Компоновка отсеков и палуб внешнего слоя не оставили его равнодушным. Корабль отвечал самым высоким боевым требованиям, теперь следовало понять, насколько подготовлен экипаж «Артемиды», с какой эффективностью командиры и операторы боевых постов способны использовать вверенную им техногенную мощь.

– Пума-1, прошу разрешения на посадку, – произнес он в коммуникатор.

– Пума-1, четвертый вакуумный док открыт. Данные для сближения в процессе передачи. Прошу включить автопилот для осуществления регламентированных процедур.

– «Артемида», понял вас, автопилот включен.

Истребитель изменил курс. Через минуту, отработав двигателями торможения и коррекции, «Пума» Дымова попала в поле удержания, и неодолимая сила мягко, но уверенно увлекла машину в открытый посадочный док.

…Старшие офицеры корабля встретили Дымова на предшлюзовой площадке.

Он спокойно вытерпел формальности, выслушал доклады командиров палуб, поймал немало настороженных, откровенно изучающих его взглядов, затем отдал команду «вольно», снял гермоперчатку, поздоровался с каждым из присутствующих.

Необычные чувства владели Глебом.

Он смотрел на незнакомые лица, еще не чувствуя контакта ни с кораблем, ни с экипажем, но уже понимая, что отвечает за их жизни, несет полную ответственность за боеспособность фрегата.

– Командор, в кают-компании все готово к обеду, – обратился к нему полковник Золотарев, временно исполнявший обязанности капитана «Артемиды». – Надеюсь, вы произнесете речь перед экипажем?

Дымов кивнул:

– Произнесу. Чуть позже. – Он натянул гермоперчатку и внезапно скомандовал: – Боевая тревога!

На лицах офицеров отразилось недоумение, некоторые скривились, несколько откровенно злобных взглядов скользнули по новому командиру, но не задели, не обожгли его.

– Групповая цель по левому борту!

До офицеров дошло, что он не шутит.

– Командир третьей артпалубы, ко мне!

Перед Дымовым тут же появился капитан Штокман. Низкорослый, коренастый, он держался спокойно, уверенно. Грубые черты лица и массивное телосложение выдавали в нем уроженца Эригона[11].

– Проверим боевые отсеки. Ведите, капитан.

По кораблю звучали сигналы тревоги. От предшлюзовой площадки Глеб в сопровождении командиров палуб, проследовал по короткому коридору к транспортной системе.

«Палуба три» – высветилось на дисплее, мягкая сила увлекла людей в стремительное контролируемое перемещение, на миг захватило дух, затем ощущение полета схлынуло, они стояли на платформе у развязки коротких тоннелей, ведущих внутрь боевых отсеков и орудийных башен.

Дымов произвольно избрал направление.

Предупреждая его вопрос, капитан Штокман поспешил с докладом:

– Орудийная башня номер двадцать восемь!

Глеб осмотрелся. Массивные люки боевых отсеков сияли индикацией гермозатворов, а вот коридоры оставались свободны, работало основное освещение, ни одна из герметичных переборок не опустилась.

– Десантный рейдер противника! Процедура насильственной стыковки осуществлена! – отчетливо произнес Дымов данные новой вводной.

Офицеры недоуменно переглянулись.

– Вы все уже мертвы, – обронил Глеб, заметив, что никто не отреагировал. – Обшивка взломана, вы погибли от декомпрессии. – Штокман, ведите.

Массивная герметичная дверь орудийной башни отворилась.

Внутри боевого поста тускло сияли голографические мониторы, куда бортовая кибернетическая система «Артемиды» транслировала условные маркеры групповой цели: пять корветов противника шли на сближение с фрегатом.

Офицер, управляющий орудийно-лазерным комплексом, вскочил, вытянулся в струнку:

– Господин командор, комплекс номер двадцать восемь к стрельбе готов!

– Фамилия?

– Лейтенант Савичев!

– Почему без гермоэкипировки? – Дымов отыскал взглядом опломбированную нишу с установленным в ней боевым скафандром.

– Тревога учебная. По регламенту…

– Ты погиб, лейтенант. Погиб бездарно. Не уничтожил корабли противника, не надел скафандра, не сделал ничего!

– Но…

– Молчать! Сколько прошло времени с момента подачи сигнала тревоги?

– Минута тридцать секунд!

– За это время ты, лейтенант, должен был успеть экипироваться и поразить группу целей. Теперь слушай меня внимательно. Даю тебе шанс все исправить. До декомпрессии отсека тридцать секунд! Действуй!

Чтобы вскрыть нишу с боевым скафандром и облачиться в него, Савичеву потребовалось две минуты.

– Майор Золотарев?

– Здесь!

– Почему офицеры несут боевую вахту без гермоэкипировки?

– Виноват. Мы в границах системы базирования.

– Это не оправдание! – резко заметил Дымов.

– Виноват, исправим!

– Капитан Штокман, перечислите поражающие факторы при прямом попадании в отсек.

– Декомпрессионный выброс, перепад температур, временный сбой кибернетических составляющих систем управления орудийным комплексом!

– Гибель лейтенанта, оказавшегося без скафандра, в расчет не принимается?

– Виноват!

Глеб снова обернулся к лейтенанту, который только что завершил процедуру герметизации боевой экипировки.

– Савичев, последняя вводная. Кибернетическая система управления огнем временно отключилась в результате прямого попадания, декомпрессии отсека, отказа энергоснабжения. До перезагрузки сорок секунд. Приказываю перейти на прямое мнемоническое управление подсистемой и уничтожить цели!

Лейтенант на миг растерялся, но затем, опомнившись, бросился к креслу, хотя его движения в бронескафандре выглядели крайне неуклюже.

Тридцать секунд потребовалось ему, чтобы соединиться через специальные модули импланта с контроллерами сервомоторов наведения.

Орудийно-лазерный комплекс произвел три залпа, затем орудия ушли в перезарядку, а лазер продолжал бить, хотя маркеры целей по-прежнему сближались с кораблем. Ни одна из мишеней не была поражена, и Глеб прекрасно понимал, почему все так произошло. Лейтенант не имел опыта прямого мысленного управления подсистемами. Он не ощущал себя частью кибернетического комплекса, его разум не привык напрямую воспринимать данные от сенсоров, и как следствие – полная дезориентация замедлила его реакцию, превратила в самое слабое звено уцелевших цепей управления.

Дымов, крайне раздосадованный таким результатом внезапной проверки боеспособности, отдал мысленный приказ кибернетической системе корабля, продублировав его вслух для напряженно наблюдавших за ним офицеров:

– Повтор симуляции с новыми исходными данными. Две групповые цели!

Голографические экраны мгновенно отобразили пять штурмовиков условного противника, появившихся из пространства гиперсферы, практически на дистанции атаки. Их прикрывало звено аэрокосмических истребителей класса «Фантом».

Глеб уже сидел в кресле, его рассудок мгновенно вошел в прямой нейросенсорный контакт с исполнительными подсистемами, орудийная башня с тихим гулом начала стремительный разворот, на седьмой секунде заработали гаусс-орудия комплекса, но не залпом, а поодиночке – каждое по определенной цели, отголоски работы сервомоторов точной наводки прорвались в помещение боевого поста, маркеры штурмовиков внезапно начали гаснуть, демонстрируя затухающие сигнатуры, истребители резко сманеврировали, уклоняясь от огневого контакта, но попытку отхода пресекла серия лазерных разрядов: ведущий истребитель взорвался, двум ведомым пришлось производить коррекции курса, чтобы избежать потоков когерентного излучения и столкновения с обломками уничтоженного лидера, но их маневр, ограниченный в выборе вариантов, завершился плачевно – обе машины настигли снарядные трассы.

– Двадцать пять секунд, – сообщил бесстрастный голос о результатах стрельбы, – все цели поражены. Израсходовано тридцать семь процентов оперативного боекомплекта.

Глеб отстегнул ремни, встал с кресла, поднял проекционное забрало своего гермошлема, обернулся к лейтенанту Савичеву: