Британское военное командование объявило благодарность «Сретенску» за спасение парохода с военным грузом. При этом было заявлено, что в подобных случаях надо снимать команду и топить судно, так как в районе Ян-Майена действуют подводные лодки и самолеты противника. Но советские моряки, подвергая себя опасности, всегда оказывали посильную помощь тем, кто попал в беду.
Наступление светлого летнего времени ухудшило условия плавания, так как авиация противника получила больше возможностей для нападения.
Конвой PQ-16 в составе 35 транспортов шел из Рейкьявика и, начиная с 25 мая, подвергался непрерывным ударам. 27 мая его атаковало 108 бомбардировщиков и торпедоносцев, потопивших четыре транспорта и судно ПВО. Среди кораблей охранения конвоя находился польский эсминец «Горланд». Он вел тяжелый бой с авиацией и подводными лодками противника. Польские моряки дрались превосходно.
В составе каравана судов находился и наш теплоход «Старый большевик». Теплоход одновременно атаковали девять бомбардировщиков. Взрывной волной контузило капитана Ивана Ивановича Афанасьева. На полубаке возник пожар. В трюмах «Старого большевика» лежали взрывчатка и боеприпасы, на палубе — ящики со снарядами. Помполит Петровский бросился в огонь и стал выносить загоревшиеся ящики. Ему помогали матрос Аказенок, другие моряки.
Дмитрий Николаевич Чухчин, выпускник Архангельского мореходного училища, военный помощник капитана, еще до боевого столкновения с противником научил моряков и мотористов стрелять из пушек и пулеметов.
На теплоходе шла схватка с огнем. В это время подошел английский эсминец и предложил взять на борт команду, а поврежденное судно затопить. Капитан отказался:
— Мы не собираемся хоронить свое судно.
На эсминец были переданы только тяжелораненые.
Конвой уходил вперед и вскоре остановивший машины горевший «Старый большевик» остался один в холодном море. Экипаж боролся за жизнь судна.
С наступлением сумерек теплоход двинулся дальше. Через несколько часов израненный корабль выдержал еще один бой с немецким самолетом и вышел победителем.
На следующий день он с поврежденным корпусом, без дымовой трубы догнал конвой и занял свое место. Транспортные суда и корабли эскорта приветствовали героический теплоход.
28 июня 1942 года теплоход «Старый большевик» был награжден орденом Ленина. Капитану И. И. Афанасьеву, первому помощнику К. М. Петровскому и матросу Б. И. Аказенку присвоили звание Героя Советского Союза.
* * *
Вечером 27 июня из Исландии отправился конвой PQ-17. Вслед за ним приблизительно через месяц должен был выйти PQ-18 и в его составе — мой пароход. Я стал считать дни, оставшиеся до отъезда в Архангельск и встречи со «Сталинградом».
А пока — все еще в Москве. В один из жарких июльских дней встретил у своего дома Петра Петровича Ширшова. Не так давно он стал наркомом морского флота. Зашли ко мне.
Разговор начался, как почти всегда в те годы, с военных дел. Да, под Москвой врага разгромили, но сейчас — новый прорыв…
Враг в Севастополе, идут ожесточенные бои под Воронежем.
Мы помолчали, тревога сжимала наши сердца.
Да, враг топчет своими сапогами Родину. Наши воины стоят насмерть, дерутся до последнего. На заводах рабочие и инженеры, впроголодь и почти без сна, строят грозные танки и самолеты. Но мало еще самолетов, не хватает танков… Железный кулак фашистов пробивает наши заслоны. Продержаться еще немного, продержаться, пока наберут силу перемещенные на восток оборонные заводы…
— Ты где сейчас, Константин Сергеевич? — нарушил молчание Ширшов.
— У Папанина. Жду свое судно.
— А помнишь наше плавание на «Красине»?
Разве я мог забыть тот ледокол? В 1935 году мы ходили на нем в Чукотском море, прокладывали путь пароходам. Ходили к острову Врангеля, к острову Геральда.
«Красину» удалось обойти остров Врангеля с севера и на меридиане острова Геральда дойти с научными работами до 73°30' — широта для тех мест очень высокая. За всю историю плаваний в Чукотском море остров Врангеля был полностью обогнут лишь второй раз.
Петр Петрович был гидробиологом экспедиции. Я — третьим помощником капитана.
Однажды Ширшов по моей вине чуть не лишился своей лаборатории. Дело было так. Шли мы на остров Врангеля. Погода ясная, солнечная. Море чистое. Я стоял вахту, время подходило к одиннадцати дня. Неожиданно заметили маленькую льдинку по курсу, и, видимо из-за любопытства, мне захотелось ее расколоть. Я приказал рулевому править точно на льдину. Она казалась полурастаявшей. Но, как потом оказалось, виднелась только верхушка, разрыхленная под действием солнца, а под водой оставалась глыба весом не менее нашего ледокола. Я знал об этом коварстве льдов, но уж больно маленькой, хрупкой казалась льдинка.
«Красин» с полного хода влез на подводную часть «льдинки», задрав нос. Удар был сильным, на судне посыпалось все, что плохо лежало. В носовых каютах отдыхавшие научные сотрудники вывалились из коек. На мостике появился капитан — Михаил Прокопьевич Белоусов. Оглядел совершенно чистое море, посмотрел на меня.
— Это льдинка, Михаил Прокопьевич.
— Долго искал?! — только и сказал он. И ушел к себе. Белоусов избегал крутых разговоров на мостике, для «отеческих» внушений вызывал провинившихся в каюту.
Окончив вахту, я увидел в лаборатории грустного Ширшова над кучей стеклянных осколков от его колб и пробирок.
— Виноват, Петр Петрович, простите.
— Жаль, конечно, но…— махнул он рукой. — Посуда найдется запасная.
С этого дня у меня завязалась дружба с Ширшовым.
* * *
…Первые вести о разгроме конвоя PQ-17 дошли до меня перед самым отъездом в Архангельск. Караван из 35 судов прикрывали две группы военных кораблей. Одна из них под флагом командующего флотом метрополии адмирала Тови состояла из авианосца, двух линкоров, двух крейсеров и семи эскадренных миноносцев.
Вторая группа, под начальством адмирала Гамильтона, включала четыре крейсера и три эсминца. Непосредственное охранение несли девятнадцать различных кораблей капитана третьего ранга Брума.
Казалось, беспокоиться было нечего. С таким флотом можно защищать транспорты от любого противника. Но свершилось невероятное.
4 июля в самом опасном месте корабли Тови и Гамильтона получили приказ повернуть обратно, на запад. За ними последовали эсминцы Брума. Оставшиеся без охраны грузовые суда получили указание рассредоточиться и следовать самостоятельно в русские порты.
Понятно, что противнику досталась легкая добыча. Атаками из-под воды и с воздуха оказалась уничтоженной большая часть транспортов.
Почему английское адмиралтейство отозвало корабли прикрытия? Это было загадкой. Шел разговор о том, что английским кораблям угрожал «Тирпиц» и они предпочли уклониться от боя.
Но большинство из моих товарищей, с кем пришлось в то время разговаривать, считали, что причина не в моряках. В храбрости английских моряков мало кто сомневался. Дело, видимо, было и не в военном промахе, а в том, что лорды адмиралтейства всячески противились помощи Советскому государству. Они, наоборот, хотели его ослабления, хотя бы и ценой такого преступления, каким являлась выдача врагу PQ-17.
8 июля подробный рассказ об уроне конвою PQ-17 и крикливое сообщение о взятии Воронежа стали главной темой гитлеровской пропаганды, по крайней мере на две-три недели.
Следует признать, что кроме военных потерь предательское поведение верхов английского адмиралтейства несомненно нанесло и моральный ущерб нашим союзникам.
Уцелевшие транспорты и суда PQ-17 прибывали в Архангельск. Теплоход «Донбасс», пароход «Белингхем» и спасательное судно «Ретлин» вошли в порт 9 июля. Вторая группа — два транспорта, два корабля ПВО, шесть тральщиков и три корвета — 11 июля.
* * *
Во второй половине июля мне наконец приказано выехать в Архангельск. Через двое суток пути наш поезд подходил к берегам Северной Двины.
Во время войны железнодорожный вокзал Архангельска стоял на левом берегу реки, и добираться до города было не очень-то удобно. Летом на перевозе работали древние речные пароходы, а зимой люди шли по льду пешком, ехали на машинах и автобусах. Часто можно было видеть сани и лошадок. Зимняя дорога была обвехована зелеными елочками.
