Утром все повылезали из палаток. Вид у каждого из нас был ужасный, пыль набилась повсюду: волосы, нос и лицо были покрыты толстым налетом ее; умывшись, мы приняли человеческий вид.
Теперь Крыленко уже работал с краской и кистью над большим полированным камнем, выводя буквы:
«СССР. Памирская экспедиция.
Геолого-топографо-альпинистская группа.
Крыленко – Никитин – Герасимов.
28 августа 1929 года».
Бархаш в это время распределял груз: что взять с собой и что оставить. «Мальцы» пошли в грот ледника, из которого с ревом вырывалась Саук-Дара. Я фотографировал. Герасимов и красноармейцы пошли вперед на ледник для производства своих работ. Все были заняты своим делом. Полное разделение труда.
«Второй поперечный ледник», как мы назвали этот ледник, был значительно меньше первого, но замыкал долину наглухо, и приходилось пересекать его по льду.
Часа через 2 мы все с грузом по 16 кг, а носильщики чуть больше, были по другую сторону ледника, в большой, тянущейся до следующего ледника, равнине. Переправившись вброд через Саук-Дару, мы пошли по ровной лощине, устланной мелкой галькой и имеющей значительный подъем. Два хребта здесь уже были суровее, более грозно наступали на долину и уходили дальше к виднеющемуся впереди хребту, который как бы пересекал и уходил в южном направлении от пика Ленина. Топографическая группа ушла далеко вперед, и ее не было видно. Киргизы носильщики пошли правым берегом Саук-Дары и скоро тоже скрылись за ледником. Бархаш, шедший впереди нашей группы, повел нас левым берегом к левому углу ледника, все время доказывая нам свою гипотезу, что будет легче пересечь ледник, чем идти вдоль по нему, как пошли киргизы.
Скоро мы вступили на этот ледник; своей бугристой поверхностью он уходил далеко и замыкался большим хребтом Зулум-Арт, тем самым, который шел к югу от пика Ленина; ледник же затем круто поворачивал влево по нашему пути, по направлению хребта и уже прямо шел на север к седловине Заалайского хребта. Справа, с юго-востока, также спускался большой ледник, который нам еще не был виден. Мы шли, таким образом, уже по леднику, который назвали «Основным Саук-Сайским ледником».
После долгих скитаний по буграм и котловинам ледника, наконец, все согласились взять направление резко влево, к зеленеющему вдали склону, пересекая как бы по хорде изгиб ледника, образующего здесь полуокружность, и выйти уже на продолжение ледника, спускающегося с севера. К тому же в записках немцев говорилось о том, что они прошли этим же путем, – по их мнению, легким путем. Солнце нещадно палило и жгло отраженными от льда лучами наши лица. Были надеты «консервы» – темно-желтые очки, предохраняющие глаза от действия ультрафиолетовых лучей. Жажда одолевала всех. Мы не знали, когда же кончится этот чертовский ледник, который пришлось пересекать чуть ли не весь. Не успеешь подняться на гребень, как тотчас же приходится спускаться вниз в большую котловину, на дне которой виднеется гладкая поверхность ледникового озера с холодной прозрачной водой или «мельницы», зияющие своими темными пропастями. Иной раз хотелось сесть и «съехать», как мы это делали на осыпях, но зиявшие повсюду трещины заставляли отказываться от этого предприятия, и приходилось медленно и осторожно идти по гребню, ширина которого едва достигала 72 м, а склоны представляли гладкую ледяную поверхность. С этого гребня видно было, как слева (справа по течению ледника) в «Основной Саук-Сайский ледник» спускался большой поперечный ледник, похожий на оставленные нами позади ледники.
Это был «Третий поперечный ледник».
По грандиозности вида и по размерам эти поперечные ледники и особенно «Основной» ледник, по которому нам в дальнейшем пришлось идти около 45—50 км, далеко оставляют позади себя все кавказские ледники – Цаннер, Твибер и др.
Наконец часам к 3, т.е. после долгих скитаний по бугристому леднику, мы достигли его правого берега и пошли по песчаному руслу какого-то небольшого ручейка. Измотавшиеся этим переходом, мы остановились на обеденный привал: съели черной икры, сухарей с холодной водой и, наверное, все бы с удовольствием уснули, но тут заметили работающих впереди Герасимова, Нагуманова и Сухотдинова – наших топографов, и подходящих сзади киргизов-носильщиков, которые, видимо, совершенно не торопились.
Бархаш, однако, ухитрился всхрапнуть в своем спальном мешке.
После привала решили пойти кратчайшим путем. Поэтому свернули от ледника влево на север и пошли сначала к некрутому склону; вскоре достигли живописного плато, лежащего как раз в дуге огибающего его ледника.
«Эх, лошадям-то приволье, травы-то сколько», – думалось каждому. Но лошадей сюда привести совершенно немыслимо.
На плато нас приветствуют свистки сурков. Видны были следы кийков.
Хотелось пройти как можно дальше, но все так устали, что с трудом передвигали ноги, и как только начало темнеть, мы на высоте 4300 м раскинули палатки и сварили себе обед. Ночь с вечера была звездная. Ледники, видимые здесь кругом, горели каким-то белесоватым светом, но было не до красоты, все хотели спать.
Утро встретило нас неожиданностью. Если вчера было тепло и сверкали звезды, то утром лагерь был засыпан только что выпавшим снегом. Мы с Крыленко спали в спальных мешках около палаток. Я проснулся первым и долго не мог понять, где я и что со мной. Разобравшись, в чем дело, я разбудил Николая Васильевича, с головой засыпанного снегом.
Но через какой-нибудь час солнце согнало снег.
Сегодня киргизы и один красноармеец должны были вернуться на базу ко «второму поперечному леднику», забрать оставшиеся там продукты и часть дров и к вечеру этого же дня придти обратно на базу 4300 м . В то же время мы рассчитывали подняться до 6000 м , а оттуда я и оба «мальца» должны были спуститься на 4300 м и с оставшимися товарищами и грузом подняться наверх на 5000 м , где Крыленко и Бархаш предполагали остаться для разведки дальнейшего пути по леднику.
Приняв этот план, мы двинулись, каждая группа в свою сторону. Сухотдинов и киргизы – вниз, а мы – Герасимов, Нагуманов и пятеро альпинистов – вверх.
«Основной Саук-Сайский ледник» шел дальше значительным подъемом к седловине Заалайского хребта и принимал в себя с обоих хребтов отрогов Заалая множество ледников, спускающихся то спокойно и плавно, то образуя хаотические нагромождения льда, то просто отвесной стеной.
Внизу, там, где «Основной» ледник поворачивал на запад, он упирался в тот самый ледник, который спускался с юго-востока, с южного хребта Зулум-Арт. Седловина ледника, по всем предположениям, служила перевалом в Памирскую пустыню, к озеру Кара-Куль, в долину реки Кара-Джигли. Так ли это или нет – нам не удалось выяснить.
Виднеющийся перевал мы назвали Кара-Джиглинским, а сам ледник – «Южным».
Дальнейший наш путь лежал по узкому каменистому руслу ручейка в непосредственной близости ледника. Ледник гигантскими иглами и пирамидами виднелся над нами справа, а крутой обрыв плато – слева. Приходилось выбирать путь «на ура». Скоро ручеек совершенно исчез, и мы потеряли русло, служившее нам дорогой. То и дело мы останавливались перед вдавшейся в обрыв берега частью ледника; приходилось карабкаться по морене или идти в обход или в лоб по обрыву.
Часам к 3 окончательно выбились из сил. О пяти тысячах и сегодняшнем нашем возвращении уже никто не думал. Вскоре расположились на берегу небольшого моренного озера. Закусили сухариками и икрой, запили все той же холодной водой и после короткого привала пошли дальше. Через полчаса пути достигли места, где пройти вперед не было ни малейшей возможности. Крутая осыпь, по которой то и дело скатывались камни. Ледник здесь образовал громадную котловину, в которую еще можно было при помощи веревки спуститься, но никак нельзя было преодолеть крутой ледяной стены, чтобы попасть на другую сторону котловины, загородившей нам путь. Идти по выемке осыпи было бессмысленно; можно было быть вполне уверенным, что при переходе по ней не обошлось бы без жертв.
