Епископ совершил короткое возвратно-поступательное движение мечом. Мужик, взвизгнув, схватился за ухо — меж пальцев потекла кровь.

— Еще раз спрашиваю: вы кто такие? Услышал или и второе ухо подправить?!

Догадавшись, что при такой системе допроса заминки и неточности в ответах будут поощряться столь же негативно, пленник ответил, похоже, откровенно:

— Я — Анрол Ушастый, а это — Дацик Рваный… был…

— Ты уже не такой ушастый, как прежде, к тому же мне меньше всего интересны ваши имена. Кто вы такие? Что делаете в этом лесу? Чем живете? Где живете? Быстро все рассказывай — у нас нет времени.

— Да здесь мы живем, в лесу! Там, дальше по тропе, развилка будет с большой тропой. Если направо пойти, то деревню скоро увидите — вот там мы и живем. Что делаем… Ну… — Глаза пленника воровато забегали, и он попытался отделаться мизером информации: — Ну охотимся здесь. Мед лесной, бывает, собираем, ягодки там, грибы… Вольные люди мы — податей не платим. Простые люди. Пощадите!

Взмах мечом, звонкий удар по руке, зажимающей ухо. Плашмя:

— Следующий удар сделает тебя одноруким! Говори правду! Всю правду!

— От мора мы здесь укрылись, еще в позапрошлом году, — плаксиво ответил мужик. — Ватага у нас была сволочевая — на волоке купеческом нанимались, струги сволакивая. Потом с другой ватагой слились — у тех атаман посмелее был. Подворовывали с ними на дороге и на волоке, а как мор пошел, так и укрылись здесь. Все равно на дороге опасно стало — заставы появились, и солдаты сильно озлобились. Здесь голоднее, но спокойнее. Да и атаман наш не промах — и здесь подработок находить может. Вон вчера целый отряд юнцов каких-то сумел захватить. В сарай закрыл; теперь, наверное, выкуп большой получит. Несколько удрать смогли, вот нас и послали в разные стороны — сыскать. Наши говорили, что среди них даже рыцарские сынки имеются — на границу шли воинских умений набираться. За таких можно много золота у папаш выручить.

— Сколько ваших в этой деревне?!

— Душ двадцать будет, если всех собрать. И баб еще с дюжину — прихватили веселых девок из трактиров. Они нас кормят да обстирывают, ну и еще для надобностей приятных используются.

— Сейчас в деревне двадцать ваших? — уточнил епископ.

— Да ну! Двадцать! Откуда?! Часть бегает, как мы с Дациком, по тропам — ищет беглых пацанов; еще трое или двое на север подались, к деревне — за едой. По поручениям атамана шастают туда-сюда часто, а сколько, когда и где — мне неведомо. Я ведь не шишка, раздутая от переспева, — я простой человек, в замыслы высокие не посвященный. Наверное, с десяток наших сейчас в деревне наберется. А зачем вы интересуетесь?

Вместо ответа епископ резко взмахнул мечом, также резко опустив его на макушку Анрола. Равнодушно уставившись на агонизирующее тело, он подытожил:

— Дан, это разбойники.

— Я уже догадался.

Из кустов выбрался Люк, мрачно доложил:

— Двое их было. Вокруг никого не нашел, да и птица ваша, все облетев, села вон на ветку и спокойно перышки причесывает. Ей сверху хорошо видно, если засада.

— Что с лошадьми? — уточнил епископ.

— Моя ногу сломала среди кочек, а у сэра стража слегла уже в сторонке — ей жилу на шее повредили.

Замолчали. Уверен, что каждый думал об одном: нас трое, а лошадь осталась одна. Не говоря уже о поклаже, столько седоков она не потянет, так что скорость передвижения упадет значительно. А задерживаться здесь не стоит по целому ряду причин — нам как можно быстрее надо добраться до крепости, закрывающей вход в долину Межгорья. Мы ничего не потеряли в этом лесу, чтобы пешком прогуливаться… Время — время для нас дороже золота, а если предположить, что по следу идет очередной отряд инквизиторских головорезов, то, пожалуй, даже подороже алмазов.

Покосившись на меня, епископ тихо произнес:

— Дан, хоть перед тем боем у брода вы передали мне военную власть, я все же продолжаю считать вас командующим и подчинюсь любому приказу. Что делать будем?

— Конфидус, давайте без этого официоза! Главный, не главный, полуглавный — сейчас не до тонкостей иерархии! Вы, я вижу, всерьез решили отказаться от непротивления злу насилием, и это меня очень радует. Думаю, понимаете, на что я намекаю.

— Если этот висельник не соврал, в деревне могут оказаться десять его дружков, а то и больше.

— В деревне лошади — не пешком же они ходят там, — голосом искусителя произнес я.

— Ага, и лучники. Раз у этих луки были, то и у остальных тоже могут быть. Лучников я недолюбливаю, даже таких дрянных.

— Луки у них не очень — короткие и слабые. Стреляли они шагов с тридцати, и то попали только в лошадей. В сравнении с теми, которые у реки на нас напали, смех, а не вояки. А с теми мы справиться сумели, хотя и не без потерь. Люк, как по-твоему, это опасные стрелки были?

— Нет, — уверенно ответил парень. — Наручей не носят, рукава левые не потрепаны и ничем не подшиты, стрелы корявые — тростниковые самоделки неумелые. Луки, как вы сказали, дрянь. Даже хуже. Не подойди мы близко — никогда бы не попали. Вонь болотная помешала, да и ветерок сбоку задувал, а не от них.

— Ты что — по запаху можешь людей учуять?!

— Таких, как эти, любой учует — баню они, наверное, только в детстве видели, да и то издали. Сэр страж, если вы прикажете напасть на их логово, то я уверен — победим, пусть даже их будет целая сотня. Это бандиты, а не солдаты: они драться не умеют, да и не хотят. Нож в спину да стрела из кустов — иное не для них. Да и трусы они — стоит их пугнуть, как сами сразу разбегутся.

— Ну? — обернулся к епископу. — Что скажете?

— А что говорить? Нам лошади нужны. Где еще их можно найти в этом лесу? Ярмарок я по пути не замечал.

То, что убитый разбойник называл деревней, больше походило на помойку, устроенную на старом пожарище.

Деревня здесь и впрямь была… когда-то… раньше. Возможно, ее выкосила одна из эпидемий или нашествие погани… неизвестно. Осталось лишь несколько печей и груд обгорелых бревен. Между ними без малейшего намека на порядок темнели холмики нескольких землянок. Также имелось два сарая — судя по некоторым признакам, тот, который больше, использовался в качестве конюшни.

И мусор — повсюду горы какого-то хлама. Россыпи костей и черепов звериных, гнилое тряпье, седла с ободранной кожей и непонятные отбросы. От лошадиного трупа, гниющего на околице, ветерок то и дело приносил волны нестерпимого смрада.

Как вообще там жить можно?!

«Робин Гудов» видно не было — очевидно, в такое время у них принято устраивать полуденную сиесту, невзирая на пасмурную погоду и климат, далекий от тропического. Низкие, налитые влагой тучи едва не задевали верхушек деревьев, но пока что дождя не было, и это очень радовало Люка — он опасался, что жильная тетива его лука может отсыреть.

Бывший лодочник был настроен агрессивно — даже обычную невозмутимость куда-то спрятал. Видимо, к разбойникам у него были старые счеты. Вряд ли, что именно к этим, — просто как к социальному явлению. Я в принципе не против драки, но если есть возможность уладить дело без крови, не упущу. Вот и сейчас ждал вердикта епископа — вдруг он передумает атаковать.

Дождался.

— Дан, я заметил лишь одного: за малым сараем сидит, к стене прислонившись. Вон, приглядитесь — ногу можно увидеть отсюда. И собачка там крутится: мелкая, черная, шелудивая. Опасная шавка — как нас учует, так сразу лай поднимет. Дурной у нее характер, сразу видно. Не подобраться без шума — даже если сможем тихо прирезать этого, то на гавканье и визг выскочат остальные. Не получится нам по-тихому лошадей увести.

— Убивать всех будем? — кровожадно уточнил Люк.

— Как получится… — неопределенно ответил я, доставая из обрезанного трофейного колчана первый болт. — Люк, не увлекайся. Нам надо их разозлить, а не перебить всех до единого. Помнишь, как договаривались?

— Помню. Я не подведу.

— И не забывай — если среди них окажутся грамотные ребята с серьезным оружием, сразу отходим в лес. Нам нельзя погибать из-за какой-то шайки разбойников — нас люди ждут и дела серьезные. Не ввязываемся в резню с профессионалами.