Но я больше не слушал отца. Меня беспокоило одно: как бы он не узнал о Катерине. Затаив дыхание, я сказал, делая вид, будто мною руководил лишь чисто исследовательский интерес к вампирам:

— Я не так уж много понял из этой книги. Не думаю, что она будет нам очень полезна.

— Это только пока, — пренебрежительно ответил отец и беззаботно вернул книгу на полку. — Я чувствую, что все вместе мы обладаем достаточным багажом знаний.

— Все вместе? — переспросил я.

Отец нетерпеливо взмахнул рукой.

— Ты, я и Основатели. Мы создали совет, чтобы справиться с этим. Сегодня состоится его заседание. И ты едешь на него.

— Я? — переспросил я.

Отец посмотрел на меня с раздражением. Я понимал, что выгляжу недотепой, но слишком уж много информации вертелось в моей голове, и я никак не мог переварить ее всю.

— Да. Мы возьмем с собой Корделию, она разбирается в травах и нечистой силе. Встреча состоится в доме Джонатана Гилберта. — Отец кивнул, давая понять, что разговор окончен. Я тоже кивнул, хоть и был удивлен. Джонатан Гилберт был преподавателем университета и немного изобретателем, и отец иногда не стеснялся называть его чудаком. Но сейчас это имя было произнесено с благоговением. В тысячный раз за этот день я понял, что мир действительно изменился.

— Альфред запрягает экипаж, но править буду я. Никому не говори, куда мы едем. Корделия уже поклялась хранить тайну, — добавил отец, выходя из комнаты. Через секунду я последовал за ним, но прежде сунул в задний карман Demonios.

Я сел впереди рядом с отцом, а Корделия, во избежание кривотолков, устроилась сзади. Было странно, что мы выезжаем утром, да еще и без лакея, который обычно правит лошадьми, и я поймал любопытный взгляд мистера Викери, когда мы проезжали мимо Голубых Хребтов, соседней усадьбы. Я помахал ему, но тотчас почувствовал руку отца на своей руке. Это был молчаливый приказ не привлекать к себе излишнего внимания.

Едва мы выехали на грунтовую дорогу посреди пустоши, отделявшую плантации от города, отец заговорил:

— Не понимаю твоего брата. А ты его понимаешь? Как может мужчина не уважать своего отца? Если бы я не знал его, я бы решил, что он в сговоре с кем-то из них, — сказал он, сплюнув на дорогу.

— Почему ты бы так решил? — Мне стало неуютно, и струйка пота пробежала вниз по спине. Я сунул палец за воротник и отдернул руку, нащупав марлевую повязку на шее. Она была влажной то ли от пота, то ли от крови, я не мог сказать точно.

Мысли мои путались. Предавал ли я Катерину, идя на это собрание? Предавал ли я отца, храня тайну Катерины? Кто нес добро, а кто зло? Ни в чем не было ясности.

— Думаю, потому, что у них есть определенное могущество, — сказал отец, ударяя хлыстом Блейза, как бы желая доказать свою правоту. Заржав, Блейз перешел на быструю рысь.

Я оглянулся на Корделию, но она бесстрастно смотрела прямо перед собой.

Они способны овладеть разумом прежде, чем человек поймет, что что-то не так. Они могут полностью подчинить своим чарам и прихотям. Один их взгляд заставляет человека сделать то, что они захотят. И к тому времени, когда человек понимает, что им управляют, уже слишком поздно что-либо изменить.

— Правда? — недоверчиво спросил я. Я мысленно вернулся в прошлую ночь. Сделала ли Катерина со мной что-нибудь подобное? Конечно, нет! Даже когда я был напуган, я все равно оставался собой. И все чувства были моими. Может, вампиры и могли подчинять себе людей, но Катерина определенно ничего со мной не сделала.

Отец довольно засмеялся.

— Конечно, им не всегда это удается. Есть надежда, что человек достаточно силен, чтобы противостоять такого рода влиянию. И я, разумеется, вырастил своих сыновей сильными людьми. Однако я очень хотел бы знать, что творится в голове у Дамона.

— Я уверен, с ним все в порядке, — сказал я и вдруг испугался, что Дамон может узнать Катеринину тайну. — Думаю, что он просто сам не знает, чего хочет.

— Мне плевать на то, чего он хочет, — сказал отец. — Он обязан помнить о том, что он — мой сын и должен меня слушаться. Настали опасные времена, намного более опасные, чем кажется Дамону. И ему следует понимать: если он не с нами, люди могут сделать вывод, что он симпатизирует нашему противнику.

— Мне кажется, он просто не верит в вампиров, — сказал я, чувствуя, как в недрах желудка зарождается приступ тошноты.

— Ш-ш! — зашептал отец, махнув рукой, чтобы я замолчал. Лошади, цокая копытами, уже скакали по городу, как раз мимо салуна, перед дверью которого мы увидели полубессознательного Иеремию Блэка с наполовину опустошенной бутылкой виски у ног. Конечно, я сомневался, что Иеремия Блэк слышит или хотя бы видит, что творится вокруг, но согласно кивнул, радуясь молчанию, которое даст мне возможность навести порядок в мыслях.

Посмотрев направо, я увидел Перл и ее дочь, прохлаждавшихся на железной скамейке перед аптекой. Я помахал им, но, встретив предупреждающий взгляд отца, подумал, что лучше как-нибудь в другой раз зайду поздороваться.

Я молчал, пока мы не добрались до противоположного конца города, где в неухоженном особняке, когда-то принадлежавшем отцу, жил Джонатан Гилберт. Дом, казалось, вот-вот развалится, и отец частенько шутил по этому поводу, но сегодня ничего не сказал.

— Корделия, — коротко позвал он, приглашая ее первой подняться по шатким ступенькам особняка.

Джонатан открыл дверь прежде, чем мы позвонили.

— Рад видеть вас, Джузеппе, Стефан. А ты, должно быть, Корделия? Я наслышан о твоем знании местных трав, — сказал он, подавая ей руку. Проведя нас через лабиринты коридоров к крошечной двери у центральной лестницы, Джонатан распахнул ее и жестом пригласил нас пройти вовнутрь. Наклоняясь, мы гуськом вошли в туннель длиной около десяти футов с шаткой лестницей на противоположном конце, молча вскарабкались по ней и оказались в маленьком помещении без окон, мгновенно вызвавшем у меня приступ клаустрофобии. В заляпанном воском подсвечнике, стоявшем на крашеном столе, горели две свечи. Как только глаза привыкли к тусклому освещению, я увидел Онорию Фелл, осторожно присевшую на кресло-качалку в углу, и мэра Локвуда с шерифом Форбсом, разместившихся на старой деревянной скамейке.

— Джентльмены, — сказала Онория, поднимаясь и приветствуя нас, как будто мы зашли на чай. — Боюсь, я не знакома с миссис… — Она подозрительно взглянула на Корделию.

— Корделия, — представилась та, переводя взгляд с одного лица на другое и всем своим видом демонстрируя, что здесь — последнее место, где она хотела бы находиться.

Отец неловко кашлянул.

— Она лечила Стефана, пока он приходил в себя после…

— После того как его невесте разорвали горло? — хрипло спросил мэр Локвуд.

— Господин мэр! — Онория прижала ладони к губам.

Пока Джонатан, наклонившись, выходил в коридор, я устроился на стуле с прямой спинкой как можно дальше от всех остальных. Я чувствовал себя не в своей тарелке, но, видимо, не настолько, как Корделия, неловко присевшая на деревянный стул недалеко от кресла Онории.

— Итак! — начал Джонатан Гилберт, возвращаясь в комнату. Он принес какие-то инструменты, бумаги и другие предметы, которые я даже не берусь назвать. Усевшись в битое молью бархатное кресло во главе стола, Джонатан провозгласил: — Приступим.

— Огонь! — мгновенно отреагировал отец.

Дрожь страха пробежала по моему позвоночнику. Огонь — это то, от чего погибли родители Катерины. Случилось ли это потому, что они тоже были вампирами? Действительно ли Катерина была единственной, кому удалось спастись?

— Огонь? — переспросил мэр Локвуд.

Отец кивнул.

— В Италии существуют многочисленные записи о том, что огонь убивает их так же, как обезглавливание или кол в сердце. И, конечно, существуют травы, способные защитить нас. — Отец кивнул на Корделию.

— Вербена, — подтвердила она.

— Вербена, — мечтательно повторила Онория, — как мило!

Корделия фыркнула.

— Это не более чем трава. Но если вы носите ее на себе, у вас есть защита от демонов. Говорят, что она также помогает исцелить тех, кто долго находился среди них. Для тех, кого вы называете вампирами, это яд.