— Снимали с большого расстояния. Вполне вероятно, я ошибаюсь. Только потратим время и силы. — И снова нажал на перемотку, а затем на воспроизведение. — Но почему бы и нет? Да, я хочу, чтобы вы все проверили. Они в городе под названием Уайнема-Фоллз. На дорожке к дому рядом с машиной шерифа стоит кремовый седан с номерным знаком штата Орегон.

— Одну секунду. Я возьму ручку. — Вскоре в трубке снова послышался его голос. — О'кей, диктуйте. — И, записав данные номера машины, переспросил: — Значит, у вас ощущение, что эта девочка — ваша маленькая Тамара?

— Да. Правда, бог знает почему. Я уже сказал, что не уверен. Но если это так, ее мать должна быть в каких-то отношениях с шерифом. Не исключено, что живет с ним.

— Для Мэри что-то слишком быстро. Когда она пропала? Два месяца назад?

Губы Глена сложились в улыбку.

— Мэри привлекательна. На таких и клюют провинциальные шерифы.

— Тогда это осложняет дело.

— Именно. Если это Мэри, готов поспорить, что она потому и связалась с шерифом. Чувствует себя увереннее рядом с ним. Прикажи своим людям не высовываться. Все, что я хочу, — установить личность ребенка. Если девочка не моя внучка, сворачивайтесь и по-тихому возвращайтесь. Но если это Тамара, захват должен быть тщательно организован. Никаких шагов без моего одобрения.

— Понял, босс. Можете на меня положиться.

— И никакой самодеятельности, Сандерс. Если это моя внучка, я хочу вернуть ее целой и невредимой. Скажите своим людям: я поотрываю им головы, если они привлекут к себе внимание. Не хочу, чтобы эта стерва учуяла, что запахло жареным, и смылась.

Перед тем как лечь спать, Мередит совершила традиционный обход дома: убедилась, что двери заперты и свет везде выключен. Затем заглянула в спальню Сэмми. И, наклонившись над кроваткой девочки, заметила, что та улыбается даже во сне. Из глаз Мередит хлынули слезы благодарности, и, глядя на дочь, она вознесла небесам молчаливую признательную молитву. Жизнь могла идти своим чередом — по крайней мере некоторое время! О Хите она думала больше, чем готова была признать. С этим человеком в ее жизнь пришли новые проблемы, но в то же время и счастье. Девочкой она мечтала когда-нибудь влюбиться в стереотипного мистера Праведника: высокого, симпатичного, темноволосого, с удивительно романтическими поступками — он приносил бы ей цветы и пел бы любовные романсы. Но, выйдя замуж за Дэна, она быстро поняла, что все эти детские бредни очень далеки от настоящей жизни. Сказке конец.

Но так ли это?

Встреча с Хитом заставила ее снова поверить в невероятное. Он был высок, темноволос и определенно красив. Конечно, он не дарил ей роз, но пел под окнами удивительный романс о том, как старый Макинтайр владел своей фермой.

Мередит чуть не прыснула, вспомнив, как смешно он крякал и переваливался по двору уткой и мычал коровой. Какую мать не тронуло бы это зрелище? Путь к сердцу матери лежит через сердце ее ребенка. И в данном случае этот афоризм прекрасно подтвердился.

Мередит так много хотела для своей маленькой девочки: дом, наполненный смехом, чувство надежной семьи, любимые и любящие родственники.

Хит необычайно трогательно заботился о Сэмми — достаточно было увидеть, как он смотрит на девочку. А когда переводил взгляд на ее мать, Мередит чувствовала, что в Хите зреет любовь и к ней. Почему шериф Мастерс вошел в их жизнь? Может быть, не трагический поворот судьбы, а Божественное провидение заставило ее снять этот дом?

Мередит боялась надеяться, и в то же время она так устала жить без всякой надежды. Хит не сказочный герой, зто правда. Он не может по мановению руки исправить все ее ошибки. Но так ли уж нелепо мечтать о хорошем?..

Нет, нет, она не имеет права! Мередит попыталась сопротивляться нахлынувшим чувствам. Хит Мастерс мог попасть в передрягу и мог выйти победителем. Однако даже он не способен сразиться с ее драконами.

Внезапный стук в окно оторвал Мередит от ее мыслей. Она поднялась с кровати, раздвинула шторы и вгляделась в темноту. Что такое? Мередит прижалась носом к стеклу и только тогда разглядела темное пятно. Она улыбнулась и подняла раму.

— Голиаф, что ты здесь делаешь? — прошептала она. — Сэмми уже спит.

Не дождавшись, пока Мередит отойдет от окна, ротвейлер положил передние лапы на подоконник и, оттолкнувшись задними, прыгнул в спальню, по дороге чуть не сбив ее с ног. Извиняясь, лизнул ей руку и забрался на кровать. Сэмми пробормотала что-то во сне, немного подвинулась, а собака свернулась подле нее.

Мередит сложила на груди руки и тихо упрекнула пса:

— Тебе здесь нельзя оставаться. Хит тебя хватится и до смерти испугается.

Ротвейлер заскулил и, устроив голову на плече у девочки, посмотрел на Мередит, как она называла, моляще-проникновенным взглядом. Морда выражала и скорбь, и просьбу.

— Ничего не выйдет, — прошептала она. — У меня каменное сердце.

Голиаф жалостно взвизгнул, заставив ее тяжело вздохнуть. «Простая вещь, — подумала она, — позвонить Хиту и сообщить, где его пес». Шериф каждое утро завозит Голиафа к соседям. Не все ли равно, если собака проведет у них ночь? Сэмми вся расцветет, когда, проснувшись, увидит друга.

— Хорошо, — сдалась Мередит. — Но учти: в первый и в последний раз. Не вздумай привыкать. Ты пес Хита, а не наш. И ему не понравится, если мы тебя украдем.

Хит по-прежнему не чувствовал сна ни в одном глазу и лежал, уставившись в потолок спальни. И когда зазвонил телефон, поднял трубку на втором сигнале. На светящемся циферблате будильника было без двадцати двенадцать. Видимо, что-то очень важное.

— Мастерс слушает. — Он постарался подпустить в голос как можно больше суровости. — В чем дело?

— Хит? Это я, Мередит. Надеюсь, не разбудила вас?

— Нет. Я еще не спал. — Приятно удивленный, он чуть не улыбнулся, но, вспомнив, который час, нахмурился. — Что-нибудь случилось, дорогая?

— Нет, я хочу сказать, что Голиаф у нас.

Хит бросил взгляд на распахнутое окно спальни. Вот хитрая бестия! Улыбка, которую он сдержал секундой раньше, все же растянула его губы. Может быть, не стоит ругаться на пса? Ведь благодаря ему раздаются полуночные звонки от обожаемой соседки.

— Правда? Ах да, окна открыты. Дом за день прожарился. Я и не заметил, как Голиаф выскочил. — Хит приподнялся на локте и взъерошил волосы. — Будет продолжать подобным образом — и окажется запертым в новой псарне.

— Я не это хотела сказать…

— Сейчас приду заберу его. Только дайте пару минут одеться.

— В этом нет необходимости.

— Нет необходимости?..

— Голиаф устроился в постели у Сэмми и вряд ли захочет, чтобы его беспокоили. Я просто хотела, чтобы вы знали, где он, и не тревожились.

Тревожиться? Хиту казалось, что он начал привыкать к тому, как она говорила, но вот снова ошарашила: давно не слышал, чтобы кто-нибудь говорил «тревожиться». Или ему так почудилось из-за ее милого выговора?

Хит откинулся на подушки — хотелось лежать так часами и просто слушать ее голос. Конечно, было бы еще лучше, если бы Мередит оказалась рядом в постели — голова покоилась бы у него на плече и теплое дыхание касалось его кожи.

— Вам даже не придется завозить Голиафа утром, — продолжала Мередит, — потому что он уже здесь.

Хит радовался, когда встречался с этой женщиной, ссаживая собаку по дороге на работу. Обидно, что завтра не будет предлога.

— Вы уверены, что не против его присутствия?

— Да. Сэмми очень любит вашего пса.

— Но ее постель будет вся в шерсти.

Хит почти увидел, как она улыбнулась.

— Немного больше — немного меньше. Я уже привыкла.

— Простите. Но вы не можете отрицать, что я вас предупреждал.

— Дело того стоит. Сэмми стала совсем другой. Жаль, что вы не видите их вместе. Свернулись рядом, как два довольных песика.

Хит намотал провод на указательный палец и пожалел, что не видит не только «песиков», но и Мередит. Он постарался ее представить. Наверное, в розовом банном халате, волосы волнистыми локонами спускаются на плечи.