Бульон тоже оказался ничего. Правда пила я его из трубочки.

— так ты местная или приехала откуда?

Мне сложно было отвечать, каждое мое слово отдавалось болью в ребро. У меня была разбита губа и припухла щека. И Бог знает, что еще. Хорошо, что тут нет зеркала.

Я кивнула.

— я не нашел твоих документов.

Я бы сама хотела знать где они.

— ладно, поспи, утром заканчивается моя смена, не уверен, что тот врач окажется таким же сговорчивым как я.

— можешь отвезти меня домой?

Он посмотрел на меня как на сумасшедшую.

— тебе нужны уколы, ты сама прибежишь, когда взвоешь от боли.

В лежачем состоянии я была лишена обаяния и силой убеждения, но все же мы сошлись на том что я буду сама себе их делать. Он помог мне встать и дойти до рабочей его машины. Старый добрый фокус. Такой же как у меня, только черный. Сидеть оказалось сложнее чем я думала. Поэтому я просто легла назад, на заранее постеленный там старый плед и шерстяной платок.

— вы платки у бабушек тоже воруете?

— давно ли ты видела бабушек в платочках? Последний мой вызов был к бабуле, у которой первый раз давление поднялось только в семьдесят. Она так испугалась что думала, что умирает. Очень сложно уговорить человека который ни разу в жизни не пил таблетки, положить хоть одну под язык

Я рассмеялась.

Доктор тоже улыбнулся.

— смеёшься, значит жить будешь.

Ну спасибо. Я пока не планировала умирать.

Хвала тем, кто придумал обезболивающие, дорога оказалась для меня вполне терпимой. Только на кочках я чувствовала каждое движение своих рёбер, но не умирала при этом.

Врача звали Даниил, он отбывал наказание в нашем городе. Ему не повезло перейти дорогу какому-то глав. врачу, вот тот его на месяц в ссылку швырнули сюда. Тому не понравилось стремительное продвижение молодого парня по карьерной лестнице, и побоялся за свое место. Так как чувствовал, что у мальца есть все шансы. Данил сначала переживал, но как оказалось, здесь люди тоже болеют, а вот хороших врачей нет. Дело своей жизни можно было делать и здесь. Вот только оборудования не было хорошего. Но малец здесь развернул бурную деятельность. И вот уже как к пару месяцев работает в больнице, иногда приезжает на смены в травмпункт, заменять своего товарища в свободное время. Теперь его умоляют вернуться обратно, но пока Данил не готов покидать больных здесь. Еще и я свалилась на его голову. Это все он мне поведал пока мы минут двадцать добирались до моего дома.

Не думала, что я так скоро вернусь сюда.

Помимо любви к своей работе и людям, Даня оказался очень милым и стеснительным парнишкой. Он меня пожалел и решил помочь. Сначала он сходил в магазин и принес мне жидкой еды и воды. Потом сделал укол.

— я домой отоспаться, потом у меня смена в больнице. Вечером тебе нужно будет сделать себе укол самой. Завтра я приду после смены принесу еще поесть и… — вопрос застыл на его губах.

— ты не обязан со мной нянчится, я не маленькая девочка, — полуживым голосом сказала я. Кого я пытаюсь убедить.

Девочка, почти прозрачная от голода и усталости, с треснутым ребром и с разбитой челюстью. Но с большим желанием жить. Даня не стал комментировать мою тираду, потому что тут и так все было понятно.

Во времена моего детства мама на окошке выращивала шалфей. Запах терпкий, пряно-травяной, очень насыщенный. Мама говорила, что шалфей-трава здоровья. Даня у меня ассоциировался с шалфеем.

Доктор-спаситель-друг.

Еще неделю я не вылезала из кровати. Со мной был только нетфликс и гора таблеток. Даня по доброте своей душевной привез мне свой старенький ноут. Когда я обнаружила свою сумку, там были деньги. Наличка. Не очень большая сумма. Но не думала, что скажу это, но спасибо похитителям. С деньгами лежала записка. Естественно, напечатанная, а не написанная от руки.

«Не возвращайся никогда. Если хочешь, чтобы твоя сестра осталась целая».

Кто ещё мог знать нашу тайну? Телефона в сумке я не обнаружила, оно и к лучшему. Иначе бы я точно стала бы названивать Лисе и девочкам. Кто вышвырнул меня из моей жизни? Тот, кто знал правду.

Как только я смогла выходить и дома, я взяла ключи от машины и молилась про себя чтобы та завелась.

И о чудо. Лика, да ты везунчик.

Полгода без движения не сказались на автомобиле никак. Я доехала до аптеки купила еще обезболивающих и до ларька, взяла кое какую еду. Детское пюре с сельдереем, пару фруктовых и с индейкой. Я уже забыла вкус нормальной еды завтраков Киры, или любимых устриц Мари. Внешне я выглядела даже лучше, чем обычно, но душа моя страдала еще больше чем обычно. Меня одолевала тоска. Тоска по людям.

Та зарплата, что совсем недавно казалась мне не большой, снова стала огромной в этом городе. Я понимала, что денег мне не хватит на долго. Нужно искать работу. Но это как раз то что меня совсем не пугало. Ребра мои заживали, что не сказать о моих чувствах. Но я уверена, что совсем скоро я буду как новенькая.

Как-то раз, накинув капюшон на глаза я зашла в свои старый спорт бар. Здесь ничего не поменялось, хотя прошло больше чем полгода. Денис все так же был барменом, и третировал новенькую официантку. Я заказала кофе и оставила ей хорошие чаевые.

Перед уходом, я подошла к Денису

— можно воспользоваться у вас туалетом, — очень аккуратно спросила я, в ожидании реакции старого знакомого.

— для такой красивой девушки, можно все.

Значит не узнал.

— проходите прямо и налево.

Я скрылась за поворотом. Как раз к Денису подошли клиенты и отвлекли его разговором.

За стенкой у бара, стоя на носочках я рукой нащупывала самую верхнюю полку, которая была скрыта еще одним боковым стеллажом с виски.

Нашла. Мой блокнот. Коричневая обложка, которая покрылась пылью. Видимо генеральную оборку здесь делать не спешили. Что меня не огорчило конечно.

Уже сидя в машине я перелистывала страницы.

Зачем мне эта вещь? Она принадлежит той Лике, которая работала в этом баре. Она рисовала, когда ей было одиноко. Так она заполняла пустоту в душе, из-за отсутствия там тепла.

Я рисовала цветы, навеянные мне людьми. Ассоциациями. Нарцисс Денис — хорош собой, но очень самовлюблен. По нему страдала одна из наших постоянных посетительниц. Наверное, поэтому она и была постоянной потому что была влюблена в этого слащавого парнишку.

Это мне напомнило историю, которую я слышала в школе.

Нарцисс — он же герой легенды о цветке. Про сын речного Бога, юношу, самовлюбленного с холодным сердцем. Много прекрасных девушек он пленил своей красотой, но ни в одну не был влюблен сам. Так и нимфа Эхо страдала от неразделенной любви к Нарциссу, но он отверг ее. Поняв, что ей суждены вечные страдания, прекрасная нимфа ушла в горы, да там и умерла от тоски, оставив лишь голос, который вторил «Нарцисс, Нарцисс». Увидев это, Немезида — богиня возмездия, решила покарать высокомерного юношу. Она предрекла ему неразделенную любовь… к самому себе. Однажды, увидев вновь свое отражение в ручье, Нарцисс влюбился. Он не мог ни спать, ни есть, лишь часами сидел у ручья, боясь отойти, чтобы не потерять из виду свое отражение! От безысходности и печали Нарцисс умер, а там, где его душа покинула тело, вырос прекрасный цветок с поникшей головой.

Но я недоумевала, многое прекрасное имеет печальную историю. Надеюсь у Дениса все сложится хорошо, и он встретит ту, которую полюбит. Я вырвала первый листок и оставила его под дворником машины Дениса, с искренними пожеланиями счастья и уехала домой.

Мой блокнот был наполнен лилиями, лавандой, орхидеями, розами, ромашками и даже подсолнухи.

Я часами сжимала пальцами карандаш так, что оставались следы, а край ладони всегда приобретал серебристо-серый оттенок от листа и растушёвки. Уже дома я вынула карандаш из корки и открыла новый лист. Мне захотелось нарисовать Даню. Моего спасителя, повелителя анальгина и покорителя парацетамола. Короля бинтов и йода. Но карандаш застыл на пол пути к листу.