— Вы совершенно правы, сэр, — ответил Хьюз.

— Я того же мнения, — сказал Ривз. — На строительстве железнодорожного полотна и моста (а я думаю, предстоит наводить мост через реку Квай) недопустимы никакие скороспелые импровизации.

— Да, ведь вы специалист по этим работам, — подумал вслух полковник. — Как видите, я пытался хоть как-то урезонить этого безмозглого выскочку.

— И потом, — добавил Клиптон, глядя на командира, — если соображений здравого смысла окажется недостаточно, есть ведь «Сборник законов о ведении войны» и международные конвенции.

— Да, есть международные конвенции, — подтвердил полковник Никольсон. — Но я приберег их для следующего раза, если потребуется.

Клиптон говорил с оттенком грустной иронии, сильно опасаясь, что призыва к здравомыслию коменданта будет недостаточно. Он уже был наслышан о характере Сайто в пересыльном лагере. Еще как-то слушавший возражения в трезвом виде, японский офицер становился невменяем, когда напивался.

Полковник Никольсон заявил свой протест утром первого дня, отведенного пленным на устройство в полуразвалившихся бараках. Как он и обещал, Сайто подумал. Возражения полковника показались ему подозрительными, и, чтобы освежить голову, он зашел к себе выпить. По мере того как он пил, Сайто все больше убеждал себя, что полковник нанес ему недопустимое оскорбление, осмелившись обсуждать его приказ. И подозрение постепенно сменялось в нем глухой яростью.

К вечеру он совсем разъярился и решил, не откладывая, дать пленным почувствовать, кто здесь командует. Сайто велел выстроить лагерь и произнес речь. С первых же ее слов стало ясно, что над рекой Квай собираются грозовые тучи.

— Ненавижу британцев…

Это была первая фраза, которую он потом вставлял в речь как знак препинания. Сайто довольно хорошо изъяснялся по-английски, поскольку занимал раньше пост военного атташе в одной из англоязычных стран. С дипломатической карьерой ему пришлось распрощаться из-за пьянства. Постепенно он докатился до должности каторжного надзирателя без надежды на повышение. И теперь всю свою злость за погубленную жизнь комендант вымещал на пленных.

— Ненавижу британцев, — начал полковник Сайто. — Здесь командую я. Вы обязаны трудиться для победы великой японской армии. Предупреждаю в первый и последний раз — я не потерплю неисполнения своих приказов. Ненавижу британцев. Не будете слушаться — вас ждет суровое наказание. Я не допущу нарушения дисциплины… Если кто-то собирается спорить, пусть запомнит — здесь вашей жизнью распоряжаюсь я! Мне даны все права, чтобы выполнить в срок задачу, доверенную его императорским величеством. Ненавижу британцев. Если в лагере у меня помрет несколько пленных, нам на это плевать! Если вы все подохнете — тоже невелика потеря для офицера великой японской армии!

Комендант, явно копируя генерала Ямаситу, тоже влез на стол; на нем были начищенные до блеска сапоги, а не обмотки, как утром. Разумеется, он прицепил к боку саблю и поминутно бил рукой по эфесу, дабы придать вес своим словам и не дать остыть гневу. Зрелище было карикатурным. Голова коменданта дергалась взад-вперед, как у куклы. Он был пьян, набравшись виски и коньяку из запасов, оставленных европейцами при бегстве из Рангуна и Сингапура.

Слушая эти болезненно бившие по нервам фразы, Клиптон вспомнил слова одного приятеля, долго жившего среди японцев: «Помните, что этот народ считает свое божественное происхождение непреложным фактом». Поразмыслив, однако, врач решил, что вряд ли сыщется на свете народ, сомневающийся в своем божественном происхождении. Доктор понял, что Сайто черпает вдохновение из источника, общего для Востока и Запада. Тут была и идея расового превосходства, и упоение властью, и страх не быть воспринятым всерьез. Это заставляло коменданта перебегать беспокойно-подозрительным взглядом по лицам стоявших, словно ожидая увидеть улыбку.

Британские офицеры слушали молча. Конвоиры сжимали автоматы, как бы подчеркивая готовность немедля выполнить приказ своего начальника. Англичане старались выглядеть так же бесстрастно, как полковник Никольсон; тот, кстати, специально подчеркнул перед этим, что на враждебные выпады надлежит реагировать спокойно, сохраняя достоинство.

После краткого вступления, призванного поразить воображение, Сайто перешел к существу дела. Тон его стал почти торжественным, и пленные приготовились услышать разумные речи.

— Запомните мои слова. Вы знаете, в чем заключается работа, доверенная императором английским военнопленным. Надо связать железной дорогой столицы Таиланда и Бирмы, пройти четыреста километров сквозь джунгли и открыть японской армии путь в Бенгалию. Мы уже освободили Бирму и Таиланд от тирании европейцев. Железная дорога позволит нашей победоносной армии завладеть Индией и быстро закончить войну. Работы поэтому надо выполнить в кратчайший срок — за шесть месяцев, как приказал его величество император. Это отвечает и вашим интересам. Как только война закончится, вы сможете под охраной нашей армии вернуться к себе домой.

Полковник Сайто говорил уже куда спокойнее, словно алкогольное наваждение сошло с него.

— В лагере вы будете находиться под моим командованием. Я собрал вас, чтобы разъяснить задачу: вам предстоит построить два коротких участка пути до стыка с соседними секторами, но главная ваша цель — мост через реку Квай. Задача почетная, поскольку мост — важнейший объект всей дороги. Работа ждет интересная. Вы сможете проявить себя как строители, а не какие-то землекопы. Вам выпала честь стать пионерами южноазиатской сферы сопроцветания…

«Аргумент, который вполне мог привести западный руководитель», — невольно отметил Клиптон.

Сайто чуть сгорбился и, опершись рукой о саблю, устремил взор в первые ряды.

— Работами будет руководить знающий специалист, японский инженер. Дисциплину буду поддерживать я и мои подчиненные. Так что руководством вы обеспечены. В этой связи я приказал английским офицерам работать по-братски бок о бок со своими солдатами. По причинам, которые я изложил уже, в моем лагере не может быть дармоедов. Надеюсь, мне не придется повторять это дважды. Иначе…

Без всякого перехода Сайто снова впал в исступление и, как безумец, замахал руками.

— Иначе я прибегну к силе! Ненавижу британцев. Я лучше расстреляю, если понадобится, всех бездельников, вместо того, чтобы кормить их. Больные не освобождаются от работы. Мы найдем для них занятие. Я построю мост любой ценой, хоть на костях пленных! Ненавижу британцев. Завтра на рассвете приступаем. Начало работы — по свистку. Все офицеры — в одной бригаде. Японский инженер раздаст инструменты и разведет вас по местам. «Работать задорно и весело» велел генерал Ямасита. Помните это.

Сайто слез со стола и, все еще разъяренный, большими шагами направился к себе в контору. Пленные, подавленные сказанным, разошлись по баракам.

— Кажется, он ничего не понял, сэр. Видимо, придется напомнить ему параграф международной конвенции, — сказал Клиптон Никольсону, в задумчивости оставшемуся стоять па плацу.

— Видимо, да, Клиптон, — медленно отозвался полковник. — Боюсь, что нас ждут тяжелые времена…

Тяжелые времена, наступления которых опасался Никольсон, грозили вылиться в трагедию, подумал Клиптон. Как врач, он был единственный офицер, кого не коснулось распоряжение коменданта, — у него на руках были пленные, свалившиеся после этапа в джунглях. Когда на рассвете он пришел в барак, пышно названный «лазаретом», тревога охватила его с новой силой.

Затемно караульные свистками и криками подняли пленных. Солдаты выходили из бараков, сонно моргая. Ночь прошла беспокойно, мучили москиты, а жесткие нары долго не давали уснуть. Офицеры построились в указанном месте. Полковник Никольсон четко проинструктировал их.

— Нельзя, — сказал он, — давать повод обвинить нас в неповиновении до тех пор, пока приказ не затрагивает честь офицера. Я тоже выйду на построение.

Естественно, выполнение приказа Сайто должно было этим ограничиться.