Медленно, даже почтительно, египтолог извлек от­туда нечто, завернутое в грубую холстину. Это был большой прямоугольный предмет. Предвкушая от­крытие, Чемберлен аккуратно развернул истлевшую ткань. Глазам присутствующих предстала большая тяжелая книга. Искусно вырезанный древними мас­терами из обсидиана переплет был снабжен массив­ными медными петлями. Всю ее поверхность покры­вала замысловатая резьба и иероглифы.

– Я читал об этом, – почти не дыша от волнения, прошептал Чемберлен. – Я слышал о ней. Ни один человек современности до сегодняшнего дня не мог с уверенностью сказать, что Книга Мертвых действи­тельно существует!

– Книга? – Дэниэлс в ярости пнул сапогом в пол. – Всего лишь книга? И из-за нее устроен такой переполох?

Но, джентльмены... – египтолог ласкающими движениями гладил выпуклую резьбу переплета. – Эта книга – величайшее сокровище.

Я бы не обменял и медную пепельницу на эту книгу! – зарычал Хендерсон и в гневе ударил ногой по сундуку.

Не надо, прошу вас! – закричал Чемберлен, но сундуку уже был нанесен ущерб.

Самый настоящий. Старое, высушенное веками дерево расщепилось, обнажая внутреннее отделение сундука. В нем находились сосуды, украшенные золо­том и драгоценными камнями. Четыре из них уцеле­ли, но пятый от удара раскололся.

Чемберлен содрогнулся от противоречивых чувств, овладевших им. Помимо леденящего душу праха он испытывал и небывалый подъем при виде драгоценных сосудов... Бесспорно, они представляли собой большую ценность, но являлись и средоточием древнего проклятья. В них хранились внутренности того, кто был превращен в мумию.

Глаза Бернса за стеклами очков алчно заблестели:

– Камни! Наконец-то мы нашли кое-что.

*   *   *

Если ночное нападение медджаев лишь подстегну­ло жадность американцев, а находка принесла им не­которое удовлетворение, то жажда знаний Эвелин уто­лена еще не была.

Хотя другая жажда, которую она успешно утоля­ла прошлой ночью, доставляла ей сейчас немало про­блем. Сухость во рту, круги под глазами, такие же, как у Джонатана и Рика, да еще вялость в движени­ях, все это говорило об одном. Все трое страдали от симптомов самой неблагородной болезни – жутко­го похмелья. Но, несмотря на паршивое самочув­ствие, они принялись трудиться над саркофагом, который, как дар богов, буквально свалился им на головы.

Эвелин возилась со шкатулкой, пытаясь превра­тить ее в ключ. То, что раньше давалось ей без труда, сейчас, из-за нетвердости движений, получалось довольно плохо.

– Не могу поверить, что я до такой степени утратила над собой контроль и вы, два распутника, ухит­рились меня соблазнить, и в результате я напилась.

– Только не надо винить меня, сестренка, – отозвался Джонатан. К тому времени, как вы присту­пили, я, как и полагается нормальному джентльме­ну, уже тихо вырубился.

– Ты не напилась, еле ворочая языком, попра­вил ее О'Коннелл. Глаза его стали красными, а кожа приобрела нездоровый сероватый оттенок. – Это слишком мягко сказано. Ты нажралась, как последняя скотина.

– Ну... – только и смогла вымолвить Эвелин, после чего снова уставилась на брата.

Джонатан с видом глубокого раскаяния поднял обе руки вверх. Выглядел он еще хуже, чем Рик:

– Только не пытайся заставить меня отомстить. Меня вообще там не было. Я ничего не помню.

– Я тоже, – вздохнула девушка.

– Стыд и позор! – возмутился О'Коннелл, напус­кая на себя обиженный вид, – А кто-то клялся, что не забудет эту ночь никогда.

– Я? Да ни в жизни!

– Вплоть до вчерашней ночи, – усмехнулся Рик.

Зардевшись от смущения, Эвелин вернулась к шка­тулке. Решительным жестом  О'Коннелл забрал ее и одним движением раскрыл.

– Ничего особенного не произошло, – негромко произнес он. – Просто ты согласилась называть меня Риком.

Эвелин с облегчением улыбнулась ему, но, приняв суровый вид, заявила:

– Ничего серьезного и быть не могло. Я требую, чтобы вы, два школьника, стали наконец, вести себя, как взрослые мужчины.

– Отойдите, – скомандовал О'Коннелл и вставил «лепестки» ключа в пазы замкового механизма. Дер­жа ключ вытянутой рукой, он пригнулся и повернулся к саркофагу спиной.

– Мистер О'Коннелл, – начала Эвелин. – Я, ко­нечно, ценю вашу заботу и осторожность, но не при­помню ни одного случая, когда саркофаги оснащались бы ловушками.

Девушка подошла и решительно повернула ключ вправо, породив целую серию странных скребущих звуков. Это откликнулся древний механизм. Затем послышалось громкое шипение, говорившее о том, что герметичность саркофага нарушилась.

Все трое отступили назад, обмениваясь возбужден­ными и нетерпеливыми взглядами. Однако ни кислот­ный душ, ни с силой вылетающие металлические ост­рия, никакие другие сюрпризы их не ожидали.

Потом им пришлось напрячь ноющие с похмелья мышцы, чтобы сдвинуть крышку в сторону. Они толкали ее, тащили на себя, вздыхали и сопели, но крышка не поддавалась. Наконец, уступая их уси­лиям, медленно, дюйм за дюймом, она начала сдви­гаться.

– Эта крышка слишком тяжелая, и мы не сможем аккуратно снять ее, – высказала свое предположение Эвелин, когда они решили передохнуть. Боюсь, нам придется просто спихнуть ее на пол. – Они передава­ли друг другу большую флягу с водой. – Но мы рис­куем, так как она может расколоться.

– Что ж, либо она, либо мы сами расколемся по­полам от напряжения, – заметил Джонатан.

Они снова приступили к работе, но на этот раз на­пряглись так, что крышка неожиданно заскользила со своего места и упала на каменный пол с таким гро­хотом, что он не только эхом разнесся по лабиринту, но и самым болезненным образом отозвался в похмельной голове Эвелин. Стоящие рядом мужчины каждый по-своему отреагировали на падение гранитной пли­ты: Джонатан прикрыл руками рот, а О'Коннелл – глаза. Если учесть, что сама Эвелин прижала ладони к ушам, то можно понять, что сейчас они со стороны напоминали небезызвестную троицу обезьян.

Внутри саркофага лежал куда более скромный де­ревянный гроб, который, по настоянию девушки, мужчины вынули и аккуратно перенесли на пол. Эвелин смотрела на этот древний предмет, покрытый пылью и паутиной, таким восхищенным взглядом, как если бы он был сделан из чистого золота.

– Я мечтала об этой минуте, когда была еще де­вочкой, – с благоговейным трепетом в голосе произ­несла она.

– Наверное, ты была довольно странным и свое­образным ребенком, – высказался О'Коннелл, все еще стоя на коленях возле гроба.

– Это точно, – подтвердил Джонатан, скорчив­шись возле противоположного конца деревянного ящика с таким недовольным видом, как будто нахо­дился на траурной церемонии и ему предстояло еще долго возиться с этим гробом.

Эвелин бросила на мужчин испепеляющий взгляд и попросила у О'Коннелла тряпку. Она принялась бе­режно протирать крышку гроба в надежде найти на ней иероглифы. Однако очень скоро почувствовала, как у нее все похолодело внутри от того, что она уви­дела, а точнее не увидела.

– Все остальное в порядке, но только священные заклинания почему-то начисто срезаны! – пояснила она свое недоумение мужчинам.

– И что все это означает? – поинтересовался О'Коннелл.

– Здесь должны находиться иероглифы, которые защищают покойного внутри гроба, Эти заклятия со­провождают его в загробной жизни, но только их тут нет. Кто-то намеренно удалил их с крышки.

– Значит, он точно был человеком порочным и не­честивым, понимающе кивнул Джонатан.

-Наверное, того, что он был осужден при жизни, им не хватило, – согласилась с братом Эвелин. – Они решили его осудить и поели смерти тоже.

– Да, в строгости этим древним египтянам не от­кажешь, – добавил О'Коннелл.

– Я искренно сочувствую бедолаге, – вздохнул Джонатан. – А теперь, не стоит ли нам заглянуть внутрь и проверить: вдруг на нем надета золотая маска. Или хотя бы серебряная.

Эвелин уже перестала обращать внимание на ехидные замечания обоих мужчин. Сейчас она была погло­щена своей работой. Девушка протирала пыль с зам­кового механизма, который как две капли воды похо­дил на тот, что располагался на крышке саркофага, и тоже открывался при помощи «лепестков» заветной шкатулки.