– Сходите посмотрите на ёлку, прежде чем подняться наверх, чтобы освежиться и переодеться к ужину.

Он озадаченно последовал за Ариэль в утреннюю гостиную, где стоял терпкий аромат вечнозелёных растений и сладковатый запах горящих яблоневых дров. Ариэль показала на стоявшую в углу высокую ель.

– Дерево выбрал Паттерсон. Красивое?

– Ариэль, почему вы вернулись? – хрипло спросил Фальконер.

– Я ваша жена, а Бельтер - мой дом, – тихо ответила она. – Где же ещё мне быть на Рождество?

– Я велел вам провести праздники с друзьями!

Она сцепила пальцы перед собой так сильно, что побелели костяшки.

– Когда мы поженились, вы предложили мне дом. А теперь вы отказываетесь от своего предложения?

– Вам здесь не место. – Его сердце пронзила боль, словно в него вонзили нож. Фальконер полагал, что Ариэль понимает, что им не суждено быть вместе, и принимает это, но, очевидно, нет. Теперь ему придётся сказать об этом вслух, испытав адские муки, и снова её прогнать. – Не стоит губить свою жизнь из-за неуместной преданности, Ариэль. Мы вступили в брак лишь по расчету. Я практически вдвое старше вас, а вы почти ребёнок.

– Я достаточно взрослая, чтобы быть вашей женой, – парировала она.

Джеймс отошёл в тёмный конец гостиной, отчаянно пытаясь удержать оборону.

– Мне никогда не была нужна жена.

– Но теперь она у вас есть, – тихо сказала Ариэль. – Почему вы от меня убегаете, Джеймс? Я знаю, что не отличаюсь особым умом, но я вас люблю. Неужели мысль, что мы будем по-настоящему женаты, настолько невероятна?

– Любите? –проговорил он, не в силах скрыть свою горечь. – Разве может такая красивая девушка полюбить такого мужчину, как я?

Его слова подействовали словно искра на трут.

– Как вы смеете! – яростно произнесла Ариэль. Не зря говорят, в тихом омуте черти водятся. – Только потому, что я считаюсь красавицей, неужели вы думаете, что у меня нет сердца? Неужели вы полагаете, что я настолько поверхностна, настолько ослеплена собственным отражением в зеркале, что не вижу ваш ум, силу и доброту? Вы оскорбляете меня, милорд.

– Я не хотел вас оскорбить, Ариэль, – обречённо сказал он, – но разве можно полюбить человека, не увидев его лица?

Её голубые глаза сузились.

– Если бы я была слепой и ничего не видела, вы бы сочли меня неспособной полюбить?

– Конечно, нет, но это совсем другое.

– Вовсе нет! – Её голос смягчился. – Я влюбилась в вас из-за ваших слов и поступков, Джеймс. По сравнению с ними внешность не имеет большого значения.

Когда чёрные складки его мантии колыхнулись, Ариэль поняла, как сильно он взволнован, но ещё не убеждён. Опустившись на колени у ёлки, она вытащила папку с рисунками, которую для него принесла.

– Если хотите знать, каким я вас вижу, посмотрите эти наброски.

Он нерешительно взял папку и положил её на стол.

Ариэль стояла рядом с Джеймсом, пока он просматривал этюды. Если в её работах и присутствовала магия, то именно в этих, потому что наброски исходили прямо из её души и сердца. Образы представляли собой современных Красавицу и Чудовище и с точностью показывали, каким Ариэль видела мужа с первой встречи в Гардсли до настоящего времени. Каждая картинка имела надпись, передавая суть истории.

Джеймс, сильный, таинственный, невероятный, находился в центре каждого рисунка. Его лица нигде не было видно, но Фальконер выглядел настолько неотразимо, что невозможно оторвать глаз. Он представал в образе загадочного Мрачного чудовища Бельтера, чьи тёмные одежды вздымались подобно грозовым тучам. И сострадательного, терпеливого лорда Фальконера, который беспокоился обо всём и обо всех. И Джеймса, окружённого обожающими его птицами и зверями, ибо любое существо, встретившееся с ним, не могло не полюбить его.

Затем он отослал Ариэль прочь. На последнем рисунке он при смерти лежал в лесу Бельтера, его мощное тело обессилено, а большое сердце разбито. Ариэль плакала рядом с ним, её светлые волосы ниспадали на них обоих, как траурная вуаль. Надпись ниже гласила: "Я слышала твой голос на ветру".

Перевернув последний лист, он увидел пустую страницу.

– Чем заканчивается история? – спросил он дрожащим голосом.

– Я не знаю, – прошептала Ариэль. – Концовка ещё не написана. Я знаю только то, что люблю тебя.

Фальконер развернулся и быстрыми шагами направился в тень в дальнем конце гостиной. Там он бесконечно долго, неподвижно стоял спиной к Ариэль, прежде чем повернуться к ней лицом.

– Я был уродлив даже в детстве. Мать часто сетовала, что я пошёл в дедушку по материнской линии. Но то обыкновенное уродство не имело бы большого значения. Сейчас вы увидите результат случившегося, когда мне было восемь лет.

Ариэль услышала его неровное дыхание и заметила, как дрожат руки мужа, когда он поднял их к капюшону и медленно опустил его на плечи. Её глаза расширились: он оказался совершенно лысым. Это объясняло, почему на мгновение ей померещился череп, когда она мельком увидела его в библиотеке.

Её поразила его внешность, но всё же она не была отталкивающей: голова правильной формы, тёмные, чётко очерченные брови и густые ресницы. Он мог бы выступить в роли модели азиатского военачальника для картины одного из великих художников-романистов.

– Моя мать, – продолжил он напряжённым голосом, – везла меня в Итон для поступления на первый семестр. Мы остались на ночь в Фальконер-хаусе в Лондоне. В тот вечер в её спальне произошёл взрыв газа. Я проснулся и попытался помочь ей, но она уже была мертва.

Он поднял повреждённую левую руку, чтобы Ариэль отчётливо её видела.

– Это произошло, когда я тащил её тело из горящей спальни. Небольшие шрамы на голове и шее остались от падавших на меня горячих углей. – Он коснулся своей непокрытой головы. – Впоследствии у меня началось воспаление мозга, и несколько недель я находился в бреду. Все думали, что я умру. Как видишь, я остался жив, но у меня выпали волосы и больше не выросли. Меня так и не отправили в школу, посчитав это "неподобающим". Отец поселил меня в небольшом поместье в Мидлендсе, чтобы я не попадался ему на глаза и не напоминал о себе.

С беспристрастным выражением лица Джеймс на мгновение закрыл глаза.

– Удастся ли вам на практике проявить такую же благосклонность, как и в теории?

Ариэль подошла к нему, и впервые их взгляды встретились. Его завораживающие, бездонные, серо-зелёные глаза способны видеть то, о чём большинство мужчин и мечтать не может. Остановившись прямо перед ним, она честно сказала:

– Мне не доводилось видеть таких красивых глаз, как у тебя.

У него скривился рот.

– А всё остальное? Отец отказывался даже смотреть на меня. Наставник часто говорил, что мне повезло, ведь моё уродство видно всем, а не скрыто, как у большинства людей.

Она улыбнулась и покачала головой.

– Ты жульничал, любовь моя. Я даже слегка разочарована. Я ожидала гораздо худшего.

Выражение его лица стало непроницаемым.

– Но ты же не будешь лгать и утверждать, что я красавец?

– Нет, ты не красавец.

Ариэль подняла руки и провела пальцами художника по лицу Джеймса, ощущая едва заметную неровность давно заживших шрамов и покалывание отросшей за день щетины.

– У тебя мужественное лицо с резкими чертами. Слишком мужественное для ребёнка. Даже без воздействия огня и лихорадки на развитие таких черт потребовались бы годы. Видел ли ты фотографию мистера Линкольна, американского президента, которого застрелили несколько лет назад? У него было такое же лицо. Никто никогда не сказал бы, что он красавец, но его очень любили и оплакивали его гибель.

– Насколько я помню, у того джентльмена была отличная шевелюра, – усмехнулся Джеймс.

Ариэль пожала плечами.

– Вид лысого ребёнка поражает, даже шокирует. Но теперь, когда ты взрослый мужчина, впечатление весьма приятное. В сущности, твоя внешность привлекает внимание и вызывает интерес.

Она встала на цыпочки, обвила руками его шею и прижалась щекой к его щеке. Когда между ними проскочила искра, она прошептала: