В общем, поехал я к больному Юрке. Электричку ждал недолго, минут двадцать. Как и полагается, купил в кассе билет. Я никогда не езжу «зайцем». Да и зачем? Придется перебегать из вагона в вагон, чтобы контролеры тебя не поймали. Пусть дураки бегают. Купи билет и езжай спокойно. К чему вся эта беготня? Да и не всегда этот прием помогает. Можешь и на улице остаться. Контролеры ведь тоже не дураки. У них свои есть способы ловли «зайцев». И вообще, контролеры похожи на охотников. Глаз у них наметанный. Серьезно. Входят в вагон и сразу видят, кто тут едет с билетом, а кто без. Вы не поверите, но уже несколько раз, когда я пытался предъявить билет, контролер даже не брал его в руки, говоря:

— Спасибо, я вам верю.

Это ж надо! Даже на билет не смотрит, а знает, что у меня он настоящий. Ну и дела. Даже обидно. Я в таких случаях думаю: лучше бы и не покупал. А с другой стороны, может повториться история с дневником. Помните, как папа проверяет мой дневник? Вот и тут может случиться то же самое. Да точно случится, я в этом уверен. Возьми я просроченный билет, и обязательно вляпаюсь. Мимо просроченного билета контролер не пройдет. Хотя однажды прошел. Я решил провести эксперимент. Купил билет, а на перроне поднял просроченный. Держу его в руке. И, представляете, контролер лопухнулся. Говорит, как обычно, спасибо, мальчик, я тебе верю. И пошел дальше. Вот умора! Тоже мне профи нашелся. Я тебе верю! Эх, ты…

Но меня ждало разочарование. Когда я рассказал отцу о своем эксперименте, он рассмеялся и сказал:

— Сын, а почему ты решил, что контролер лопухнулся? Если бы он проверил твой «левый» билет, что бы ты сделал?

— Как что? — удивился я. — Сказал бы, что ошибся и предъявил ему настоящий.

— Ну, так вот в этом все и дело. Билет-то у тебя все равно настоящий лежал в кармане. Поэтому контролер не стал смотреть на твою липу. Зачем зря время терять?

— Но, папа, — недоумевал я, — как же он мог догадаться, что у меня настоящий билет лежит в кармане?

Отец погладил меня по голове и произнес фразу, над которой я до сих пор думаю. Он сказал: «Уши у зайца растут не на голове, а в глазах». Я так понимаю, что он имел в виду зайца не настоящего, а того, который по электричкам скачет. Правильно? Странно. Неужели и впрямь «зайца» можно вычислить по глазам? Интересная у них работа, у этих контролеров. Их, наверное, специально подбирают. Ведь не каждый же может по глазам читать.

А вообще, я люблю ездить в электричке. Только вот еще бы запах убрать. Иногда так воняет, даже не поймешь чем. Тут тебе и пиво, и селедка, и духи, и пот, и еще черт знает что. Но при этом наши электрички превратились в длинную такую сцену. Да-да, не верите? Только я разместился поудобнее, двери раздвинулись, словно занавес, и вошли музыканты. Один в тельняшке, с аккордеоном, другой в какой-то фантастической грязной майке с надписью на груди «Love», этот с гитарой. Тот, который с аккордеоном, лихо пробежался пальцами по клавиатуре и затянул: «По диким степям Забайкалья…» Это любимая песня моего деда. Эх, жаль, что дед со мной не поехал. Послушал бы с удовольствием. Пока певцы поют, можно, я немного расскажу о деде? Вот кто меня понимает, так это он. Так и говорит: «Внук, не спорь никогда с бабами. Выслушай и все сделай наоборот — никогда не ошибешься». Я проверил. Удивительно, но дед в большинстве случаев оказался прав. Хотя было и такое, когда я пожалел, что не прислушался к «бабам». Рассказал об этом деду, он пояснил, что в каждом правиле бывают исключения. Ну, типа оловянный, деревянный, стеклянный. Раньше мы с дедом часто ходили на рыбалку. Он рассказывал удивительные истории. Однажды, когда он был маленьким, они с друзьями нашли в лесу гранату. Настоящую, с войны лежала. Не каждому так повезет. Мы сколько с Юркой не искали, так ничего и не нашли. Так вот, они с друзьями эту гранату полдня бросали-бросали, не взрывается, хоть убей. Тогда они развели костер и бросили в него свою находку. Сами попрятались за холмиком. Долго ждали, но все безрезультатно. Когда надоело сидеть, дед вышел из укрытия и направился к уже погасшему костру. Тут как грохнет! Дед упал, пацаны сначала думали, что он погиб. Подбегают к нему, а у него все лицо в крови. Испугались, схватили деда на руки и потащили домой. На полпути дед говорит им: «Да отпустите вы меня, все у меня нормально». Друзья поставили его на ноги. Осмотрели с ног до головы. А у него в брови маленький кусочек деревяшки торчит. То есть не осколком его ранило, а щепкой. Дед говорит, что ему даже обидно было. Но все равно неделю ходил с перевязанной головой, с гордостью поглядывая на своих сверстников. Не каждому же удавалось пострадать пусть и не от гранаты, но хотя бы от ее взрыва.

Вернемся в вагон. Артисты медленно стали продвигаться по проходу, какой-то мужик сунул им то ли десятку, то ли полтинник. Я пошарил по карманам, у меня остался только пятак, не считая денег на обратную дорогу. Я тоже дал бы им десятку, но не стану же я у больного Юрки потом денег на дорогу просить. Ему и так плохо, еще я приеду, дай, мол, денег. Отдал пять рублей, аккордеонист мне подмигнул, и они пошли дальше по вагону. Не успели музыканты перейти в другой вагон, как «занавес» снова распахнулся и на «сцену» вышел поэт. Именно поэт, а не просто чтец. Он сразу предупредил зрителей, что читает стихи только собственного сочинения. Правда, вид у поэта был не совсем поэтическим. Не сказать, что совсем забулдыга, одет вроде опрятно, только вот вверху зубов не было и рука перебинтована. А так нормально. Все стихотворение я не запомнил, но вот пару строчек все же приведу: «Ах, проклятое ремесло поэта. Телефон молчит, впереди диета…» Я так до сих пор и не понял, при чем тут поэт и диета. Поэты на диете, что ли, сидят? Да, забегу немного вперед и скажу, пока не забыл. Как оказалось, этот поэт — врунишка. Когда я вечером вернулся домой и продекламировал семье запомнившиеся мне строчки, которые я только что вам процитировал, бабушка всплеснула ладонями и наигранно рассмеялась:

— Каков подлец этот твой поэт!

— Бабушка, — говорю, — ну, во-первых, с каких это барабашек он мой, а во-вторых, почему же сразу подлец?

— Да потому, что эти стихи написал настоящий поэт, Иосиф Бродский!

— Бродский? — удивился я. — Уж не родственник ли моей одноклассницы Наташки?

— Не знаю, не знаю, может, и родственник, да вряд ли.

— А где он живет? — спрашиваю.

Бабушка посмотрела на меня и говорит:

— Дурачок! Он уж тринадцать лет как умер. Что творится на белом свете, что творится! Стихи уже воровать стали.

— Да как же он их украл? — спрашиваю. — Разве нельзя читать чужие стихи?

— Читать-то можно, — качает головой бабушка, — так ты же сам говоришь, он их выдает за свои.

И действительно, говорил, что стихи собственного сочинения. Да и ладно. Зато теперь знаю, что у Наташки есть знаменитый родственник. Или однофамилец. Но все равно приятно.

После поэта наш вагон посетили книготорговцы, вернее, книготорговки, две женщины. По-моему, если я не ошибаюсь, мать и дочь. Во всяком случае, очень они уж похожи были друг на дружку. Шумные такие. Кричат, книжками размахивают. Даже если бы у меня были деньги, все равно для меня ничего не было. Все книги у них для малышни. «Колобки», «Красные шапочки» и другая муть. Ни одной серьезной книги не предлагали. Одна старушка купила у них пару книжек и тоже очень громко объявила на весь вагон:

— Внученьке подарок сделаю. Пусть порадуется.

Один мужик пытался остановить ее, говорит:

— Да вы такие же книжки в магазине за полцены купите…

— Неправда, — вдруг завопила одна торговка. Та, что постарше. — Зачем вы вводите людей в заблуждение? В магазине эти книги стоят не меньше ста рублей, а мы продаем по пятьдесят. Зачем врать-то?

— Да ничего я не вру, — возразил мужик, — у самого трое внуков. И я им тоже книжки покупаю. Вот эта, — он ткнул пальцем в «Колобка», — у нас в книжном ларьке стоит тридцать рублей.

— И где ж это вы такой ларек нашли? — торговка подбоченилась.