Отец Прохор подъехал к большому каменному дому купца Сивкова. Радушно встретили его и хозяин, только что воротившийся от Макарья, и жена его, и две снохи, и дальняя сродница Акулина Егоровна, та самая, что разъезжала, а иной раз и пешком ходила по богомольям. Отец Прохор рассказал хозяину придуманный дорогой вымысел насчет Дуни.

— Не знаете ли, Поликарп Андреич, Марка Данилыча Смолокурова, рыбой у Макарья торгует? — спросил он Сивкова.

— Как не знать Марка Данилыча! — отвечал Сивков. — На Гребновской он первый воротила. Довольно знаем Марка Данилыча, не раз товар бирали у него, кредитовались, значит.

— Вот это его дочка, — сказал отец Прохор, взявши Дуню за руку.

Хозяйка, обе снохи и Акулина Егоровна стали обнимать и целовать Дуню. Как ни удерживалась Дуня, а от этих искренних ласк незнакомых людей слезы вдруг в три ручья покатились у нее из глаз, а подступавшие рыданья совсем было задушили ее.

— Что с вами? Что с вами? — услуживая Дуне, говорили жена и снохи Сивкова, а старушка Акулина Егоровна со всех ног бросилась за холодной водой и с молитвой напоила Дуню. Той стало немного полегче.

Между тем отец Прохор рассказывал, что Авдотья Марковна с одной пожилой купчихой из ихнего города собралась съездить в Киев на богомолье и далеко еще туда не доехала, как с ней случилось несчастье. Верстах в двадцати пяти от Луповиц остановились богомольцы ночевать на постоялом дворе у крестьянина. И в то время как все уж заснули, на том дворе загорелось. Авдотья Марковна с вечера не раздевалась и в одном платье выбежала из пылавшего дома, а ехавшая с нею купчиха и еще семь ли, восемь ли богомолок сгорели. Все имущество, и кибитка, и ямские лошади — все погорело.

— А я тогда случился в соседнем селе, — прибавил отец Прохор, — дельцо там было одно у меня. Вот и взял я на свое попеченье бесприютную девицу.

— Ах, господи! Ах, горе-то какое! Всякого избави и сохрани господи от такой беды! — воскликнули женщины, осыпая ласками Дуню.

— Это в Перигорове пожар-от был? — спросят Поликарп Андреич.

— Так точно, — отвечал отец Прохор. — А я на ту пору был в селе Слизневе, и версты не будет от Перигорова-то, побежал на пожар, да и нашел Авдотью Марковну.

— И до нас об этом пожаре вести дошли, и про то еще рассказывают, что сколько-то богомольцев тут сгорело, — сказал Сивков.

А дня за три в самом деле был пожар в Перигорове, и несколько человек, бог их знает откуда приехавших, сгорело на постоялом дворе. Отец Прохор этим случаем воспользовался для своего рассказа.

— Как взял я Авдотью Марковну, так и порешил, не заезжая домой, к вам ехать, — продолжал отец Прохор. — На вас рассчитывал, зная, что не покинете бедняжку в трудном ее положении. Опять же и то, что здесь можно ей будет во всем исправиться: белья купить, платья и всего другого, что понадобится. Деньги есть у Авдотьи Марковны, а вот шубейку и платок и черевики у слизневской матушки попадьи на время для нее я взял, было бы в чем до вас доехать. Уж вы сделайте милость, Поликарп Андреич, примите в ней участие. Родитель ее будет вам очень благодарен за неоставление единственной дочери.

— Об этом, отец Прохор, нечего и толковать, — сказал Поликарп Андреич.Опричь того, что Марку Данилычу я всегда и во всякое время со всякой моей радостью готов услужить, насколько сил и уменья станет, мы бы и по человечеству должны были принять участие в таком несчастье Авдотьи Марковны. Не соскучилась бы только у нас, — прибавил он, обращаясь к Дуне.

— Помилуйте, Поликарп Андреич. Да я к вам точно в рай попала после того, что было со мной, — со слезами благодарности ответила Дуня.

— Полноте, полноте, вы опять за слезы! — вскликнул Сивков. — По-моему, вам бы теперь отдохнуть, успокоиться. Семеновна, — прибавил он, обращаясь к жене, — и вы, сношеньки, подите-ка, мои матушки, успокойте Авдотью Марковну. А завтра поезжайте с ней за покупками. А ежели у вас, Авдотья Марковна, в деньгах может быть недостача, так вы об этом не извольте беспокоиться — чем могу служить, все для вас и для Марка Данилыча сделаю.

Поликарп Андреич вдвоем остался с отцом Прохором. Долго рассуждали они, как быть с Дуней. Наконец, решили так: только что исправит она свои покупки, отправить ее к отцу с Акулиной Егоровной, а меж тем послать письмо к Марку Данилычу и отписать, где теперь она находится и в какой день намерена в дорогу выехать.

На другой день отец Прохор простился и с Сивковыми и с Дуней. Ее прощанье было самое задушевное. Обливаясь слезами, до земли она преклонилась пред своим избавителем, но благословения не приняла — все-таки ведь он никонианин.

На прощанье дала она отцу Прохору сторублевую. Сначала тот не хотел было брать, однако взял. Дуня обещала писать к нему, никогда не забывать его благодеяний и помогать ему в трудной жизни его.

На другой день стали покупать необходимое для Дуни. Она была окружена самым теплым участием и бесконечными ласками Сивковых. А Поликарп Андреич, зная теперь, что она единственная дочь у Смолокурова, говорил наедине своей Семеновне:

— Вот поторопились мы с тобой Василья-то женить! Вот бы невеста ему. При теперешних обстоятельствах дело-то, может быть, сладилось бы. Поторопились, поторопились. Миллионщица ведь.

— Уж чего ты, батька, не наскажешь, — недовольным голосом ответила жена. — Значит, не было на то воли божией. Да кто еще узнал — пошла ли б она за нашего Васильюшку.

— А отчего ж бы и не пойти? — возразил Поликарп Андреич. — Чем парень не вышел? Взял и ростом, и дородством, не обидел его господь и красой и разумом. Отборный жених. А главное то возьми в расчет, что ведь миллионщица! После отца одной ей все достанется.

— Перестань, батька, пустяки городить. Взбредет же такая чепуха в голову, — сказала Семеновна и ушла от мужа в другую комнату.

Покупки были готовы, и Дуня сбиралась в дорогу с Акулиной Егоровной. Поликарп Андреич подрядил извозчика на долгих довезти их до того городка, где жил Марко Данилыч. Решено было ехать на другой же день, а между тем и Сивков и Дуня письма к Марку Данилычу написали, ни одним словом, однако, не поминая о пожаре в Перигорове. Дуня уведомляла отца, что Марья Ивановна едва ли не до зимы пробудет у своих родных и что знакомый ему Поликарп Андреич Сивков, войдя в ее положение, отправляет ее в родительский дом с надежной женщиной, своей сродницей.

На другой день, после того как отец Прохор воротился домой, Аграфена Петровна к нему приехала. Сказанные им слова, что Дуня «пропала без вести», до того поразили вихоревскую тысячницу, что вся она помертвела и долгое время в себя не могла прийти. Отец Прохор догадался, что она не просто знакомая Смолокуровым, а что-нибудь поближе. Когда пришла в себя Аграфена Петровна и немного поуспокоилась, сказал он:

— Из такой вашей тревоги должен я заключить, что вы не совсем чужая Авдотье Марковне. Может статься, сродницей ей доводитесь?

— Не родная я ей, зато самая близкая, — едва слышным, прерывающимся от рыданий голосом отвечала Аграфена Петровна. — Ах, господи!.. Господи!.. Беда за бедой!.. Горе следом за горем бежит!

— Вы сказали, что у Авдотьи Марковны родитель при смерти лежит,молвил отец Прохор.

— Да, с ним удар, — ответила Аграфена Петровна. — Без движенья лежит, без языка, а как кажется, в памяти, и вдруг еще это горе! И такое ужасное!

— Смиритесь, сударыня, перед перстом господним, — учительно сказал ей отец Прохор. — Создатель лучше нас знает, что нам на пользу и что во спасенье.

— Вы близко ее знали? — спросила Аграфена Петровна.

— Очень близко, — отвечал отец Прохор. — И ежели, бог даст, увидитесь, лихом она меня не помянет. А могу ли я у вас попросить какого-нибудь видимого знака в доказательство, что близки вы с Авдотьей Марковной? — продолжал после короткого молчания отец Прохор. — Извините, не зная вас лично, вполне довериться не могу…

— Дунину руку знаете? — несколько подумавши, спросила Аграфена Петровна.