Эвелин до сих пор остро переживала потерю родителей. Пресса в то время усердно муссировала слухи о так называемом «проклятье» Тутанхамона, которое настигало всех, кто потревожил покой его гробницы. Девушка скромно надеялась, что когда-нибудь последует по стопам своего знаменитого отца, но пока предпочитала тихую архивную работу. Да Эвелин и не испытывала горячего желания заниматься раскопками, так как была библиотекарем, а не египтологом. Как можно было бы предположить, она разрывалась между любовью к истории и уважением к людям, творившим ее.

Открытие гробницы Тутанхамона заставило отца Эвелин терзаться угрызениями совести. Он прекрасно понимал, что подобная находка распахнет двери для обыкновенных расхитителей могил. За год до своей смерти Говард уволил хранителя каирского музея, который чуть ли не в открытую торговал мумиями, найденными в долине Нила. Он отдавал их по сто долларов за штуку (наличными), снабжая «товар» сертификатом подлинности находки, с указанием возраста мумии и степени знатности «покойного». Эвелин находилась в тени славы своего знаменитого отца, и можно было подумать, что новый хранитель музея предоставил ей работу исключительно из уважения к его заслугам. Однако девушка обладала замечательными способностями: она великолепно читала и писала на древнеегипетском. Мало кто мог соперничать с ней и искусстве расшифровки иероглифов и тайных знаков жрецов. И уж, конечно, никто бы не смог столь тщательно составлять каталоги огромного количества хранящихся а  библиотеке музея книг и документов.

Однако как бы сильно ни была привязана Эвелин к этому месту, она не собиралась останавливаться на достигнутом. Правда, сейчас у нее было плохое настроение. Именно сегодня, через месяц и три дня после истребления легионеров (событие, о котором Эвелин, кстати, ничего не слышала), она получила отказ на свое заявление о вступлении в научное общество Бембриджа. Между прочим, это был уже второй отказ.

Безупречную, как у Нефертити, фигуру молодой стройной женщины скрывала бесформенная одежда: длинная бежевая юбка, мужская, белая в полоску, рубашка и просторный кардиган. Длинные темные волосы девушки были собраны в пучок, а миндалевидные глаза скрывались за стеклами очков, которыми она пользовалась для чтения. Ничто из перечисленного выше не добавляло Эвелин привлекательности, но и не могло скрыть ее очевидной миловидности. Любовь к египетской древности она унаследовала от отца, но внешностью была целиком обязана своей матери.

Эвелин стояла на самом верху высокой лестницы между книжными шкафами, где на огромных стеллажах хранились бесчисленные тома, посвященные истории и культуре Древнего Египта. Из-за стекол очков расстояния воспринимались девушкой не совсем верно, как это скоро выяснится. Только что на полке перед собой она обнаружила книгу о Тутмосе ошибочно поставленную на стеллаж под литерой «С», и попыталась вернуть книгу на законное место – на полку, расположенную у нее за спиной.

Чтобы достать книгу, Эвелин, ухватившись за верхнюю перекладину лестницы, потянулась через проход между стеллажами. Ей казалось, что еще чуть-чуть и она справится с задачей...

Неожиданно лестница оттолкнулась от полки, на которую прежде опиралась, Эвелин, гордившаяся своим самообладанием и способностью хладнокровно решать любые проблемы, вскрикнула и выронила книгу, словно ту объяло пламя. Тяжелый том ударился об пол. Очень уж далеко он отлетел, как показалось Эвелин.

Судорожно ухватившись за верхнюю перекладину лестницы обеими руками, девушка обнаружила, что стоит между стеллажами, балансируя, как на одной ходуле. Чуть пошатываясь на лестнице, Эвелин осторожно выдохнула. Больше она не позволит себе кричать словно истеричка... И в этот момент она потеряла равновесие.

Все еще держась за лестницу, Эвелин сделала несколько «шагов» на ней по проходу. Сейчас она уже не кричала, но про себя отчаянно взывала к Богу.

Раскачиваясь в проходе, девушка тщетно пыталась вернуть лестницу в прежнее положение. Наконец проклятая «ходуля»  оперлась на ближайший стеллаж и замерла.

Эвелин снова, на этот раз с облегчением, перевела дух.

Но этим дело не закончилось. Шкаф, о который она оперлась, медленно кренился, пока не ударился о соседний. Это действие привело к двум результатам. Одному положительному: лестница приобрела вполне приемлемый наклон для спуска, и Эвелин, соскользнув по ней, довольно удачно шлепнулась (куда бы еще?) на пол.

Второй результат оказался не из приятных. Происходившее далее лучше всего характеризуется так называемым «эффектом домино». Эвелин закрыла глаза‚ чтобы не видеть, как очередной падающий шкаф толкает следующий за ним. Правда, ей не пришло в голову заткнуть уши, и она прекрасно слышала, как бесценные тома с грохотом валятся на пол. Когда же последний шкаф, вытряхивая с полок содержимое с той небрежностью, с какой вагон ссыпает в бункер уголь, ударился о дальнюю стену, все наконец было позади.

Ну, почти позади.

Эвелин открыла глаза (сначала один, и только потом другой, как будто это могло уменьшить количество упавших стеллажей), и увидела не только то, что может пригрезиться библиотекарю лишь в кошмарном сне, то есть нагромождение упавших шкафов и разбросанные по всему залу книги. Здесь же, испуганно выпучив глаза, уже находился прибывший на шум ее непосредственный начальник и хранитель музея доктор Бей.

Эвелин скромно взглянула на него, позволив себе едва заметно улыбнуться.

- Опаньки! – негромко произнесла она.

Хранитель музея был маленьким пухлым мужчиной с небольшим круглым лицом. Он носил черный костюм и такой же галстук. Волосы на его макушке напоминали по форме паука, растопырившего лапы во все стороны.

- Опаньки? – ошеломленно переспросил он, и его брови поползли куда-то вверх, чуть ли не за пределы лба. Одновременно он оскалился и завернутая верхняя губа полностью скрыла его черные усики.

– А я и не слышала, как вы подошли, доктор Бей.

– Наверное, из-за грохота падающих шкафов, – понимающе кивнул босс.

Девушка тут же вскочила на ноги, одернула юбку и поправила шарфик у воротника рубашки. Затем она нагнулась и принялась поднимать книги, как бы давая понять доктору Бею, что исправить случившееся для нее – сущие пустяки. Разумеется, она прекрасно понимала, что на восстановление в библиотеке порядка у нее уйдет несколько месяцев.

Доктор Бей отчаянно замотал головой:

– Запустите сюда мух, лягушек или полчища саранчи! По сравнению с вами, мисс Карнахэн, все другие бедствия покажутся мне детской забавой.

– Простите, сэр. Это просто несчастный случай, какое-то недоразумение.

– Нет. Когда Рамзес уничтожил Сирию, вот это действительно было недоразумение. А это – настоящая катастрофа. – Он погрозил ей толстым пальцем. – Я терплю вас здесь только потому, что ваши родители были нашими лучшими покровителями и спонсорами... Да упокоит Аллах их души.

Эвелин давно подозревала, что хранитель музея недолюбливает ее. Она раздражала его хотя бы тем, что постоянно пыталась всучить ему какую-нибудь подделку, выдавая ее за «ценнейший артефакт». Эти «древности» добывал ее брат Джонатан, чаше всего покупая их по дешевке у археологов, проводящих свободное от раскопок время в местных барах.

– Доктор Бей, – выдохнула Эвелин. – Любой человек может устроить подобный беспорядок. Но далеко не каждый в состоянии снова поставить все книги на их места.

Толстячок притих и сразу остыл.

– Если вы готовы принять мое заявление об уходе, – продолжала девушка, – то я не стану здесь задерживаться... хотя я сильно сомневаюсь, что вы найдете кого-нибудь другого в радиусе тысячи миль, кто смог бы грамотно ликвидировать этот кавардак.

– Так начинайте его ликвидировать, – резко бросил доктор Бей и поспешно удалился.

Немного раздраженная и смущенная, однако довольная тем, что сумела поставить доктора Бея на место, Эвелин принялась рассматривать место катастрофы. Придется собрать все книги, проверить, не пострадали ли они. Кто-то из работников музея должен будет переставить все шкафы. Они слишком массивны, она сама вряд ли справится с ними.