В том месте, где лежал погибший Учитель, теперь клокотало месиво человеческих тел — орущее, визжащее, жутко взрыкивающее мельтешение рук, спин, перекошенных лиц, пронзаемое короткими серыми сполохами, брызжущее алым дождиком. Оно стремительно таяло, потому что один за другим валились на землю посеченные дикарские лучники, и все четче, все видимее становилась причина их гибели.

Учитель. Он снова был на ногах, он метался между возжелавшими грабежа дикарями, но грудь его по-прежнему щетинилась оперением серых стрел. Это даже не напоминало бой — ошалевшие от внезапного нападения трупа дикари лишились возможности соображать и сопротивляться. Только когда рухнул третий, четвертый додумался до бегства, однако оттянул свою смерть всего на полдесятка шагов.

Все с тем же нечеловеческим рычанием старый виртуоз обернулся к оставшимся дикарям, и Нор встряхнулся, приходя в себя. Хватит. Нечего столбенеть от ужаса, словно благонравная отроковица, по ошибке вбежавшая в мужскую купальню. Сперва нужно помочь Учителю завершить начатое, а потом уже выяснять, остался ли он обычным человеком или же это Ветра решили доставить погибшему старику маленькое удовольствие перед водворением в лазурные кущи.

Парень старательно скопировал учительский рев и метнулся к вожаку дикарей, но безуспешно: тот тоже успел очнуться от оцепенения. Затравленно оглянувшись, он швырнул в Нора палаш, после чего кинулся удирать. Единоплеменники тут же последовали его примеру.

Нор безо всякого труда увернулся от кувыркающейся в воздухе стали и засвистел, загикал, затопал ногами вслед дикарю, изображая погоню. По-настоящему гоняться за разбегающимися идиотами ему не хотелось — парня до смерти утомили переживания, дикарям же наверняка очень нескоро придет в голову возвращаться. А господин Тантарр снова ошеломил своим поведением. Сильно толкнув не успевшего отскочить Нора, он подхватил с земли рейтарский палаш и бросился за вожаком. Виртуоз был стар, но гонка длилась недолго. Парень видел, как Учитель изогнулся в длинном прыжке, как вздернулся к низким тучам неухоженный темный клинок — вздернулся и рухнул, оборвав свое падение коротким тупым ударом о дикарскую плоть. Только тогда Нор сообразил, почему старый виртуоз непременно хотел зарубить именно этого идиота именно этим клинком. Что ж, где бы ни обреталась нынче душа неведомого рейтара, миг назад ей подарили покой.

Все было кончено — спины беглецов затерялись в скалах. Учитель уже шел назад, осторожно неся перед собой окровавленное лезвие. Ветерок пошевеливал рваную куртку виртуоза, и сквозь ее прорехи виднелся легкий карранский панцирь. Ну конечно... Дощечки мореного дерева, нашитые на выделанную особым образом толстую кожу, — в таком, говорят, даже излетная пуля вязнет.

Цепляя к поясу меч, Нор ненароком оглянулся и увидел адмиральского деда. Тот, оказывается, стоял на валуне — стоял во весь рост, поигрывая двумя железными шарами. Этакие блестящие крупные штуки, смахивающие на грузила рыбацких сетей. Только, будь они цельноковаными, ученый старец вряд ли сумел бы забавляться ими столь небрежно. Странные какие-то шары, такие же странные, как и сам их владелец.

— Душевно вас, господин Тантарр, попрошу: отложите поминальные ритуалы. — Эрц-капитан был спокоен и очень любезен. — Я уважаю воинские обычаи, но коли мы не поспешим скрыться в укромной норке, то дождемся худого.

Он с трудом запихал в карманы свои железки, неуклюже слез с валуна и уже оттуда, из-за ноздреватой глыбы, пояснил:

— Детушки наверняка побежали жаловаться папеньке. А что папенька вступится, так уж это не сомневайтесь.

Нор заинтересованно воззрился на Учителя: какой еще папенька, о чем речь? Учителю, впрочем, было не до чьих-то вопросительных взглядов. Учитель думал, морща лоб. Потом он спросил:

— Полагаете, где-то рядом шляются Огнеухие?

— А что же тут полагать? — изумился адмиральский дед. — Тут и полагать нечего. Они всегда исхитряются нагрянуть туда, где учиняют досаду их кроткому народцу.

— Проклятье... Как же вы тут ходите?

Эрц-капитан снова выкарабкался на валун, волоча за собой спеленутую Ларду. Дикарка не шевелилась, даже не плакала, только постанывала жалобно — либо вконец выбилась, из сил, либо даже лишилась чувств. Нор бросился помогать, и ученый щеголь получил возможность выпрямиться и отдышаться.

— Вот так и хожу, — запоздало ответил он. — Вообще-то у меня с ними был мир — я могу кое-что, чего они не умеют. Но теперь эти дурни сорвались с цепи (наверняка без спросу!), а вы, мой почтеннейший командир охраны, слишком усердно размахивали мечом. Пятеро покойников — это не на ногу наступить, тут одними реверансами не отделаешься.

Господин Тантарр повертел подбородком, словно воротник внезапно стал ему тесен.

— Что до маханья мечом, то у меня не было выбора. А вообще следовало все-таки идти через Каменные Ворота. По старому знакомству я бы наверняка сумел договориться о пропуске.

Эрц-капитан скептически хмыкнул.

— Договориться не штука, это бы и мне по силам. Но тамошний орденский надзиратель преотлично умеет считать. Сколько людей ушло к Прорве, сколько воротилось, кто пропал — да все это подробной депешей моему любезному внуку... Ну, хватит мешкать. Душевнейше умоляю: пойдемте к логову. Там и договорим, там и сталь похороните... Маленький, а ты запрорвное колечко-оберег не потерял с пальца? Ты, гляди, не теряй. Вскорости оно будет кстати.

До эрц-капитанского логова успели добраться засветло. Оказалось это самое логово пещерой, причем узкая щель входа была замаскирована до того хитро, что даже хозяин не сразу отыскал ее. Он довольно долго бродил среди валунов, тыкал отобранным у Нора мечом в корячащиеся между камнями кусты и возмущался: «Ведь здесь же было, вот здесь! Осыпалось, что ли?»

Но вход был в порядке. Просто кусты, сквозь которые надо было пролезть, и камень, под который следовало втиснуться, почти не отличались от прочих кустов и камней — даже для привычного хозяйского глаза.

И как только у адмиральского деда поворачивался язык именовать это убежище логовом? Пещера совсем не заслуживала подобного пренебрежения. Под ногами плотный сухой песок; стены увешаны бараньими шкурами, которые густо поросли светящимися грибами, — мягкий голубой полусумрак куда приятнее света лампад и двадцатисвечий... А очаг — это же прямо уму непостижимо! Когда ученый старец вознамерился его разжигать, Нор с ужасом представил себе гарь и копоть, которые мигом наполнят пещеру. И что же? Прозрачный сизый дымок четкой струйкой поднялся к потолку и без остатка втянулся в почти невидимые снизу щели да трещины. А еще здесь была вода — из дна вкопанной у стены глиняной чаши пробивался родник. Куда девался избыток переполнявшей чашу воды, парень не понял, да его это и не интересовало: под ногами не хлюпает — вот и хвала всемогущим... И старому эрц-капитану Фурсту — тоже.

Нору повезло: ему велели готовить ужин. Конечно же, стряпня никогда прежде не казалась парню приятным занятием, но теперь он бы с восторгом занялся чем угодно, хоть вышиванием, лишь бы не участвовать в мытье и кормлении дикарки.

С Лардой возились старики. Возня эта не требовала особых усилий — девчонка была вялой и безразлично-послушной (кажется, адмиральский дед влил ей в рот какую-то дрянь).

Размешивая бурлящую кашу, Нор старательно горбился над очагом, чтобы даже случайным взглядом не наткнуться на обнаженную идиотку. При других обстоятельствах он наверняка не удержался бы от подглядывания — ведь зрелище никак нельзя назвать неприятным... если забыть о прочем. Но прочее не даст забыть о себе. Вот стоит только чуть-чуть распрямиться, глянуть через плечо, увидать ее гибкое мальчишеское тело — настолько мальчишеское, что высокие тугие груди кажутся неуместными, немного смешными... Стоит только взглянуть, и захочется глядеть еще, и желание это будет стыдным и непростительным, потому что каждый из взглядов станет предательством. «Предашь себя — предашь кого угодно», — для всех случаев жизни успел навыдумывать изречений древний моралист Кириат! Кого угодно — значит, и Рюни. Но вот так, пряча глаза, ты ведь тоже предаешь. Не здешнего себя, так себя запрорвного — велика ли разница? Будь проклята бронзовая блестяшка, раздвоившая душу и стравливающая половинки между собой!