний экспонат — кресло-кровать, модернизированное и усовершенствованное.

— Как последний?! А ювелирные?

Мильч был не одинок в своих потаенных мечтах. Этот возглас принадлежал почтенному пенсионеру. Старичок тоже мечтал взять реванш у женщин.

— Не будет, — твердо сказал Солнечный, — чтоб не разжигать. Да и накладно.

Толпа разочарованно вздохнула. Вздох Роберта был громче всех. На экране появились отрицательные показатели желаний.

«Возьму хоть этот стул, — решил Мильч, — а то останусь с пустыми руками, как Зинка».

«Взять» кресло оказалось делом простым: на него почти не было желающих. Мильч оттащил приобретение в угол сцены и спросил распорядителя:

— А как с доставкой?

— Собственноручно, — ответил тот и злорадно ухмыльнулся.

Мильч выругался.

Закрывая Аукцион, Солнечный заявил:

— Мы благодарим всех присутствующих. Получены интересные данные, набрана значительная статистика. Обработка должна выявить новые закономерности, благодарю вас, друзья.

Участники Аукциона расходились, унося добычу. Зал опустел. Мильч с досадой рассматривал свое кресло. Дурацкий Аукцион, потеря времени, больше ничего…

Как-то так получилось, что в зале не осталось ни одного человека, кроме Мильча. Мильч закурил сигарету и опустился в свое кресло.

Тотчас под сиденьем что-то щелкнуло, из подлокотников выскочили две пластмассовые лапы (Мильчу они показались теплыми, как человеческие руки), вырвали сигарету и отбросили ее прочь. Красный огонек описал в темноте эффектную дугу.

Спинка кресла откинулась, лапы повалили Мильча и так крепко прижали к пористой набивке, что он не мог даже пошевелиться.

— Э-э-э… помогите, — робко пропищал Мильч, дрыгая ногами.

Никто не отозвался. Было слышно только сопение Мильча да поскрипывание кресла. Еще четыре лапы, выдвинувшись откуда-то снизу, начали торопливо срывать с него одежду.

— Караул! — прошептал Роберт.

Лапа прикрыла ему рот. Через несколько секунд владелец сказочного Рога оказался совершенно голым. Он лежал словно в саркофаге. Краем глаза видел, что свободные лапы раздирают в клочья пиджак, брюки, белье.

— Там же документы! — задушевно просипел Мильч в жесткую пластмассовую ладонь.

Лапы еще яростнее принялись кромсать ни в чем не повинную материю. Сделав свое черное дело, они вновь утонули в обшивке кресла.

Шло время. Мильч начал замерзать. Его тело покрылось пупырышками, как после купания на холодном ветру.

Наконец он ухитрился укусить лапу, которая все еще зажимала ему рот. К его удивлению, она отдернулась, словно живая, но тотчас возвратилась и закатила ему увесистую пощечину.