А она смотрела, как его большие ладони плавно скользили по шкуре картофелин, и предательски подмечала детали, на которые не обратила бы внимания женщина, которой этот мужчина не нравится: на его ловкость и хватку, силу длинных пальцев, на то, как вздувались мышцы на руках. Мередит поймала себя на том, что представляет, как скользкие от масла, грубоватые ладони гладят ее тело…

С ума можно сойти! Ей никогда не нравилось заниматься любовью. Нет, не нравилось — это очень мягко сказано. Каждое прикосновение Дэна было отвратительным испытанием. И после развода Мередит дала себе слово, что больше ни один мужчина до нее не дотронется. Так все и вышло. Тогда отчего же теперь представляет, как руки этого шерифа гладят не картошку, а ее? Неужели сходит с ума?

Но Хит не дал ей долго размышлять. Следующим пунктом его программы было замесить тесто для печенья. И тут он допустил оплошность, разрешив Сэмми помогать. Через секунду кухня выглядела так, словно ее засыпали тальком. И шериф с Сэмми выглядели не лучше. Вся грудь его красной рубашки побелела от муки. А девочка вымазала лицо и руки по локти.

— Здорово я справляюсь? — Она сжала пригоршню муки в кулачке и выпустила между пальцев белые струйки. — Мама говорит, что лучше меня никто не умеет месить.

— У тебя неплохо получается. — Хит послал Мередит заговорщический взгляд и посыпал мукой пластмассовую разделочную доску. — Теперь пора тесто раскатать и нарезать.

Мередит могла бы предупредить, что поручать Сэмми возиться с мукой — роковая ошибка, но решила позволить шерифу самому разбираться с ребенком, посчитав это перстом судьбы. Если мужчина, чтобы завоевать расположение матери, подлизывается к ее дочери, пусть получает все, что заслуживает.

К удивлению Мередит, данный конкретный мужчина снес это испытание вполне достойно: мука была у него на джинсах, на темных сапогах и, наверное, внутри сапог. Но к его чести, он ни разу не вспылил. Наоборот, быстро вошел во вкус и отплатил Сэмми чем только мог: измазал мукой кончик носа и даже вытер ладонь о ее майку. Это так рассмешило девочку, что она чуть не свалилась со стула. Хит подхватил ее под руки и удержал, но при этом испачкал последнее чистое место на рубашке — подмышки.

— Когда все будет позади, нам с тобой потребуется хорошая мойка, — заметил он.

— Не говоря уже о том, чтобы вымыть кухню, — не удержалась Мередит.

— Вымоемся сами и вымоем кухню, — улыбнулся шериф. — Правда, Сэмми?

— Да! Мама говорит, что я прекрасная посудомойка!

— Жду не дождусь, чтобы в этом убедиться, — серьезно сказал Хит.

Мередит все еще сдерживала улыбку, когда вернулась на кухню после того, как загнала Сэмми на ночь в кровать. Хит вымыл пол и вытирал руки. В воздухе все еще плавал запах жареного мяса и печеной картошки.

Мередит быстро осмотрела кухню и перевела взгляд на Хита, Прежде чем наброситься со шваброй на пол, он стряхнул с себя муку, но белый налет остался на джинсах и в швах его коричневых ковбойских сапог.

— Вижу, вам досталось.

Он опустил глаза, хлопнул ладонью по джинсам и пожал плечами.

— Мне было интересно.

Только и всего? Интересно. Радостный смех Сэмми все еще звучал у Мередит в ушах, и поэтому ей стало грустно от того, что предстояло сделать.

— Для холостяка вы прекрасно управляетесь с детьми. Должно быть, сами из большой семьи. Много братьев и сестер?

— Ничего подобного. — Хит снова пожал плечами. — Ваша дочь — первая малышка, с которой мне приходилось иметь дело. Я больше общаюсь, с подростками.

Мередит прижала забинтованную руку к животу, стараясь унять неприятную нервную дрожь внутри.

— Хит, нам надо поговорить.

— Хит? — Его бровь игриво изогнулась, и в глазах засверкали веселые искорки. — Будь я проклят! Леди снизошла и назвала меня по имени!

Она судорожно втянула в себя воздух и с шумом выдохнула.

— Ничего не выйдет.

— Что не выйдет?

— Не выйдет, заигрывая с Сэмми, завоевать мое расположение.

Мередит нисколько не успокоило, что на лице Хита так и осталось смешливое выражение.

— Думаете, не выйдет? Что ж, поживем — увидим.

Мередит рассчитывала, что мужчина изобразит удивление, а вместо этого он бросил ей вызов. Она, наверное, меньше бы возмутилась, если бы он прошелся по только что вымытому полу.

— Вы, кажется, не поняли, — произнесла Мередит и чуть не ущипнула себя за то, что ее голос дрогнул. — Вы меня не интересуете.

— Понятно. — Хит скривил губы. — Значит, я напрасно теряю время?

— Да.

Он потер переносицу, но Мередит не поняла: оттого, что вправду чесалось, или потому, что хотел скрыть усмешку. Она смотрела на шерифа в растерянности — все шло не так, как ей хотелось.

— В конце концов, это мое время и я трачу его, как хочу.

— Послушайте, Хит, вы хороший человек и привлекательный мужчина.

— И?..

— Но. Я вне игры, — закончила Мередит, надеясь, что он почувствовал в ее голосе категоричность.

— Не страшно. — Подошел к ней и потрогал упавший на плечи локон. — Я все понимаю.

Его пальцы коснулись рубашки, и Мередит даже сквозь ткань ощутила их жар.

— Понимаете?

Хит накрутил локон на палец и, как за веревочку, потянул к себе. Мередит еле удержалась, чтобы не схватиться за макушку, удерживая парик. Теперь она жалела, что не покрасила волосы. Но раньше казалось, что с париком будет проще, ведь не известно, сколько ей и Сэмми можно будет оставаться на одном месте. Да и хлопотно менять цвет волос, особенно если красить их в темно-каштановый — все время надо следить, не пробиваются ли светлые корни.

Когда носки тапочек Мередит коснулись его сапог, Хит костяшкой согнутого пальца поднял за подбородок ее лицо.

— Но если вы вне игры, почему не убегаете?

«Потому что стоит мне трепыхнуться — и парик останется у вас в руке».

— А зачем мне убегать? Мы… мы просто разговариваем… Я намеревалась это сказать и сказала.

— И я тоже.

Мередит с трудом проглотила застрявший в горле ком и выдохнула:

— Я хочу поговорить с вами о Сэмми.

— Говорите, дорогая.

— Девочка очень… — Шериф склонился над ней, и его смуглое лицо, казалось, заполнило все вокруг. — Она очень впечатлительна. И если вы будете настаивать на своем, она вас полюбит слишком…

Его дыхание долетало до щеки Мередит — теплое, с ароматом кофе. Губы касались виска с легкой, мучительной нежностью, как крылышки мотылька.

— На чем настаивать, Мерри?

— Меня зовут Мередит, и я не хочу, чтобы дочь получила душевную травму. — Она уперлась ладонью Хиту в грудь. — Перестаньте! Я не желаю, чтобы меня целовали. Никогда! Я ясно выразилась?

— Тогда отчего же вы не уйдете? Я вас не держу.

О Боже! Мередит закрыла глаза, пытаясь справиться с захлестнувшей волной страха и воспоминаниями о Дэне, которые засасывали ее, как болото. А Хит не спеша скользил губами по щеке ко рту. Пока прядь парика намотана на его палец, нечего и думать об отступлении. А этот чертов сосед считает, что, оставаясь с ним, Мередит его поощряет.

— Вы держите меня за волосы.

— Но тут же отпущу при вашем первом движении.

Пытаясь освободиться, она схватила его за палец. И в этот миг его губы коснулись ее губ. Влажный шелк. Дыхание вырвалось у нее из груди, и Хит вобрал его в себя. Губы крепче прижались к губам, подбородок утонул в руке, запрокинувшей ей голову. Мередит смяла рубашку у него на груди и забыла о парике, о Сэмми, о своем нежелании, чтобы ее целовали.

Огонь и лед. Напористые губы овладели ее ртом, и она почувствовала, что изнывает от легких прикосновений. По коже побежала дрожь и скользнула по позвоночнику вниз. А в животе вспыхнул пожар, и языки пламени обожгли все тело.

Силы небесные! Он явно в этом разбирался.

Вспомнив, как действовали на нее поцелуи Дэна сразу после свадьбы, Мередит удивилась, что этот мужчина целуется по-другому: убеждающе, а не требовательно, опьяняюще, а не тошнотворно. Она не чувствовала под собой ног, колени подгибались, словно были из воска и таяли рядом с огнем.