Он ничего не имел против женщин, но он был против некомпетентности. «Старая мымра не смыслит в нашем деле ни уха, ни рыла, она не провела ни одного расследования, и при этом командует целым отделением из восьмидесяти полицейских! И получает в четыре раза больше, чем я! И кто ее только назначил на такую должность!

Видать, переспала с кем надо, это уж как водится. И еще в покое никого не оставляет, суетливая курица. Настраивает людей друг против друга, сама не работает и другим не дает, везде у нее любимчики…»

Задумавшись, Билшейм вспомнил документальный фильм про жаб. Во время брачного периода жабы так возбуждаются, что накидываются на все, что шевелится: на самок, на самцов и даже на камни. Они нажимают на животы своих соседей, чтобы выдавить икру, которую оплодотворяют. Тот, кто имеет дело с самкой, вознаграждается за свои усилия. Тот, кто жмет на живот самца, не добивается ничего и меняет партнера. Тот, кто давит на камень, повреждает лапы и останавливается.

Но бывает, что жабе попадается ком земли. Ком земли такой же мягкий, как живот самки. И жаба-самец не прекращает его сжимать. Он может день за днем вот так носить воду решетом и думать, что прекрасно делает то, что должен делать…

Билшейм улыбнулся. Может, стоит поговорить с этой бабой по-хорошему, сказал он себе, объяснить, что так каши не сваришь? Но тут в удачу он не верил. И подумал о том, что скорее всего в итоге он сам занимал не свое место на этой чертовой службе.

Полицейские позади него тоже были погружены в мрачные мысли. Этот безмолвный спуск всем действовал на нервы. Уже пять часов они шли без единой остановки. Большинство из них думало о том, что когда все закончится, надо будет потребовать надбавки за вредность, остальные — о жене, детях, машине или о ящике пива…

Ничто. Что может быть отраднее, чем прекратить думать? Остановить, наконец, этот полноводный поток мыслей, более или менее нужных, более или менее важных.

Прекратить думать! Как будто умереть, сохраняя возможность ожить. Стать ничем. Вернуться к высшим истокам. Не быть даже тем, кто ни о чем не думает. Быть ничем. Вот это благородная задача.

Эдмон Уэллс.

«Энциклопедия относительного и абсолютного знания»

Проведшие всю ночь в неподвижности на илистом берегу, оба солдата оживлены первыми лучами солнца.

Одна за другой грани глаз № 103683 активируются, освещая мозгу новый пейзаж, который целиком состоит из огромного неподвижного и внимательного глаза, расположенного прямо над муравьем. № 103683 испускает феромон ужаса, обжигающий ему усики. Глаз тоже пугается, быстро отодвигается, с ним отодвигается и длинный хоботок, на котором он расположен. Оба прячутся во что-то, напоминающее круглый камень. Улитка!

Да их несколько! Всего пять, спрятавшихся в свои ракушки. Два муравья приближаются и обходят одну из них. Они пытаются ее укусить, но это бессмысленно. Это движущееся гнездо — неприступная крепость.

Недаром говорила Мать: «Безопасность — мой злейший враг, она усыпляет мои рефлексы и мою инициативу».

№ 103683 говорит себе, что эти твари, спрятавшиеся в своих ракушках, всегда жили припеваючи, пощипывали себе травку. Им не надо было драться, хитрить, охотиться, убегать. Им не нужно было выдерживать натиск жизни. И они ничему не научились. Из чистого каприза ему захотелось заставить их выйти из ракушки, доказать им, что они уязвимы. Вот как раз две улитки посчитали, что опасность миновала. Они выпускают свои тела из убежищ, чтобы излить нервное возбуждение. Встретившись, они склеиваются животами. Слюна смешивается, они слились в липком поцелуе, соединяющем оба их тела. Их половые органы соприкасаются.

Между ними что-то происходит.

Очень медленно.

Улитка справа погрузила свой пенис в виде известкового острия в полное икры влагалище улитки слева. Прежде чем вконец изнемочь, улитка слева обнажает, в свою очередь, свой напряженный пенис и вводит его во влагалище партнера.

Обе улитки испытывают наслаждение пронзать и быть пронзенным одновременно. Имея пенис и влагалище под ним, они могут параллельно испытать ощущения обоих полов.

Улитка справа первая достигает мужского оргазма. Она выкручивается и вытягивается, по ее телу прошел электрический разряд. Четыре окулярных рожка гермафродитов переплетаются. Слюна превращается в пену, потом — в пузыри. Партнеры тесно прижались друг к другу, обнявшись в танце, медлительность которого усиливает его эротичность.

Улитка справа поднимает рожки. Она тоже чувствует мужской оргазм. Как только она закончила семяизвержение, ее тело охватывает вторая волна сладострастия, на этот раз вагинального. Улитка справа, в свою очередь, познает женское наслаждение.

Затем рожки опускаются, любовные кинжалы втягиваются, влагалища закрываются… После этого полного акта любовники превращаются в магниты одной полярности. Возникает отторжение. Феномен, старый как мир. Две машины для дачи и получения наслаждения, полные оплодотворенной сперматозоидами партнера икры, медленно отдаляются друг от друга.

Пока №103683 не двигается, потрясенный красотой спектакля, № 4000 бросается в атаку на одну из улиток. Он хочет воспользоваться утомлением после страсти, чтобы распотрошить самую толстую из двух особей. Но уже слишком поздно, они опять замуровались в свои ракушки.

Старый разведчик не отступает, он знает, что, в конце концов, они снова появятся. Он долго сторожит. Наконец из домика выглядывает робкий глаз, а потом и весь рожок. Брюхоногое хочет посмотреть, как идут дела в большом мире, что вокруг его мира, маленького. Когда появляется второй рожок, № 4000 бросается и вцепляется в глаз изо всей силы своих мандибул. Он хочет его откусить. Но моллюск сворачивается, утащив одновременно и разведчика в кольца своей раковины.

Хлоп!

Как его спасти?

№ 103683 размышляет, три его мозга напрягаются, и в одном уже родилась идея.

№ 103683 хватает мандибулой камешек и изо всех сил стучит в стенку раковины. Он, конечно, изобрел молоток, но ракушка улитки не бамбуковая. Стук звучит прямо как музыка. Надо придумать что-нибудь другое.