Вот гора и вот уцепившийся за отрог лагерь рабочих. Старомодный паровоз нетерпеливо пышет паром, а люди — белые, жёлтые, всякие — разгружают стальные рельсы. Люка несёт к большой дыре в теле скалы, а затем туда и вниз, вместе с группой других. Тьма давит со всех сторон. В конце тоннеля уже бурят скважины и закладывают в них шашки-взрывчатки. Потом все кидаются назад и прячутся за ограждением. Ужасный грохот, дым, и мимо шрапнелью свистит мелкий щебень. Потом земля перестаёт трястись. Дым рассеивается, люди встают. Тут же, без предупреждения, их швыряет на землю второй взрыв, сверху доносится треск, и потолок падает.

Люк отдёргивает руку и трясёт ею, чтобы разогнать застывшую было кровь. Сердце мчится вскачь.

— Ты работал на железной дороге, — прошептал он призраку.

Они проходили это в прошлом году в школе. Дорогу через горы пробивали взрывчаткой. Самую опасную работу выполняли китайцы — тысячи китайцев, — и платили им вполовину меньше, чем белым.

— Это так ты умер? От взрыва?

Привидение глядело на него торжественно и скорбно, будто чего-то ожидая.

Люк снова протянул руку…

Всюду по земле разбросаны искалеченные тела. Среди них Люк узнаёт будущее привидение: мальчик сильно обожжён, кажется, в нём нет ни одной целой кости. Стоит ночь. Кто-то идёт между трупами, быстро осматривая их, подходит к китайчонку и вскидывает обмякшее тело на плечо. Люк плывёт за похитителем трупов прямо в гущу леса. Там его ждёт другой. Деньги переходят из рук в руки. Новый хозяин зашивает тело в мешок, кидает на телегу и отчаливает вниз по изрытой колеями горной дороге.

— Это как-то неправильно, — пробормотал Люк, вытаскивая руку из потустороннего холода и пытаясь согреть её дыханием. — Зачем им понадобилось твоё тело?

Есть только один способ получить ответ. И снова его принимает зимняя ночь.

Горит огромный костёр. Мешок летит прямо в пламя. Из тени смотрит человек. Его лицо скрывает широкополая шляпа. Он что-то читает из большой толстой книги. Мешок прогорает, и от тела остаётся грубый серый пепел. Человек наклоняется и собирает пепел в узкую банку. Люка словно самого затягивает в тесную урну: плечи вжаты в туловище, голову пригнуло книзу, ни вздохнуть, ни пошевелиться, собственной воли больше нет. И когда сверху кладут крышку, тьма обнимает его…

…и уносится прочь, и вот перед ним решётка, и из-за неё таращатся люди. Мужчины ржут, как кони, женщины в ужасе прижимают платки к губам, плачет малыш, вцепившись в отцовскую руку. Люк сломлен, раздавлен, опозорен… Надежды нет.

А на полке — далеко, не достать! — виднеется банка с прахом.

Люк, тяжело дыша, отдёрнул руку.

— Так они сожгли твоё тело… и насильно сделали тебя привидением?

Призрак взволнованно ткнул пальцем в окно. Люк уткнулся в стекло, сделав из ладошек перископ… увидел пронзающие небо горы. Неподалёку параллельно путям темнела меж заснеженных берегов река. Он перевёл взгляд на привидение.

Оно с усилием подняло руку и изобразило, как бросает что-то с силой об пол.

— Ты хочешь, чтобы я разбил урну? — догадался Люк.

Тот повторил пантомиму, ещё более выразительно, и снова показал на окно.

Понять это можно было только одним образом. Призрак хотел, чтобы его отпустили — наружу, прочь, в горы, где он умер.

— Да, — сказал Люк, — хорошо. Я сделаю.

Он натянул ботинки и расстегнул штору. Надо найти окно, которое можно открыть. То, что в купе, не годится; в панорамном вагоне — тоже. Ага! Тот проводник, он курил в тамбуре! Люк схватил урну и был таков.

Вернее, ещё немного и был бы. Костистая старая рука выстрелила с соседней зашторенной полки и сцапала его за запястье. Люк задушенно пискнул, а за рукой последовал сияющий в лунном свете череп Юрайи Клака.

— А ну, давай назад моего мальчишку!

Люк попробовал вырваться, но старик держал его, будто железной клешнёй.

— Пусти меня, или я закричу! — проквакал Люк.

— Шшшш! Не стоит. Ты украл мою вещь. Давай её обратно.

— Я ничего не крал!

— Я ведь и полицию могу позвать. Или ты хочешь, чтобы твой папенька отправился в тюрьму?

— Это ты отправишься в тюрьму, — запротестовал Люк. — За то, что держал его в плену!

— Я не держал его в плену! — возмутился мистер Клак, но хватку меж тем не ослабил.

— Да он же у вас за раба! Вы на нём деньги делаете!

— Я забочусь о нём!

— Он вам не принадлежит, — выдохнул Люк. — Нельзя владеть живым человеком.

— Он и не живой человек — он призрак. И он больше ста лет принадлежит моей семье!

— Он хочет на свободу!

— Это он тебе сам сказал? — Старик сел и вывесил с полки костлявые ноги.

— Ну да!

— Я бы не стал особенно верить словам призрака, сынок. Они много чего болтают. Поверь, если ты выпустишь его на свободу, результат тебе не понравится. Когда призраков выпускают, они подчас творят ужасные вещи.

Краем глаза Люк видел искажённое горем лицо маленького привидения.

— Видишь эти глаза, такие большие и печальные? — продолжал тем временем мистер Клак. — Не давай им себя задурить. Чего он на самом деле хочет, так это мести.

— Но не мне же! — крикнул Люк и дёрнул так сильно, что старый Клак свалился с полки на пол — зато выпустил руку! Как-то неудобно оставлять беспомощного старика на полу, успел подумать Люк… когда беспомощный старик шустро вскочил на ноги.

— А мальца ты всё-таки отдай! — и он кинулся вслед за Люком.

Люк ринулся вдоль всего вагона к тамбуру. На окне оказалась мудрёная защёлка, на которую ушло несколько секунд. Наконец Люк совладал с ней и рывком распахнул ставень. Холодный ветер ворвался внутрь. Урна уже была на пути к свободе, когда лапа мистера Клака вцепилась в другую руку и оттащила Люка от окна. Банка упала на пол. От удара крышка приоткрылась, и толика серого пепла вытекла наружу. Мистер Клак ахнул и отпрянул, словно она могла его обжечь.

И краем глаза Люк увидал, что мальчик-призрак улыбается.

Он схватил урну и запустил её в окно. На мгновение она сверкнула в лунном свете, уносясь к чёрной реке, и вот уже пропала с глаз долой.

Люк победоносно обернулся к Клаку… и увидал, что тот, кажется, плачет. Старик ничего не сказал, только закрыл лицо большой ладонью и побрёл прочь.

Когда Люк вернулся в купе, отец сел у себя на полке, включил свет и выжидательно уставился на сына.

— Сам выдумывай себе истории, — буркнул Люк, забрался к себе на полку и отвернулся лицом к стене.

Заснуть удалось не сразу. Провалившись-таки в сон, Люк увидел чёрную реку, извивающуюся вдоль путей. Вода несла пепел вперёд, через горы, через пологие излучины и бурлящие пеной ущелья — к далёкому морю.