Представление о принятии Русью христианства как чрезвычайно важном средстве преодоления национальной отсталости по сравнению с цивилизованными государствами Западной Европы и Византией легло в основу статьи академика Б.В. Раушенбаха «Сквозь глубь веков». Он пишет: «То, что произошло в конце X века в Древней Руси, было выдающимся событием в истории нашей Родины. Великий князь Владимир осуществил смелую государственную реформу, имевшую далеко идущие последствия. Я бы сравнил ее с реформой Петра I. Как и во времена Петра, тогда нужен был рывок в развитии страны, усвоение высших достижений передовых стран той эпохи. Владимир преследовал цель встать вровень с развитыми феодальными монархиями. Для этого надо было решиться на энергичное проведение феодальной реформы и связанные с ней глубокие преобразования». По словам Б.В. Раушенбаха, Руси «нужны были новое право, новые обычаи, новое общественное сознание, новые оценки событий. Старое язычество этого дать не могло. А „это“ лежало по существу готовым в Византии». Автор полагает, что «Киевская Русь не могла стать в один ряд с передовыми странами Европы и Востока, не могла выйти, говоря нынешним языком, „на уровень мировых стандартов“, не заимствовав у них ремесел, строительной техники, науки, культуры и многого другого. (Так позднее Петру понадобился опыт Западной Европы.) Все это тоже можно было взять в Византии». И «все это» было взято вместе с христианством, сыгравшим «в период раннего средневековья прогрессивную роль». [10. Раушенбах Б. Сквозь глубь веков//Коммунист. 1987. №12. С. 99, 101, 105.] Таково значение «крещения Руси», именуемое Б.В. Раушенбахом во избежание односторонности и ограниченности «государственной реформой Владимира». Теория заимствований, развиваемая Б.В. Раушенбахом, обедняет отечественную историю, лишая ее самобытности и национальных корней.

Таким образом, в исторических исследованиях постоянно и методично проводится мысль о жесткой взаимосвязи процессов феодализации и христианизации, на основании чего и делается вывод о прогрессивности крещения Руси, способствовавшего укреплению и развитию нового, прогрессивного, по сравнению с первобытнообщинным, строя.

Мысль о благотворном влиянии христианства на становление феодальных отношений в древнерусском обществе из трудов советских историков перешла в работы современных специалистов-теологов. Так, В.А. Никитин, рассуждая о социальных причинах христианизации Руси, пишет о том, что у восточных славян в ходе борьбы с внешними врагами сложились «племенные союзы, и постепенно на их основе возникла феодальная государственность. Непосредственно от патриархально-общинной формации, минуя рабовладельческий строй, восточные славяне перешли к феодальному. Этот процесс, происходивший на огромной территории в течение VII-IX веков, был в значительной мере облегчен и ускорен благодаря принятию христианства». [11. Никитин В.А. Православие в Киевской Руси//ЖМП. 1983. №1. С. 12-13.] В другой своей работе В.А. Никитин, рассуждая об историческом значении крещения Руси, просто цитирует соответствующий текст «Истории Киева», изданной к 1500-летию города: «Введение христианства на Руси сыграло большую роль в укреплении единства древнерусского государства. Церковь содействовала упрочению иного, прогрессивного по сравнению с рабовладельческим феодального строя, брала под защиту моногамную семью, выступала против обычая кровной мести, способствовала развитию письменности, литературы, искусства и монументального строительства. Принятие христианства способствовало широкому проникновению на Русь достижений византийской культуры, развитию связей с Балканами и другими странами Европы». От «себя» В.А. Никитин лишь добавляет: «Киевская Русь отныне (со времени крещения. — И.Ф.) приобщилась к христанской культуре и цивилизации, вошла в семью просвещенных европейских народов». [12. Никитин В.А. Слава и щит Руси // Богословские труды. Сб. 25. М., 1984. С. 282-283; См. также: История Киева. Т. 1. Древний и средневековый Киев. Киев, 1982. С. 126.]

По нашему мнению, подлинные причины введения христианства на Руси невозможно понять, отвлекаясь от предшествующих ему языческих преобразований. И здесь обращает внимание стремление киевской знати превратить свой город в религиозный центр восточного славянства. С этой целью языческое капище с изваянием Перуна, размещавшееся первоначально в черте древнейших укреплений Киева, выносится на новое место, доступное всем прибывающим в столицу полян. Источники позволяют установить примерное время, когда это произошло.

При заключении договора Олега с греками князь и «мужи его» клялись своими богами Перуном и Волосом. Как уже отмечалось, Перуну главным образом поклонялись в южных областях восточнославянского мира, а Волосу — в северных. Наличие в формуле присяги двух божеств (Перуна и Волоса) вполне естественно, поскольку в походе Олега на Царьград принимали участие как южные восточнославянские племена, так и северные. В походе на Константинополь преемника Олега князя Игоря состав участников почти не изменился. Но в тексте присяги нового соглашения назван лишь Перун, тогда как Волос не упомянут. Случайно ли это? Похоже, что нет. Здесь проглядывает желание киевских властителей утвердить приоритет Перуна над остальными богами восточных славян.

Следовательно, где-то в княжение Игоря (913-945), но до заключения его договора 944 года с Византией Полянский бог Перун был провозглашен верховным общеславянским богом. Это понадобилось для того, чтобы идеологически укрепить и обосновать господствующее положение Киева над остальными восточнославянскими племенами.

В середине X века отношения Киева с подвластными племенами резко обострились. Смерть Игоря послужила для них сигналом к восстанию. Киевские лидеры вынуждены были перейти к умиротворению «заратившихся» племен, для чего сбор дани посредством объезда данников, нередко сопровождавшийся насилиями со стороны киевского князя и его дружинников, был заменен «повозом», доставкой поборов в специально учрежденные для этого пункты — «повосты». Принятые меры распространялись не только на ближайших к Киеву соседей-данников, но и на тех, кто жил далеко на севере. Вместе с этим киевские правители отступили и в вопросе религиозном. Поэтому в договоре 971 года князя Святослава с византийским императором Цимисхием снова встречается Русь, которая клянется Перуном и Волосом.

Так неудачно закончилась попытка Киева придать Перуну статус всеславянского бога. Однако вскоре предпринимается новая языческая реформа, инициатором которой выступил князь Владимир. В 980 году он велел поставить «кумиры на холму вне двора теремного: Перуна древяна, а главу его сребрену, а ус злат, и Хърса, Дажбога, и Стрибога, и Симарьгла, и Мокошь. И жряху им, наричюще я богы». [13. ПВЛ. М.;Л., 1950. Ч. 1.С. 56.] Это была еще одна попытка возвеличить Перуна, но более осторожная и гибкая. Если раньше киевские политики поднимали только культ Перуна, то теперь он возглавил сообщество периферийных богов, которым поклонялись покоренные полянами племена. Отныне эти боги, подобно Перуну, должны были стать общеславянскими, но под его началом.

В исторической литературе нововведение Владимира издавна толкуется как проявление приверженности князя к язычеству, как торжество язычества над христианством. Но еще в дореволюционной науке было обращено внимание на политическую подкладку акции Владимира. Е.В. Аничков, написавший интересную книгу о язычестве в Древней Руси, усматривал в действиях Владимира свидетельство превращения князя и дружины в политическую власть, в результате чего Перун и приобрел «широкое государственное значение». Собранные же вокруг Перуна боги символизировали единение различных племен в рамках одного государства. [14. См.: Аничков Е.В. Язычество и Древняя Русь. СПб., 1914. С. 320,359.]

Отчетливую политическую направленность в языческой деятельности Владимира видел Б.Д. Греков. Князь «хотел собрать всех богов, которым поклонялись различные племена, и составить из них в Киеве пантеон, обязательный для всего государства. Владимир желал создать такую религию, которая могла бы крепче объединить все его государство». [15. Греков Б.Д. Указ. соч. С. 476.]