Я шел, и при моем приближении в домах опускались ставни. Люди отводили глаза – одни от страха, другие от стыда. Впервые мне преградили путь на длинной узкой аллее, ведущей к Дому Смерти.
Двое служек. Эти болваны даже не попытались заговорить со мной. Они набросились сразу, без предупреждения, размахивая мечами самого неподходящего для них размера и веса. Одного я пнул в промежность, другого треснул рукоятью меча по переносице. Потом пошел дальше.
Очевидно, за моим продвижением из Дома Смерти наблюдали, ибо через миг-другой навстречу мне вышла целая толпа, и кое-кто в этой толпе даже не умел управляться с оружием. Конечно, с любым из них я бы живо разобрался, но их слишком много. И оттого, что большинство из них – бараны безмозглые, легче не становиться. От опытного воина хоть знаешь, чего ждать, а новичок опасен своей непредсказуемостью. Одна надежда, что те, кто умеет махать мечом, полезут в первые ряды – удаль показать.
Так оно и случилось. Я возликовал.
Поначалу я рубился сразу с шестерыми, а потом сделал вид, что им удается меня потеснить. Отступил, совсем немного, потом еще, потом побежал. Когда мои шестеро растянулись в линию, я повернулся и прыгнул.
Я все еще не обнажал меча. Я наносил удары рукоятью по головам, промеж глаз. Мне было по-прежнему противно убивать их; все равно, что котят резать. Правда, котят уж очень много, и они могут меня оцарапать, но все равно противно.
Когда я разобрался с шестерыми удальцами, остальные котята приготовились меня окружать. Вот и славно. Через толпу мне бы не прорубиться, а круг я прорву. Я дал им окружить себя, а затем подкатился под ноги и выбрался из круга. Нападающие со звоном сшиблись. Вышло не очень удачно. Чей-то меч слегка задел меня, и из дырки на штанах засочилась кровь. Погладил бы я этих котят против шерстки, да некогда. Я ринулся к дверям, пока никто не успел преградить мне дорогу. За спиной я услышал пение стрелы. Интересно, у кого ума хватило? Две стрелы вонзились в подошвы моих сапог, третья в руку. Но я уже распахнул двери, вбежал и захлопнул тяжелые створки за собой. Только тогда я позволил себе отдышаться.
Не так уж плохо. Рана на бедре пустячная, скорее длинная царапина. Вот рана в руке – это посерьезнее будет. Очень уж неудобно торчит стрела; другой рукой мне ее не выдернуть, не расширив рану. В конце концов я обломил стрелу, оставив в предплечье наконечник с частью ее древка. Либо мне вскорости вынут стрелу другие руки, либо эта рана не будет иметь значения. У мертвых раны не болят.
Стрелы в сапогах мне мешали ужасно. Засели они крепко, отодрать их можно только вместе с подметкой, так что их я тоже обломил. Получилось что-то вроде шпор. Собирайся я сейчас сесть верхом, они бы мне пригодились.
Все замечательно, но куда же мне теперь двигаться дальше? Неужели все жрецы выскочили наружу для расправы со мной? Плохо тогда мое дело. Если и не заблужусь в здешних лабиринтах, то непременно наткнусь на что-нибудь смертоносное: Дом Смерти как-никак, и оснащен он многими безобидными на первый взгляд предметами. Возьму в руку что-нибудь неподходящее. Или съест меня кто-нибудь. Почем я знаю.
Где-то неподалеку послышался звук шагов, и я пошел на этот звук, очень стараясь ни к чему не прикасаться и ни обо что не спотыкаться. Никакой надежды подобраться незаметно: проклятые шпоры клацают очень, вовсю. Единственный расчет на скорость. Так и есть: меня услышали. Шаги удаляются. Я прибавил ходу, и вскоре увидел того, кто убегал от меня. Молоденький послушник в совсем еще новых фиолетовых одеждах. Он тоже увидел меня и заметался, пытаясь удрать, но я догнал его, схватил за горло и повалил. У бедняги чуть глаза не вылезли на лоб – не оттого, что я его сильно сдавил, просто от страха. Я уперся ему коленом в грудь, продолжая левой рукой держать его за глотку. Правой рукой я извлек нож и выразительно поднял его повыше, чтоб лезвие поблестело как следует. Ни с одним человеком, хоть сколько-нибудь понимающим, что такое драка, я бы в жизни не сделал ничего подобного. Но этот худосочный заморыш никогда не дрался. Запугать мне его удалось отлично.
– Ну как, поговорим? – осведомился я, поднося лезвие к самым его глазам.
– Ч-что в-вам угодно? – просипел послушник.
– Мне нужен проводник в Зал Невидимого Света. И чтоб без фокусов. Если что, прирезать я тебя успею.
Мы встали и пошли. Почти в обнимку. Нож я держал у его горла. Я не боялся, что он вдруг взбрыкнет, но по дороге нам мог встретиться еще кто-нибудь. Пусть думает, что я взял заложника, и поостережется нападать.
За моей спиной послышался ритмичный грохот. Ломают дверь. Пусть ломают. Сомневаюсь, что у них хоть что-то выйдет.
Без проводника я давно бы заблудился или помер. Странное место. Не так я его себе представлял. Когда думаешь об обиталище Смерти, поневоле приходит на ум что-то зловещее. А на самом деле ничего подобного, все очень буднично, обыкновенно. Пыльные коридоры, пустые закоулки, обманчиво безопасные переходы… Никаких мрачных драпировок, леденящих кровь стенных росписей, никакого торжественного убранства. Только гнетущая тишина.
– Дальше ты должен идти один, – просипел мой проводник.
Я нахмурился.
– Нет, правда, – настаивал он. – Здесь никто из нас не ходит. Только паломники. Если мы ступим на эти плиты, мы умрем.
Передо мной простирался длинный коридор, вымощенный серым гранитом. Зернистый и шершавый по краям, в середине коридора он был гладким, как зеркало. Завершался коридор массивной каменной дверью без единого выступа. Я еще раз внимательно посмотрел на послушника. Не врет ли? Да нет, страх на его лице написан неподдельный.
– Ладно, пойду один. И что дальше? Как мне открыть эту дверь?
– Никак. Прикоснись к ней, она сама откроется.
– Или не откроется?
Послушник опустил глаза.
– Ты не прошел положенные обряды. Может, и не откроется. Не знаю, – в его голосе звучало отчаянье.
– Ладно, – я отпустил его и спрятал нож в ножны. – Не буду тебя пугать. И так напугал уже. Иди.
Бедняга замер, не в силах пошевелиться. Похоже, он был уверен, что в конце пути я его все-таки прирежу. Я ощутил легкие угрызения совести, но у меня не было на них времени. Я ступил на серый гранит, невольно ожидая, что он провалится подо мной. Но нет, все в порядке. Еще несколько шагов. Ничего страшного. Я выругал себя за нерешительность и зашагал к дубовой двери.