========== Часть 1. Отъезд. 1. ==========

В несусветную рань у него звонит телефон. Элайджа косится на мутное пятно часов и тянет руку на звук. Суббота, одиннадцать часов утра. Кто может позвонить ему в одиннадцать утра субботы? Где-то на полу ворочается его лучшая подруга Кэл. Элайджа берет трубку и бормочет что-то приветственное.

– О боже, я что, тебя разбудила? – удивляется мама Элайджи; ее голос гораздо громче, чем снившийся ему сон.

– Нет-нет, – отвечает он, стараясь, чтобы голос не выдавал его. – Не волнуйся.

– Это хорошо. У меня отличные новости!

Мама рассказывает что-то про Италию, брата Элайджи Дэнни и роскошные условия. Наверно, брат выиграл приз какого-нибудь телешоу.

Кэл начинает методично стучать по его кроссовку, как по кнопке выключения будильника. Он просит ее спать дальше.

– Что ты сказал? – переспрашивает мама. – Ты поедешь?

– А Дэнни хочет, чтобы я поехал с ним? – Элайджа очень в этом сомневается.

– Ну конечно, хочет.

Элайджа продолжает сомневаться.

Кэл окончательно проснулась и принимается тереть глаза. Вообще говоря, руководство их интерната не одобряет, когда кто-то приводит друзей переночевать, но Элайдже плевать на их неодобрение. Элайджа накрывает трубку рукой и шепчет Кэл:

– Это мама. Похоже, она спрашивает, поеду ли я с братом в Италию.

Кэл пожимает плечами, потом кивает. Элайдже не нужно другого ответа:

– Конечно, мам, – отвечает он. – И спасибо.

========== 2. ==========

Элайджа всегда говорит «спасибо» и частенько даже «пожалуйста».

– Ты просто ископаемое! – поддразнивает его Кэл.

– Спасибо, – отвечает Элайджа.

Он быстро понял, что «спасибо» может вызвать целый букет реакций. Некоторые (например, его брат) не знают, как на него реагировать. Другие (например, Кэл) только посмеиваются. Большинство проникается, сознавая это или нет. Ему часто отдают последний кусок пиццы, последнюю затяжку из кальяна.

– Ты ископаемое, а не святой! – договаривает Кэл, утаскивая его на новую вечеринку.

Вечеринки называются посиделками, танцы – рейвами. Она ведет, а он следует за ней. Она ерошит его светло-русые волосы и покупает ему синие солнечные очки. Он шутливо ругает ее бесконечных парней и девушек и дарит ей цветы без повода. Они курят травку, но никаких сигарет. Почти любая вечеринка кончается тем, что они сонно ползают и собирают пустые бутылки и жестяные банки для переработки.

Элайджа собирался все лето отвисать в Провиденсе с Кэл и другими друзьями. Сперва его планы не очень нравились родителям («Отвисать? – переспросила мама. – Дорогой мой, отвисает белье на веревке».); теперь его на девять дней отсылают в Италию.

– Я буду скучать, – сообщает Кэл за несколько дней до его отъезда.

Они идут домой с полночного фильма в «Avon». Стоит теплая и прохладная одновременно ночь, какие бывают только в июне. Воздух приправлен еле слышным шумом идущих вдалеке машин. Элайджа глубоко вдыхает и берет Кэл за руку. Ее волосы, крашенные под вороново крыло, трепещут на ветру.

– Обожаю все это, – произносит Элайджа. Он не боится в этом признаться. – Обожаю это место, этот момент и все на свете. – Он отводит взгляд от неба и смотрит на Кэл, шепча: – Спасибо.

Кэл крепче сжимает его ладонь. Дальше они идут молча. В школе они первым делом видят на лаймово-зеленом диване общей гостиной четверку своих друзей. Минди, Айвэн, Лори и Сью играют в бутылочку – им просто хочется веселиться и целоваться. Что-то переключается: Элайджа по-прежнему счастлив, но уже другим счастьем. Дневным, ярким, как лампочка. Кэл выгибает бровь дугой, Элайджа хихикает, и они вступают в игру.

Элайджу первого сражает непреодолимая усталость, и он первым уходит спать. Кэл продолжает смеяться, ставить новые диски, флиртовать с лава-лампой. Элайджа желает всем спокойной ночи и получает пожелание спокойной ночи в ответ. Он доходит до кровати, уже на хочу чувствуя, как мир теряет фокус.

Через десять минут кто-то проходит по коридору и стучит в его дверь. Потом дверь открывается и входит Кэл, неся за собой яркие краски. Пора выполнять ритуал, их ежедневный ритуал; Элайджа думал, Кэл про него забыла. Иногда она правда забывает, и в этом нет ничего страшного. Но сегодня она пришла. Элайджа освобождает место в кровати, и Кэл ложится рядом.

– А ты тоже думал?.. – начинает она.

У них такая игра: «А ты тоже думал?» Каждую ночь – каждую, когда только получается, – последней сказанной между ними фразой становится вопрос без ответа. Они смотрят на мерцающие в темноте планеты на потолке или поворачиваются друг к другу лицом и рассматривают в темноте сине-черные силуэты друг друга, пытаясь различить искру серебра.

Сегодня Кэл спрашивает:

– А ты тоже думал, научимся ли мы когда-нибудь спать с открытыми глазами?

Элайджа спрашивает в ответ:

– А ты тоже думала, бывает ли слишком много счастья?

Это любимое время дня Элайджи. Он почти никогда не знает, что скажет, пока оно само не срывается с языка. Не взмывает в воздух над ними. И не парит.

Проходит несколько минут. Кэл садится и кладет руку Элайдже на плечо:

– Спокойной ночи, – говорит она. – Баю-баюшки-баю.

– Не ложися на краю, – отвечает он, устраиваясь поудобнее.

Кэл с улыбкой возвращается на вечеринку. Элайджа перекладывает подушки и залезает под одеяло. И думает. О том, как спят с открытыми глазами золотые рыбки. Об Италии, о родителях, о том, ярче ли в Венеции звезды. Он слышит далекие голоса и отголоски веселой болтовни в общей гостиной. Они похожи на вспышки света перед закрытыми глазами.

Он закрывает глаза. И думает, какая же хорошая подруга Кэл. Как ему повезло с друзьями, причем со всеми. Он счастлив. Он почти пуст от счастья.

========== 3. ==========

Пока Элайджа «отвисает» с друзьями, курит сигареты и кое-что другое, прохлаждается и занимается всякой ерундой (если послушать его брата), Дэнни вертится как белка в колесе до седьмого пота в компании «Глэднер, Глэднер, Смит и Джонс».

Оба Глэднера (однофамильцы, сидели за одной партой в Гарвардской школе бизнеса) взяли Дэнни под крыло. Их секретарь держит ему местечко в комнате для собраний и постоянно пополняет его запасы ручек «Mark Cross». Он идет по коридорам, источая благоговейное сияние, как мальчишка, и получает достаточно благодарности, чтобы не обращать внимания на любые неприятности, кроме самых мелких и гадких.

Ему двадцать три года. Коллеги присматриваются к Дэнни Сильверу, потому что его и только его гениальная идея спасла счет «Крошечных домашних пирожных мисс Джейн» (по странному совпадению, самый крупный у «Глэднера и Глэднера»).

Дэнни занимается урегулированием кризисов, а кризис мисс Джейн был особенно выдающимся: скучающий репортер «Вашингтон-пост» забрел в ее магазинчик и обнаружил, что неоново-розовый краситель на ее самом популярном пирожном (под названием «Райское наслаждение») сделан из тех же ингредиентов, что и помада самого популярного оттенка в стране (под названием «Розовый закат»). Потребители, разумеется, не обрадовались. Акции мисс Джейн рухнули, и доходы компании, казалось, обречены были уплыть следом за бисквитом «Твинки» в навозной глазури.

И тут появляется Дэнни Сильвер (вообразите себе эффектное появление: дверь зала совещаний распахивается, и взоры всех директоров обращаются в сторону их светловолосого спасителя; вообще говоря, Дэнни Сильвер сначала связался с конспираторами мира кексов по электронной почте и волосы у него далеко не светлые, но эффект был тот же).

Остальные стояли за то, чтобы все отрицать и опровергать, а Дэнни предложил признать и пошутить. Была организована пресс-конференция, на которой президент компании выразил свое изумление и негодование и пообещал полный перезапуск «Райского наслаждения» со стопроцентно органической глазурью. Также он пообещал, что все остальные пирожные, выходящие из-под рук мисс Джейн, «никогда не пользуются косметикой».