Когда в планы главы семьи, обычно единолично определявшего вид семейного досуга на ближайшие выходные, входило посещение кинотеатра, то семья отправлялась туда в полном составе. Идеологически заостренных лент («Еврей Зюсс», «Вечный жид» и т. п.) респонденты опять-таки «не запомнили», нет впечатлений от них и в опубликованных воспоминаниях. Однако один из опрошенных рассказал, что, когда на экраны вышел фильм Лени Рифеншталь «Триумф воли» о партийном съезде НСДАП в Нюрнберге, то отец сам предложил его для традиционного воскресного посещения кино. Фильм произвел большое впечатление, но больше не идеологическим содержанием, а масштабами отснятого материала и эффектами. На обратной дороге семья даже спорила, сколько тысяч человек участвовали в съемках[234]. Чаще всего в интервью упоминались безымянные «голливудские ленты» и фильм «Унесенные ветром» с Вивьен Ли и Кларком Гейблом в главных ролях (1939 г.).
Из других форм проведения досуга вне дома у молодых берлинцев особой популярностью пользовались танцевальные вечера, для среднего слоя — в респектабельных клубах («Грюн-гольд-клуб», «Блау-вайсс-клуб», «Рот-вайсс-рот танцклуб» и т. п.[235]), специальных залах и даже в филармонии[236], которые охотно посещались еще с 20-х гг., не было исключением и время кризиса. Там было можно за небольшие деньги весело провести время, познакомиться с девушкой, да и умение красиво танцевать в обществе ценилось высоко. Танцы как любимое занятие молодой семьи или влюбленных упоминаются большинством в опросе Херцберга. Их организовывали не только клубы, но и спортивные общества, трудовые коллективы для своих членов, культура праздника для сотрудников (Betriebsfest) в Германии была весьма развита[237]. На него обязательно приглашались мужья и жены и все проходило без особой программы, «по-семейному». И здесь берлинцы не остались в стороне от мировой моды. Классические вальсы и фокстроты сменяли уанстеп и даже свинг, который в 1936 г. был запрещен нацистами как свидетельство разложения неарийцев[238].
Молодые берлинцы много занимались спортом, причем спортивные союзы тогда носили кастовый характер, членами клуба обычно были представители одного социального слоя, все были хорошо знакомы между собой. Все спортивные общества с середины 30-х гг. были объединены в Германский национал-социалистический спортивный союз, получили новые «арийские» задачи и освободились от членов-евреев, но это не отразилось на их популярности, для молодых мужчин, как женатых, так и холостых, это были своего рода традиционные клубы для времяпровождения в кругу друзей, альтернативы пивным для тех, кто вел здоровый образ жизни[239].
Мальчики много ездили на велосипедах, которые старалась приобрести каждая более менее благополучная семья для своего ребенка, ведь на нем он ездил и в школу, которая могла быть расположена довольно далеко от дома. Подобные прогулки были своего рода путешествиями, «целей для этого было в городе предостаточно, но одна из них все время притягивала нас магически снова и снова: Анхальтер Банхоф. Со своими 36 путями он был главным узлом связи столицы с европейскими метрополиями»[240]. Особенно волновал мальчишек Восточный экспресс, даже названия далеких городов будили воображение. Столь же привлекательной целью был и аэропорт Темпельхоф.
Девочкам, которых воспитывали строже и больше следили за ними, запомнились пешие прогулки с родителями и выезды за город в выходные. Семейные разговоры при этом почти никогда не касались современных политических событий, изредка родители рассказывали о прошлом, о своем детстве в канун Первой мировой войны. Этот вид времяпровождения был особенно любим берлинцами и из-за своей дешевизны — максимум, чем пользовалось большинство, это общественным транспортом, и из-за представлений о пользе долгих пеших прогулок на свежем воздухе. Хотя некоторые семьи для выездов на природу нанимали карету или даже пользовались собственной машиной. Во время одной из таких прогулок в начале августа 1934 г. отец Вибке Брунс выглядел подавленным, так как накануне умер рейхспрезидент фельдмаршал Гинденбург, перед которым он, бывший офицер, преклонялся. Но он не проронил при дочери об этом ни слова, саму же восьмилетнюю Вибке тогда гораздо больше интересовали засахаренные орешки, стоившие всего 10 пфеннингов[241].
Женщин на таких прогулках часто действительно волновали иные проблемы, чем мужчин. «Моя мама шла с нами только тогда, когда отец обещал нам мороженое и конфеты. […] Осенью мы ходили в Кенигсхайде за грибами. Мама ворчала, когда мы возвращались с полными корзинами, потому что она должна была это переработать»[242]. Целью прогулки могли быть какая-то достопримечательность, но чаще — кафе или летний ресторан, где с одной стороны стояли столики со скатертями и сновали официанты, а с другой — столы без скатертей, чашки, кипяток и висела надпись «Здесь семьи могут сами сделать кофе!», так что любой мог провести свой досуг в соответствии со средствами[243]. Любимым удовольствием было также купание. Следует подчеркнуть, что все общественные места в Берлине, к которым принадлежали и оборудованные пляжи, были насыщены нацистской символикой, флаги со свастикой полоскались над головами отдыхающих. В этом отношении Берлин приблизительно до 1937 г. представлял скорее исключение, потому что многочисленные фотографии курортов Балтики и Северного моря вовсе не свидетельствуют о таком «дизайне», что отмечают и сами берлинцы в воспоминаниях[244].
Довольно часто в 30-е гг. бюргерские семьи принимали у себя гостей, делали визиты сами и посещали родственников, если они проживали в Берлине. Как только за столом начинались «серьезные разговоры», даже необязательно на политические темы, детей отсылали вон из комнаты[245], при визитах вообще редко брали их с собой. Мир детей и мир взрослых был разделен достаточно строго и детям считалось недопустимым вмешиваться в разговоры и дела старших.
Светлым временем для всей семьи были школьные летние каникулы, во время которых семья старалась выехать из города на дачу, к родственникам, на курорт, в туристические поездки. В этом отношении середина 30-х гг. однозначно привнесла в повседневность больше возможностей для проведения отдыха. В воспоминаниях и интервью берлинцев из средних слоев нередко встречаются упоминания о приобретении в этот период моторной лодки[246], мотоцикла[247] или даже автомобиля[248], что становилось целым событием в семейной жизни и запечатлено на семейных фотографиях. Все это воспринималось как неоспоримое свидетельство существенного улучшения жизненных условий в 30-е гг. Состоятельные семьи из верхов среднего слоя могли даже позволить себе нанять шофера.
Статистические сведения о личных автомобилях и мотоциклах в столице подтверждают высказывания мемуаристов. Можно предположить, что Берлин как столица по этим показателям должен был опережать средние цифры по стране. В 1930 г. в городе было чуть меньше 62,5 тыс. автомобилей, т. е. приблизительно 1 автомобиль на 64 человека, и это число медленно росло до 1937 г… Три года, вплоть до 1940 г., продолжался бурный рост и количество автомобилей — 125 тыс. — вдвое превысило уровень 1920 г., в расчете на 1 автомобиль — 35 человек[249].. Количество мотоциклов равномерно росло с 1930 г. до 1940 г., но в 1940 г. оно падает почти до нуля! Война вносит свои коррективы — почти та же картина и с автомобилями — и в воспоминаниях нередки упоминания о реквизиции средств передвижения на нужды фронта.
