Я еще побродил по порту, поспрашивав про Терезу и Генриха. Но результат был тот же. То ли журналистка с моим воспитанником не появлялись здесь, то ли сменяемость людей была такой сильной, что те люди, которые могли видеть Терезу, давно уже отправились по своим делам в разные стороны света. Я же сейчас спрашиваю новых, только что прибывших, которые по определению не могли видеть моих спутников.

Оставалось зайти в близлежащий отель, как мне посоветовали, задать свои вопросы там и, если поиски будут безрезультатными, то начать искать пароход, идущий в Бриндизи.

Я сунул руку в карман, где у меня лежал рисунок, но там было еще что-то. Я достал свернутый в трубочку небольшой листочек бумаги. Такие листки были у Терезы в блокноте, где она писала свои заметки. Я развернул его и прочел.

«Ваша спутница находится в отеле «Гранд Мишен», второй этаж, номер 17. Она переволновалась. Я два дня давал ей успокаивающую микстуру на основе опия. Ведь сон лучшее лекарство. Проследите, чтобы мисс Одли не злоупотребляла подобными снадобьями в дальнейшем. Берегите ее. Она хороший человек.

Ваш случайный знакомый»

Прочитав записку, я посмотрел по сторонам, что было глупо. Вряд ли человек, положивший ее мне в карман, стал бы ждать пока я ее прочту, чтобы помахать рукой. А кто это сделал, я и так знал — тот невзрачный джентльмен, с которым я сидел за столиком в кафе. Только ему я говорил, что на рисунке изображена мисс Одли, и что она была моей спутницей.

«Да и бог с ним!» — подумал я про себя. То, что Тереза именно там, как написано было в записке, я поверил сразу. Это не обман, не ловушка и не розыгрыш. Хотя, возможно, мне просто очень хотелось верить в это. С момента, как я сел на утлое суденышко на набережной Коломбо, во мне все как бы застыло. Я думал, говорил, улыбался, пил вино в Вильямом, вел разговоры в кают-компании крейсера, метко стрелял из револьвера, но этот высоченный соляной столб, выросший внутри меня, не давал ни на минуту расслабиться. Это было хорошо и плохо. Хорошо, потому что это состояние не допускало в мою голову: ни излишних воспоминаний о происшествие в горах, ни про нелепую попытку вернуться в свой мир. Плохо, потому что я понимал, что так долго продолжаться не может. В один прекрасный момент этот столб рухнет, а все мои неурядицы и переживания обрушатся и погребут меня под своими обломками.

Записка и, появившаяся с ней, надежда найти Терезу с Генрихом все переменили. Соляной столб, державший меня в тонусе, не рухнул, а стал медленно рассыпаться. Я спрашивал случайных прохожих, как мне найти отель «Гранд Мишен», а столб рассыпался. Я пробирался по улочкам Порт Саида в указанном направлении, а столб медленно исчезал. Мысли, которые все это время я сдерживал, начинали проникать в мою голову. Горечь от понимания, что я никогда уже не вернусь в свой мир, нахлынула на меня. Я вдруг понял, что, возможно, мое отчаянное плаванье на утлой лодочке было просто завуалированной попыткой самоубийства. Как Мартин Иден*, я хотел обмануть жажду жизни. Тот поглубже нырнул в океан, а я придумал свой способ — выйти в море и подождать пока оно сделает за меня все остальное. Но сейчас эта горечь, это понимание, что я стоял на грани самоубийства, были смягчены надеждой, что я увижу близких мне людей. Ближе у меня никого не было в этом мире. Именно эти люди, общение с ними, те чувства, которые они питали ко мне, а я — к ним, те события, в которые мы все вместе были вовлечены, привязали меня к этой действительности, сделав ее на чуточку родной. Я найду Терезу, увижу Генриха, и мы продолжим наше путешествие. Они помогут мне стать своим в этом мире. Старый дом не вернуть. Это я уже понял. Но можно построить новый.

* — герой романа «Мартин Иден». Джек Лондон. (Примечание автора).

К тому времени, когда я увидел отель «Гранд Мишен», от моего воображаемого соляного столба не осталось и следа, а на душе была лишь радость от ожидаемой встречи.

Я зашел в отель, небрежно махнул портье, что я в семнадцатый номер и, не обращая внимания на его возражения, взлетел по лестнице на второй этаж. Вот нужная мне дверь. Два коротких стука и один длинный. Дверь долго не открывалась. Сзади что-то бормотал портье, поднявшийся вслед за мной. Но когда дверь открылась, я увидел Терезу и обомлел. Она была точной копией того рисованного портрета, который лежал в моем кармане. Слегка растрепанные волосы, большие широко распахнутые глаза, чуть приоткрытые губы. Это было какое-то чудо. Я сделал шаг в комнату, а Тереза отступила внутрь, словно не узнавая меня. Я сделал еще шаг вперед.

— Энтони, — прошептала Тереза.

А потом случилось непоправимое. А подошел к девушке, посмотрел в ее удивительные, словно не от мира сего, глаза и поцеловал в чуть открытые, точь-в-точь, как на моем рисунке, губы. Ее холодные ладошки скользнули по моей шее, и Тереза прижалась ко мне. Это был долгий, долгий поцелуй.

Сцена 35

А на утро случилось чудо. Тереза словно выплыла из забытья, оглянулась по сторонам и услышала стук в дверь. Тогда это и свершилось. На пороге она увидела Энтони, как будто сладкий сон, в котором она находилась эти несколько дней, и не прошел вовсе. А потом Энтони обнял ее и поцеловал. Это было еще лучше, чем она себе представляла в своих девичьих мечтах. От прикосновенья его губ каждая клеточка ее тела потянулась к этому человеку, желая слиться с ним навеки. Так они и простояли, обнявшись долгое время, под возмущенные возгласы портье.

Из-за этих возгласов и пришлось прерваться. А потом они начали друг от друга отдаляться. Понемногу, понемногу, но все дальше и дальше. Сначала они сидели на ее кровати, держались за руки. Им было, что рассказать друг другу. А потом началась суета. Покупка билетов на пароход до Бриндизи, совместный поиск магазина, где можно было бы купить Энтони новый костюм. Обед. Переезд на пароход. И вот закономерный результат. Если во время всей этой суеты она могла нет-нет, но прикоснуться к любимому человеку, то сейчас он был в своей каюте, а она — в своей. А еще на душе появилась какая-то тоска, словно ей чего-то не хватало.

«Наверное, последствия лихорадки, о которой говорил Марко Штайнер,» — подумала Тереза и тут же задалась вопросом. — «А где же сам мистер Штейнер?»

Его словно и не было. Тереза прекрасно помнила, что познакомилась с миланским доктором в Адене. Она помнила, как они вместе плыли сначала по Красному морю, потом по Суэцкому каналу, как сошли на берег в Порт Саиде. А потом у нее началась лихорадка, и доктор дал ей микстуру.

«Да, конечно» — решила журналистка. — «Очевидно, все дело в остатках ее болезни, а микстуры, той, что давал ей Штейнер, под рукой и нет».

Только вот куда девался сам доктор?

«Скорее всего,» — подумала Тереза. — «Он увидел их вместе с Энтони и, как джентльмен, решил их не беспокоить своим присутствием».

Отсутствие Марко Штейнера было объяснено, но тоска на душе не проходила. Тереза села на кровать, потому что стола в каюте не было, взяла в руки блокнот и решила что-нибудь написать. Вышло лишь полстрочки: «Я прибыла в Порт Саид…» — больше ничего не получалось. Девушка отбросила в сторону блокнот и карандаш и упала на кровать.

— Боже, что же со мной происходит? — вслух сказала она.

Ночь прошла без сна. Тереза то вставала с кровати, то снова ложилась. Злилась на Энтони, который бросил ее и, наверное, преспокойно спит в своей каюте. Потом ругала себя за такие мысли. Наконец, когда из иллюминатора стали проникать в комнату утренние лучи, Тереза смогла заснуть.

Сцена 36

Наутро Тереза встретилась с Деклером на палубе. Об этом они договорились еще вечером. Несмотря на то, что она безбожно опоздала, Энтони дождался ее. Он стоял у фальшборта и глядел куда-то вдаль.

Пароход, на который они сели, был совсем небольшим. На нем было место, небольшая каюта, для принятия пищи, но еда у каждого пассажира должна была быть своя. Поэтому Деклер в гостиничном ресторане заказал с десяток сэндвичей с сыром.