На несколько секунд в зале воцарилась такая тишина, что я услышал биение собственного сердца. Присутствующие однозначно впали в прострацию после такого спича, включая сидевших за столом. Я покосился на Фурцеву, та была бледна как смерть, только желваки ходили под пергаментной кожей. Суслов, напротив, выглядел невозмутимо, и при этом сверлил меня взглядом, от которого хотелось спрятаться за трибуну. Но я стоически выдержал этот взгляд.
— Екатерина Алексеевна, думаю, этот вопрос скорее вам адресован, потому что из комиссии сегодня здесь, как я догадываюсь, никто не присутствует, — сказал главный идеолог страны.
— Вы правы, Михаил Андреевич. Что ж, я отвечу… Список выступающих, Егор Дмитриевич, составлялся с учетом пожеланий советских граждан. Комиссия ориентировалась на письма, приходящие на радио и телевидение, а также к нам, в министерство культуры СССР.
— То есть вы хотите сказать, что 'Апогей' и Адель, собирающие полные залы, видеть среди участников фестиваля никто не захотел? — поинтересовался я. — И даже всемирно известную группу 'The Beatles', которая, как я упоминал в своем письме на ваш адрес, готова была приехать в Советский Союз?
— Да, на 'битлов' я бы посмотрел, — негромко, но отчетливо протянул Магомаев. — А уж стоять с ними на одной сцене… Эх, мечты, мечты!
— Слышал я про этот коллектив, они там, на Западе, вроде как целые стадионы собирают и перед сильными мира сего выступают, — снова вклинился Суслов. — Но каков их репертуар?
— Нормальный репертуар, Михаил Андреевич, и про любовь поют, и про социальное неравенство, и про перекосы буржуазного мира. А их лидер Джон Леннон мне в открытую признавался в своих симпатиях к СССР. И после того, как я наобещал им выступление в Союзе, такое вот отношение к симпатизирующим нам музыкантам…
А я ведь действительно, можно сказать, наобещал. Буквально перед получением списка выступающих мы созвонились с Джоном, я и обмолвился, что фестиваль в Союзе обретает реальные очертания. Тот и заявил, мол, мы в последние месяцы немного отошли от концертной деятельности, пресытившись гастролями, и засели в студии на Эбби-роуд. Так что наш график не сильно пострадал бы, выползи мы из своей норы на пару-тройку дней в СССР. Опять же, впечатления, кто еще из западных музыкантов первой величины выступал на советской сцене? Прорыв 'железного занавеса', как говорили в годы моей молодости, хотя сейчас занавес, пожалуй, был не такой уж и железный.
— Екатерина Алексеевна, вы-то что скажете? — обернулся к соседке Суслов.
Та выглядела немного растерянной, видно, не ожидала от меня такой эскапады.
— У нас все согласовано, времени до фестиваля остается всего неделя и что-то менять, я уверена, нецелесообразно, — проблеяла она, умудряясь при этом жечь меня холодным огнем своих глаз. Но я держался, не показывая, что мне очень даже сейчас не по себе.
— Можно я скажу? — привстал Утесов. — Только я с места.
— Да, конечно, Леонид Осипович, — благосклонно разрешил Суслов.
— По мне, так этот молодой человек говорит все верно. Я тоже в курсе, что билеты расходятся ни шатко, ни валко. В какой-то мере нам, представителям эстрады старшего поколения, это неприятно, но нужно уметь смотреть правде в глаза… Привлечь молодежную аудиторию могут как раз те исполнители, о которых упоминал Егор. И за оставшиеся дни, наверное, нужно что-то предпринять, чтобы спасти ситуацию. Можно, конечно, нагнать в организованном порядке школьников, хотя время концерта будет уже не совсем детское, или устроить принудительную продажу билетов на предприятиях под угрозой выговора, но согласитесь, все это будет показуха, как принято говорить в некоторых кругах. Зачем нам позориться на весь мир?
Вот уж не ожидал, что Утесов встанет на мою сторону. Мне он, напротив, казался этаким самовлюбленным старпером, посматривавшим на более молодых музыкантов свысока. Да и по воспоминаниям тех, кто его хорошо знал — мне самому, будучи Лозовым, не довелось близко сойтись с Леонидом Осиповичем — старик был весьма вредным. Но сейчас он явно играл на моей стороне.
Для Фурцевой такой выпад знаменитого артиста стал своего рода надгробной плитой. Она разом сникла, взгляд ее потух, а пальцы мелко тряслись, словно она пришла на заседание с дикого бодуна.
Суслов же, напротив, выглядел совершенно спокойным.
— Что ж, товарищи, — сказал он, поправив очки, — я вижу, у нас тут сложилась любопытная ситуация, столкновение, скажем так, противоположно полярных мнений. И сейчас решить этот вопрос с кондачка вряд ли получится. Согласен, времени мало, но все же нам нужен хотя бы день, чтобы прийти к какому-то решению. Вы согласны, Екатерина Алексеевна?
— Что? А, да, конечно, — засуетилась министр культуры.
— Ну и хорошо. Тогда все можете быть свободны, работайте по утвержденному плану, а мы с товарищем Фурцевой и другими товарищами еще посидим, подумаем, как нам быть с фестивалем… Вы тоже свободны, товарищ Мальцев.
На выходе из зала меня тормознул Утесов:
— Егор, духовая секция, говоришь, нужна?
— Ага, парочка ребят с тромбонами пришлась бы кстати.
— Обеспечим. У тебя когда первая репетиция, а то я что-то прослушал?..
— Первая — 30 мая, в ДК 'Красный Октябрь' на Вишневой, в семь вечера. На следующий день, если я правильно понял Баскакова, там же в 12 часов начнется генеральная.
— Что ж, подгоню пару тромбонистов 30-го, к семи вечера.
Не успели мы попрощаться, как рядом нарисовался Магомаев.
— Ну ты молодец, врезал министерше так, что даже мне стало не по себе, — похвалил меня Муслим. — А ты что, правда с 'битлами' договорился?
— Ага, с Джоном Ленноном, мы с ним как-то более-менее сошлись, — ответил я, кивая ожидавшей меня неподалеку Клемент.
— Ого, ну ты вообще зверь! Давай, стой на своем, вези их к нам, хочется вживую на этих ребят посмотреть, чем они так хороши, что целые стадионы собирают.
— Если привезу — познакомишься с ними лично… Кстати, не знаешь, с какого перепугу Фурцева на меня так ополчилась?
— Да она вообще в последнее время малость не в себе, после того, как дочку с того света еле вытащили.
— В смысле?
— Так вены резала, вроде как из-за несчастной любви, это при живом-то муже. Семья министра пример должна подавать, а у нее вон какой бедлам творится.
— А… это…, - у меня во рту тут же пересохло, я кое-как сглотнул слюну, прежде чем продолжить. — Из-за кого она вены-то резала, неизвестно?
— Да кто ж знает… Ну уж, наверное, не из-за нас с тобой.
Блин, вот тут бы я, пожалуй, еще поспорил. Потому что, если все-таки из-за меня, то кое-какие детали этого пазла вставали на свои места.
Явление дома меня, загруженного продуктами, вместе с Лидой Клемент стало для супруги неожиданностью.
— Ой, я же не одета, — засуетилась она, запахивая свой тонкий халатик.
— Да ладно, чай не комиссия партконтроля пришла. Знакомься, это Лида Клемент, ты вообще-то ее должна знать. А это моя супруга Елена.
— Привет!
— Здрассти…
— Ну вот и познакомились! Лида побудет у нас до вечера, если ты не против, а вечером я отвезу ее на вокзал, посажу на 'Красную стрелу'. Ей просто перекантоваться негде до отъезда в Питер. Ленок, покорми, будь другом, гостью, а мне уже нужно на телевидение ехать.
— Да я не голодна, Егор…
— Еще как голодна! Последний раз нормально дома небось ела, еще вчера? То-то и оно. Ленчик, накорми ее так, чтобы она из-за стола еле выбралась. А я до вечера поговею, аппетит нагуляю, некогда мне уже.
— Будет исполнено, мон женераль, — шутливо козырнула супруга. — Лида, пойдемте на кухню, я как раз борщ сварила, а еще блины с утра напекла, накормлю вас до отвала.
— Ой, да я не хочу есть…
— Нет уж, от Елены Мальцевой голодным еще никто не уходил! Так что милости прошу на кухню!
На телевидение я успел за час до начала записи программы. Гример привела меня в божеский вид, хотя, как по мне, я и так выглядел ничего. Там же, за кулисами, столкнулся с Василием Шукшиным, тот тоже сегодня был гостем 'Кинопанорамы'. Его фильм 'Живет такой парень' вышел пару лет назад, рассказы и повести публиковались в ведущих журналах страны, неудивительно, что Василий Макаревич стал гостем популярной телепередачи. Хотя сам Шукшин предложил обращаться к нему по имени и вообще для удобства перейти на 'ты'. Поболтали, благо имелось немного времени в запасе, Шукшин рассказал о своих планах, я поделился своими. Шукшин мне и раньше импонировал, жаль, что так рано ушел из жизни, и при личном знакомстве положительное мнение о нем только укрепилось. Классный мужик, простой, но с характерной крестьянской хитрецой, и этот его знаменитый прищур…