Хит закатил глаза, явно не поверив. И Мередит, в наручниках с руками за спиной, почувствовала себя ужасно беспомощной — такой беспомощной, что вспыхнули воспоминания, которые она так настойчиво старалась забыть. И ей стало трудно дышать.

Некоторое время Хит безжалостно смотрел на нее, потом протянул руку, сорвал с головы парик и бросил на стол. Губы растянулись в презрительной усмешке. С жестоким блеском в глазах он подсунул палец под бретельку бюстгальтера, провел по ней вниз и оценил толщину подкладки. У Мередит перехватило дыхание, сердце подпрыгнуло и забилось в горле.

Хит прочитал ужас и отчаяние в ее глазах. Это его охладило и заставило осознать, что он делал. Шериф опустил взгляд и пристально посмотрел на свою руку, словно она принадлежала кому-то другому. Эти пальцы находились внутри ее бюстгальтера, костяшки прижимались к сокровенному податливому телу. Единственной преградой между рукой и се плотью оставалась тонкая рубашка. О Боже! На ней надеты наручники, руки заведены за спину. Он не имел права ее касаться!

Хит отдернул руку, провел ладонью по лицу и откинулся на спинку. А когда почувствовал, что овладел собой, снова подался вперед и уронил сомкнутые вместе кисти себе на колени.

— Все в вас сплошная ложь, — прошептал он. — Одна большая ложь — от начала до конца. Так почему бы с нее не начать? Была ли в ваших отношениях ко мне хоть капля искренности? Сомневаюсь. Сегодня вечером я нашел вас в компьютере и знаю все — ваше настоящее имя, то, что вы не подчинились постановлению суда и уехали из Нью-Йорка, и то, что вы похитили собственного ребенка. И теперь желаю услышать объяснения. Думаю, что хотя бы этого я заслуживаю.

Мередит молчала, и Хит вздохнул.

— Тогда начнем. Как его имя? Кто он такой и на кой дьявол ему потребовалось подсылать к вам убийц?

Мередит сидела и только смотрела на него. Где-то в глубине сознания Хит задал себе вопрос: почему она выбрала парик, а не покрасила волосы? И решил: наверное, потому, что не имела представления, как долго проживет здесь.

Хотя разве это имело значение? Он все потерял. Запустил палец в ее бюстгальтер! Мозг лихорадочно работал, но Хит не мог сообразить, как поступить. А ведь так гордился своим хладнокровием и тем, что никогда не терял голову. Никогда, но только не в этот раз. Ему захотелось ее как следует встряхнуть, и, судя по смертельной бледности, Мередит это поняла.

Она уперлась глазами в пол и напряженно застыла. Никаких слез. И никаких объяснений. Хрупкое, из последних сил, самообладание, словно она старалась не поддаться истерике. Ее упорное молчание приводило Хита в смятение.

— Мередит, ради Христа, поговорите со мной. Я не смогу помочь, если вы мне постоянно лжете. Это что, ваша вторая натура? Лгать, лгать и лгать? Я должен знать, что происходит.

Мередит так резко вздернула голову, что Хит растерялся. Ее глаза вспыхнули.

— Да, я вам лгала! С самого начала нагромождала ложь на ложь. Хотите меня за это осудить? Ваше право. Но я делала все, чтобы защитить дочь. Не больше и не меньше. А вы, шериф Мастерс, идите со своим ханжеством к дьяволу!

И это от дамы, которая не выговорила бы слово «дерьмо»! Хит был настолько поражен ее вспышкой, что молчал и моргал. А Мередит совсем необычно и очень пронзительно смотрела на него. Ее голова была вздернута, щеки алели сердитым румянцем.

— Что же до моего похищения ребенка… Боюсь, вы расстроитесь, но должна вам сказать, что ваше судопроизводство не всегда честно. А жизнь — и того реже. Вы что думаете, я этого хотела? Чтобы меня поймали и, того гляди, посадили в тюрьму? Я так поступила, потому что чуть не потеряла ребенка. — Мередит кивнула головой в сторону двери. — Сэмми там и до смерти напугана! И не просто потому, как вы думаете, что ее разлучили со мной. А потому, что дочь знает, что ей грозит, если она не сумеет отсюда выбраться!

Она осеклась и прикусила губу. Боль, сквозившая в каждой черточке ее лица, была не поддельная, а самая настоящая. Хит готов был за это не пожалеть собственной жизни.

— Вот и расскажите мне. Дайте возможность помочь. Пока не узнаю правды, я ничего не смогу сделать, кроме того, чтобы исполнить свой долг.

Плечи Мередит задрожали. Какое-то мгновение Хит думал, что она разрыдалась. Но вдруг понял, что Мередит смеется.

— Помочь? — наконец проговорила она. — Вы, наверное, не все понимаете. Люди, ворвавшиеся в мой дом, — не обычные воришки из дешевого магазина. Это профессионалы. Или, лучше сказать, наемные головорезы.

— Наемные головорезы, — повторил за ней шериф. — И работают на этого парня, как его, Бен?

— Глен! Глен Календри. Мой бывший достопочтимый свекор. Он деятель международного профсоюзного движения и тесно связан с криминалом.

Хит не мог поверить собственным ушам.

— Тесно связан с криминалом?

— Точнее, с организованной преступностью.

Несколько секунд Хит в немом изумлении смотрел на нее.

— Мередит, термин «организованная преступность» обычно употребляется в отношении широко разветвленных и сложно организованных структур.

— Я это понимаю.

— Тогда не бросайтесь словами.

Она подняла на него полные слез глаза.

— Я не бросаюсь. И именно поэтому вы не можете мне помочь. Никто не может.

Шериф видел, что она говорила вполне серьезно, и растерянно переспросил:

— Организованная преступность? И это ваш бывший свекор?

— Да, — едва слышно ответила Мередит.

— Как же вас угораздило связаться с такими людьми?

— Совершила одну ужасную, глупую вещь.

— Какую?

— Вышла замуж.

— Замуж? Миллионы женщин выходят замуж.

Мередит уронила голову на грудь, светлые волосы рассыпались и, словно занавесом, скрыли ее лицо.

— Можете заключить, что у меня паршивый вкус на мужчин.

— Значит, ваш муж был связан с криминалом?

— Да.

— И вы все-таки вышли за него замуж?

— До свадьбы я ничего не знала. А потом было поздно.

— Хотите, чтобы я поверил, будто вы взяли в мужья человека и не заподозрили, что он не в ладах с законом?

— Дело ваше.

— Верится с трудом. Меня вы подозревали во всех смертных грехах.

— С тех пор я многому научилась и стала не такой легковерной.

Это уже было намеком.

— Хорошо, — парировал Хит. — Вы невзначай вышли замуж за бандита. Что дальше? Каким образом от семейного счастья докатились до кражи ребенка и в конце концов сделались жертвой убийц?

— Семейное счастье не состоялось, — горько возразила Мередит. — Один кошмар от начала и до конца. И я ничего не подозревала. Надо быть сумасшедшей, чтобы знать и выйти за него замуж. До свадьбы я считала его замечательным человеком.

Хит видел, что воспоминания причиняют ей настоящую боль. Чем черт не шутит, может быть, она и вправду такая наивная? Бесчисленное количество раз он ощущал, что в глубине души Мередит испытывала к нему симпатию, но готов был рискнуть последним долларом и утверждать, что эта женщина не имела опыта отношений с мужчинами.

— Ну ладно, — проговорил он. — Извините, я сморозил глупость. Конечно, вы ничего не подозревали.

— Честно, не подозревала. Кроме него, я знала всего одного мужчину — своего отца, а он был таким… — У Мередит перехватило дыхание. — Он был таким хорошим. Честным и добрым. Очень порядочным. Я думала, все мужчины такие. А потом узнала их лучше. И каждый, которого мне приходилось встречать, был в чем-то проходимец.

— Вот как?

— Я не имею в виду вас.

Ну, слава Богу. Хит на это очень рассчитывал.

— Значит, вы выросли в тепличных условиях и вас от всего оберегали?

— Это не совсем так. Я росла на ферме. Совсем другой мир. Крошечное сонное захолустье, где сосед помогает соседу. Родители меня не слишком оберегали — просто не от чего было.

— А как насчет телевидения и школы? Сегодня очень трудно отгородиться от жестокой реальности.

— Но только не в наших краях. Мы считались бедняками и не могли себе позволить такую роскошь, как телевизор. Школа была маленькой, и все ученики, такие же, как я, дети бедных фермеров. До ноября мы ходили босиком. А школьная форма была моим единственным купленным в магазине платьем. Все остальное шила мать, когда хватало денег на ткань. Мне было шестнадцать лет, когда у нас впервые появился холодильник. А до этого молоко держали в бадье со льдом.