Покружил у самого дна, обследовал решетку на горловине сливного тоннеля. Вода была очень холодная и прозрачная — светло-желтое дно просматривалось далеко. Было видно, как мускулистое тело Копаева гибко скользнуло в сторону трапа. Подводный гул ступенек и поручней, Копаев исчез. Видны только ноги ниже коленей и зыбкие кольца преломленного света.

— Не могу, — виновато сказал Аверьян, уступая Андрею место на трапе. — Не по мне это дело — открывать купальный сезон в Ледовитом океане. — Все его тело было в пупырышках.

— Сибиряк называется…

— Меня сбивает с толку южный ландшафт. — Аверьян смотрел на лагуну. — Я впечатлительный.

— Может, твое сибирское происхождение тоже легенда?

— Нет. Мы с тобой земляки.

— В системе Сатурна мы все земляки.

— Я из Ангарска. Мы с тобой даже родились в одном и том же главрайоне восточно-сибирского мегалополиса.

— Правда?

— Чего ради буду обманывать?

— Ну мало ли… — Андрей поискал на ступеньках трапа сухое место. — Профессия у тебя такая.

— Плохо знаешь мою профессию.

— На ринге ты обманывал без зазрения совести.

Копаев сощурил глаза:

— Я должен был обезопасить себя и тебя от нокаута.

— Вот я и говорю — профессия, — сказал Андрей.

— А чего ты, собственно, хотел? Улететь на Япет со свернутым набок носом?

— Ну это еще бабушка надвое загадала.

— Тем более. Благообразность моей физиономии мне тоже не безразлична. Удар правой у тебя… Быка свалить можно. Берешь ведь в основном дикой силой, и если бы ты попал… Я внимательно все твои поединки смотрел. И понял: зря я ввязался в чемпионат. В жизни не видел такого агрессивного боксера.

— Да? А какого лешего ты вообще ввязался?

— Характер у меня спортивный.

— Плюс специальная подготовка?

— Намек понял, — Аверьян рассеянно покивал. — Кумут-заза, натренированные реакции и прочее. Но зачем тогда вы допустили к участию в чемпионате и пассажиров? Ведь среди них было немало космодесантников — тоже люди со спецподготовкой. А в смысле натренированности реакций и вы, кораблеводители, не лыком шиты. Спецподготовка — одно, бокс — абсолютно другое…

— МУКБОП — коренным образом третье, — добавил Андрей.

— МУКБОП на практике превращается в штаб общечеловеческой обороны.

— В каком смысле?

— В смысле круговой и, главное, надежной обороны гомо сапиенса против отрицательных факторов Внеземелья.

— Что ни день, сапиенс отвоевывает у Внеземелья новые территории, в каждом выпуске новостей полно победных реляций…

— А я о круговой обороне? — Лицо Копаева сделалось сумрачным. — Андрей, многим еще невдомек, что мы начинаем судорожно защищаться от неприятностей Внеземелья уже на исконной своей территории — в пределах Земли. Это я к вопросу о победных реляциях. А касательно состояния дел на оборонительном фронте имею доложить: ни круговой, ни сколько-нибудь надежной обороны создать мы не в силах. По крайней мере сейчас.

— Наши предки с помощью космонавтики прорубили в Пространство окно, и мы всегда считали это великим достижением…

— Окно они прорубили для нужд космической миссии человечества, — напомнил Копаев. Снял с поручня трапа забытые кем-то солнцезащитные очки. — А вовсе не для того, чтобы всякие там опасные неожиданности Внеземелья заползали через это окно в наши земные дома.

Андрей, не сводя глаз с лица Аверьяна, облокотился на поручень, спросил:

— Тебе непременно надо меня пугать?

— Моя задача скромнее: дать прочувствовать обстановку. — Аверьян протяжно вздохнул. Подышал на стекла очков.

— Не вздыхай. Не я затеял беседу. Сказал бы прямо: так, мол, и так — наше ведомство намерено вставить палки в колеса многотрудным делам освоения Внеземелья.

— Я не член объединенного директората МУКБОПа.

— Свое мнение у тебя есть?

— Думаю, мы не в силах притормозить маховик внеземной экономики. — Копаев надел очки, и Андрей увидел свое отражение в темных стеклах. — Я уж не трогаю другие маховики нашей сверхрасторопной цивилизации. На данном этапе.

— На данном… Как будет дальше?

— Андрей, в последнее десятилетие Внеземелье очень жестко дало нам понять: шутки в сторону. Есть основания для серьезного беспокойства за сохранность природной сущности человека вообще. Что и как будет дальше, никто не знает.

— Тебя послушать… Земля оскудела умами.

— Однажды мне довелось побывать на ученом совете института генетики, — вяло, словно бы нехотя проговорил Копаев. — Был любопытный доклад. Двое иммуногенетиков выразили сомнение, что человечество поступает осмотрительно, расширяя колонизацию Меркурия и Венеры. Особенно Меркурия…

Андрей уставился на собеседника.

— В чем смысл опасений?

— Насколько я понял, Солнышко наше — это такая штука, возле которой нам, человекам, следует держаться никак не ближе радиуса земной орбиты, — пояснил Аверьян. — Во избежание.

— Мутаций?

— Да. Воздействие всякого рода изученных и неизученных излучений… Дескать, темпы меркурианских мутаций на порядок выше земных. Дескать, на поколениях потомков это скажется неминуемо. Но я о другом. На ученом совете нашлись и такие, кто пытался освистать доклад. Понимаешь?

— А если докладчики перегнули палку?

— Встречный вопрос: а если нет?

— Тогда третейский суд.

Аверьян покивал:

— То есть третья группа умов должна рассудить спор двух первых. Так и делаем. Земля не оскудела умами. По любому вопросу безопасности Ближнего Внеземелья создаем ученые советы, комиссии, подкомиссии, комитеты, агентства. Трудно даже сказать, сколько их работает под эгидой МУКБОПа. Международных и региональных. Специальных, функциональных, экспертных, координационных. Всяких. Нагромождаем друг на друга этажи умов, ярусы авторитетов. Вдобавок теперь нас прижимают к стене «сюрпризы» Дальнего Внеземелья. Как быть? Уповать на неисчерпаемость интеллектуальных ресурсов родимой планеты?

— Значит, так обстоят дела… — пробормотал Андрей.

— Да, — сказал Аверьян. — Лавина. Теперь основная наша забота — сохранить природную сущность людей вообще. Средств, правда, у нас для этого маловато… И знаний.