– О Боже! – прошептала Грета.

Мысль о таком будущем была невыносимой. Уж лучше умереть!

Еще лучше было бы вновь выйти замуж, но за кого?

«Это должен быть человек, который будет заботиться обо мне, – уныло думала Грета. – Сама я на это не способна».

Она вспомнила о мужчине, который так много для ее сделал, который никогда не забывал о ее дне рождения, покупал ей подарки на Рождество, был внимателен к ней каждый раз, когда приходил к ним домой.

Мэттью Дойл всегда был для Греты кем-то вроде отца, но он был лишь на двенадцать лет старше ее, и она относилась к нему так же тепло, как и он к ней. В данный моменту него были серьезные финансовые проблемы, однако Грета была уверена, что он их преодолеет.

Она решила, что из Мэттью получится очень даже неплохой муж. Оставалось каким-то образом навести его на мысль, что она станет ему неплохой женой.

В ювелирном магазине было выбрано самое тонкое, самое дешевое обручальное кольцо. Оно было не новым, и его почти наверняка сняли с пальца какой-то мертвой женщины, но это не волновало Элли – главное, это был как раз ее размер.

– Помни, Феликс единственный человек, который знает, что мы не женаты, – сказал Лайам, когда они ехали на «хиллмане» в Крегмосс.

Погода была гнетущей – полная противоположность тому дню, когда они впервые приехали в гости к Феликсу. Тогда везде цвели цветы, а в воздухе пахло свежестью, сегодня же небо напоминало серую кашу, деревья стояли голыми, и было очень грязно.

– Все остальные будут считать, что ты миссис Лайам Конвэй, что я нашел работу за границей и что ты вскоре ко мне присоединишься. Это Ирландия, детка, и здесь незамужней женщине в положении приходится очень туго. Против любовных связей тут никто особо не возражает, но беременеть не рекомендуется.

– Если бы не твоя чертова Ирландия, я бы не забеременела, – суровым тоном напомнила ему Элли. – Что было в том пузырьке, аспирин?

– Откуда мне знать? – так же сурово ответил Лайам. – Мне сказали, что это противозачаточные пилюли, и я немало заплатил за них.

– Мне придется заплатить еще больше.

– Мне очень жаль, Элли, но я делаю все, что могу, разве нет? – резонно заметил Лайам. Как будто ей сейчас хотелось слушать доводы рассудка!

– Если бы ты сразу поехала в Англию и избавилась от ребенка, нам бы не пришлось выдумывать все эти схемы.

Элли положила ладони на круглый уже животик.

– Я не смогла бы этого сделать, – прошептала она. – Это было бы убийство. Нерожденный ребенок всю жизнь являлся бы мне в кошмарах.

Лайам рассмеялся:

– Элли, ну ты и чудачка! Трахалась, как крольчиха, а теперь рассуждаешь, как средневековая крестьянка.

Он ловко вписался в поворот. До Крегмосса, Ферн-Холла и Феликса оставалось уже недалеко. Элли содрогнулась, вспомнив внимательный взгляд светло-зеленых глаз, встретивший их в первый приезд. Если бы у нее хватило храбрости сделать аборт! И если бы не ее гордость, помешавшая ей вернуться в Ливерпуль! Но Элли собиралась вернуться лишь после череды приключений, которыми можно было бы похвастаться, и зачатый вне брака ребенок не входил в ее планы.

– Странно, что ты не пыталась женить меня на себе, – заметил Лайам.

– И не буду. Коль уж на то пошло, я не хочу выходить замуж, и уж тем более за тебя.

– Ладно, тогда я и предлагать не буду, – рассмеялся молодой человек.

– Даже если ты сделаешь мне предложение, я отвечу тебе «нет». Но я не возражала бы, если бы ты остался немного подольше и не подбрасывал меня Феликсу под самое Рождество. Это Рождество будет для меня просто ужасным.

Лайам действительно нашел работу за границей: ему предложили место переводчика при представительстве ООН в Женеве.

– Понимаешь, Элли, мне сказали, что я нужен им уже в середине декабря.

Элли ему не поверила. Он просто хотел от нее избавиться и вновь вести веселую жизнь с вечеринками и тому подобным. Зачем ООН набирать новых людей накануне Рождества, когда в мире почти ничего не происходит?

Машина свернула на подъездную дорожку, ведущую к Ферн-Холлу, и остановилась. Элли вышла наружу. Лайам достал из багажника ее чемодан, в котором, помимо всего прочего, лежало купленное на его деньги симпатичное платье для беременных.

На пороге появился Феликс – бледный призрак своего младшего брата. Он показался Элли таким же мрачным, как погода. Стены дома были мокрыми, как будто долго плакали. Элли тоже хотелось плакать. Она зашла в дом. Феликс приготовил обед: суп с тушенкой и бутерброды с маргарином, а на десерт консервированные фрукты и некрепкий чай.

Лайам сказал, что ему пора, и Элли с Феликсом вышли проводить его.

– Я позвоню тебе на Рождество, – пообещал девушке Лайам.

Элли не хотелось, чтобы он остался – она уже поставила на нем крест, – но еще меньше ей хотелось, чтобы он уехал. В нем по крайней мере была какая-то жизнь – в отличие от его старшего брата.

Лайам вложил ей в руку конверт:

– Это моя зарплата за последнюю неделю, пятьдесят фунтов. Эти деньги помогут тебе первое время. Береги себя. Элли. Не забывай, что ты беременна.

Как будто она могла об этом забыть!

Отсутствие Элли не испортило праздничного настроения в доме миссис Харт. В гостиной были развешаны бумажные гирлянды и «дождик», а елка была такой высокой, что поместилась только в прихожей. Хизер посвятила ее украшению целый вечер. Должен был приехать Джеральд Джонсон с детьми – десятилетним Лореном и двенадцатилетним Руфусом, – поэтому Хизер хотелось придать дому особенно нарядный вид. Студенты разъехались по домам, поэтому места хватало. На праздничный обед пригласили Клинта с родителями – отвратительной Пикси Шоу и ее мужем Брайаном.

– Руб, черт возьми, – горячо заговорила Пикси, как только вошла в дом, – здесь совсем ничего не изменилось с тех пор, как я была у вас последний раз! У тебя все те же обои. И как ты до сих пор терпишь эту древнюю кухню? Я никогда не могла этого понять.

Ее глаза бегали, осматривая помещение.

– А мне нравится, – неожиданно заявил Клинт. – В этой кухне есть своеобразие.

– Мне она тоже нравится, – вступился Джеральд. – В ней есть не только своеобразие, но и старомодный шарм.

Он улыбнулся Хизер, которая, слегка зардевшись, улыбнулась ему в ответ.

– Я не хочу здесь ничего менять, – сказала Грета, которая так и не простила Пикси после того, как много лет назад та разорвала дружбу с ней.

Даже обычно невозмутимая Мойра, вернувшаяся из Норвичского университета, сурово произнесла:

– Мне наша кухня тоже нравится.

– Да дело же не в том, нравится вам это или не нравится, – не смущаясь, продолжала Пикси.

– Знаешь, Руби, дом действительно выглядит обветшалым, – сказал Мэттью, обводя взглядом гостиную с таким видом, словно он никогда здесь раньше не бывал.

– Время от времени я подкрашиваю стены или покрываю обои эмульсионной краской, – ответила Руби, которую всегда мало интересовало мнение других людей.

Как и она сама, дом постепенно старел, но еще некоторое время мог протянуть и так.

– Кто-нибудь хочет выпить перед обедом? – спросила Руби.

– Я бы не отказалась от коктейля, – сказала Пикси.

– Боюсь, Пикси, что у нас нет коктейлей. Есть красное и белое вино, херес и пиво. Выбирай.

– Плохо… Брайан купил нам на Рождество шейкер для коктейлей, правда, милый? Если бы я знала, то взяла бы его с собой. Я выпью хереса – если можно, сладкого.

– У меня есть только полусладкий.

– А я бы выпил пива, – сказал Брайан.

Грета вскочила на ноги:

– Мама, я сама принесу выпивку, а ты занимайся обедом.

– Руби, тебе помочь? – спросила Пикси.

– Спасибо, Пикси, я справлюсь сама, – ответила Руби, подумав, что мать Клинта обязательно обратит внимание на то, что у нее те же кастрюли, которые были пятнадцать лет назад, и тогда она может не совладать с желанием ударить эту дуру.